Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста - Резник Семен Ефимович (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Ни Вальц, ни другие члены факультета не подозревали, что Владимир Ковалевский как раз и принадлежит к этим нескольким. Ученый-эволюционист, увязывавший в своих исследованиях строение ископаемых животных с образом их жизни, а значит, и с их питанием, он невольно интересовался растениями минувших геологических эпох; поэтому «коварный» вопрос нисколько не затруднил бы его. Но его, разумеется, не спрашивали об этом, ибо члены факультета «спорили, очевидно, против принципа задавать письменные вопросы нарочно из таких отделов, которые предположительно лежат дальше всего от занятий испытуемого», как писал впоследствии Ковалевский. Шум длился больше часа; в конце концов предложение Синцова поставили на голосование и отклонили. Пришлось Ивану Федоровичу предложить вопрос из палеозоологии, но и теперь он выбрал то, что хуже всего мог знать магистрант.
В половине девятого вечера, когда все профессора разошлись по домам и остался только декан, Ковалевский сел в его кабинете писать «О мезозойских эхинодермах», то есть об иглокожих мезозойской формации.
Синцов заранее предвкушал победу. Но оказалось, что специалист по млекопитающим отлично знает и ископаемых иглокожих! Он написал небольшое, емкое сочинение, в котором не только обнаружил глубокую осведомленность, но изложил свои собственные, оригинальные суждения по разбираемому вопросу. На следующий день вновь состоялось заседание факультета, и Синцов не посмел отвергнуть письменную работу. Он «желал задавать новые вопросы, да и я не прочь бы писать на них», – как сообщил Владимир Онуфриевич в Киев. Однако кто-то из профессоров напомнил о статье университетского устава, допускающей «только один письменный ответ». Для Синцова эта статья была полной неожиданностью, и он «освирепел отчаянно, видя, что я ускользаю из его лап».
Итак, победа осталась за Ковалевским. А Иван Федорович оказался посрамленным в глазах всей профессорской корпорации.
Правда, он опять заявил, что подаст особое мнение; что один из экзаменационных листов не подписан и он воспользуется формальным поводом для протеста. Но при проверке экзаменационные листы оказались в полном порядке…
Это мелкое жульничество особенно взорвало Ковалевского. Он решил окончательно изобличить Синцова как человека не только бездарного, но лживого и подлого. Поддержанный Сеченовым, он подал Вальцу (только что избранному деканом) прошение о повторном частном испытании в присутствии всего факультета.
Синцов не ожидал такого хода! Новая схватка с Ковалевским, силу которого он уже ощутил, его откровенно пугала. Он сказал, что не желает ломать комедию, так как вполне убедился в невежестве магистранта.
«Я хочу непременно, чтобы мне назначили новый экзамен, – написал Ковалевский брату, – т[ак] к[ак] буду записывать ответы, и хотя, конечно, он освирепел и, зарвавшись в такую грязь, натянет все постромки, но я этого не опасаюсь, т[ак] к[ак] всю геологию и палеонтологию знаю хорошо».
Владимир Онуфриевич не учел, что Синцов теперь сменит тактику, чтобы ни за что не допустить публичного спора.
Первый вопрос касался девонской формации в Америке.
Ковалевский назвал основные подразделения этой формации и отметил, что американские геологи ввели дробное подразделение, включающее 19 этажей, но они не имеют резких границ, ибо окаменелости переходят из этажа в этаж. Он добавил, что в Европе девон подразделен более рационально – на три большие ступени, и, так как установлен четкий параллелизм между американским и европейским девоном, он подробно расскажет о распределении по этажам девонских окаменелостей Европы.
Но Ивана Федоровича не интересовали ответы по существу. Он потребовал перечислить 19 этажей американского девона. Ковалевский ответил, что за такими подробностями ученые обращаются к справочникам; никто не держит их в голове.
– Между тем я считаю это нужным, – жестко возразил экзаменатор. – Скажите мне, чем резко отличается американская девонская формация от европейской.
