«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым - Завада Марина Романовна
— Мой личный характер здесь совсем ни при чем.
Как экономист я всегда выступал против того, чтобы считать Стабфонд чем-то неприкосновенным. И остаюсь на этой позиции. Деньги нужно тратить внутри страны. Естественно, не все. Какую-то часть непременно следует сохранять в виде резерва. Собственно, тут я не оригинален. Многие экономисты так говорили. Кстати, и Владимир Путин придерживался схожих взглядов. Это была его инициатива разделить Стабфонд на Резервный фонд и Фонд благосостояния. Последний предполагалось пустить на развитие экономики, социальные нужды. Жаль, к хорошему делу вовремя не приступили. И вторая часть средств тоже оставалась замороженной.
— А нам показалось, что весной, выступая в Думе, премьер взял Алексея Кудрина под свою защиту.
— Я бы так не сказал. Напротив, в программе антикризисных мер, представленных правительством в Думу, впервые отмечено, что особенности российского кризиса вызваны диспропорциями, появившимися в предшествующий период. И хотя в документе не названы конкретные лица, ясно: речь о неудавшейся политике правительственных финансистов.
В любом случае диспропорции образовались кричащие. Сорок процентов валового внутреннего продукта у нас создавалось и создается за счет экспорта сырья. Доля промышленных предприятий, занятых разработкой и внедрением новых технологий, едва достигает десяти процентов. Как при таком крене справиться с кризисом, обрушившим спрос на наше сырье? Длительный отказ от вливания накапливаемых средств в реальную экономику, упрямое вложение их в американские казначейские бумаги вместо использования внутри страны для диверсификации экономики… Как следствие Россия, скорее всего, будет выходить из рецессии во втором эшелоне — после развитых стран.
— Итак, сегодня, когда мы пытаемся защититься от финансовой встряски сохраненной «подушкой» безопасности, вы не изменили своего мнения насчет того, что давно надо было начать вкладываться в инновации, дороги, порты, развитие инфраструктуры и это больше самортизировало бы удары?
— Я только укрепился в своем убеждении: Стабфонд был в первую очередь необходим для перевода экономики на инновационные рельсы, для ее реструктуризации, в том числе для поддержки обрабатывающей промышленности.
— Экс-министр экономики Герман Греф, вместе с Кудриным неуступчиво охранявший Стабфонд, отбиваясь от страждущих его раскурочить, объяснил: стоит это сделать, как деньги неизбежно разворуют. Незатейливо для члена правительства, но ведь — аргумент?!
— Жуликов надо ловить, а не деньги перепрятывать… К тому же в качестве главной причины, по которой уготовленные на «черный день» громадные деньги лежали без движения, назывался страх перед инфляцией. Мол, она взлетит, если начать тратить накопленное. На одном из представительных совещаний я спросил: «Какая может быть инфляция при строительстве дорог? Работы только подстегнут выпуск бетона, цемента, металла…» Но у наших финансистов монетарный взгляд на инфляцию. Они опасаются пустить в оборот дополнительную денежную массу. А реально инфляция куда сильнее растет оттого, что у нас колоссальная монополизация. Цены взвинчиваются в результате не только сговора, но и вытеснения конкурентов.
— Однако, как ни крути, получается: сейчас страну выручает только «подушка».
— Мы уже истратили очень много. И что? Золотовалютные запасы существенно снизились. Дефицит бюджета будет огромным. И в этом году, и, очевидно, в следующем. Это впервые с 1999-го, когда начали складываться профицитные бюджеты.
— Значит, правы те, кто говорит