Ковалевский ответил, что решительно ничем и что трудно привести другой пример, когда бы две формации, столь удаленные друг от друга географически, были настолько сходными, что даже все встречающиеся в них роды моллюсков идентичны.
Ответ был не совсем точным: Ковалевский еще не знал самых последних исследований, согласно которым один род моллюсков встречается в американском и отсутствует в европейском девоне. Но не Синцов мог поймать магистранта на такой микроошибке! Он, однако, заявил с вызывающим высокомерием, что американский девон имеет важное отличие и оно должно быть известно всякому.
– Я считаю ответ по геологии неудовлетворительным, – подвел итог экзаменатор.
(После экзамена по просьбе Ковалевского Мечников спросил Синцова, что он имел в виду под «важным отличием» американского девона от европейского. И тот сказал, что оно заключается «в присутствии в некоторых слоях кремней с органическими остатками и в появлении наземной флоры». Ковалевский мог только прийти в изумление от потрясающего невежества экзаменатора. Он хорошо знал, что кремни с органическими остатками повсюду встречаются в европейском девоне «и говорить, что они составляют особое отличие американского девона, есть величайшая нелепость». А наземная флора в европейском девоне была открыта даже раньше, чем в американском. Таков был «уровень» экзаменатора, решившего во что бы то ни стало «обрезать» крупнейшего геолога и палеонтолога своего времени!).
Вопрос по палеонтологии был еще более наглым. Он касался членистоногих палеозойской эры, причем Иван Федорович потребовал описать наружный вид перечисленных им родов. Ковалевский ответил, что помнить диагнозы многих сотен родов невозможно и не нужно, для этого имеются справочники.
– А я считаю это важным и ответ по палеонтологии считаю неудовлетворительным, – с торжеством объявил Синцов.
Для третьего, практического, вопроса он извлек из кармана какой-то кулек и, развернув его, высыпал на стол горсть ракушек, собранных им в поездке по Бессарабии.
– Извольте мне определить предлагаемые третичные раковины, – потребовал экзаменатор, а кто-то из профессоров, видя, сколь они мелки, услужливо протянул Ковалевскому лупу.
– Всякому геологу известно, что в одном, например нижнем, олигоцене заключается до 800 видов и потому определять их на память невозможно, – ответил Ковалевский и предложил Синцову «всыпать этот сор обратно в карман».
Иван Федорович встал и сказал, что он не желает больше спрашивать. Экзамен длился не больше пяти минут.
Плюнув на все, Ковалевский уехал в Киев, в несколько дней продиктовал стенографистке диссертацию, чтобы защищать ее и сдавать экзамены в Петербурге. О новом своем намерении он написал Мечникову и просил выслать оставленный в Одессе диплом.
Илья Ильич пребывал в ужасной тревоге. Его жена Людмила Васильевна, с которой он обвенчался три года назад, больная чахоткой, лечилась на заграничных курортах. И вот он получил телеграмму, что состояние ее резко ухудшилось и она умирает. Он тотчас оформил отпуск и, получив за несколько часов до отъезда письмо Ковалевского, ответил торопливой запиской.
«Я не имею времени подробно потолковать с Вами, но вкратце скажу Вам свое мнение, если позволите. По-моему, Вам теперь не следует ехать в Петербург. Вам придется иметь дело с двумя лицами, которые друг к другу относятся крайне враждебно. Находясь в хороших отношениях с Ерофеевым, Вы уже этим самым возбудите против себя Иностранцева, который к тому же принадлежит к числу особенно терпимых людей.
Диплом Ваш будет выслан Вам завтра».
То ли эта записка, то ли обычная склонность Владимира Онуфриевича быстро менять решения, а скорее всего известие о скором возвращении из-за границы Головкинского заставили его опять добиваться своего в Одессе.
Новое появление Ковалевского побудило Синцова снова «трубить» о невежестве Владимира Онуфриевича, и ему невольно стал поддакивать Вальц: он продвигал Ивана Федоровича в ординарные. Вальц даже сказал Сеченову:
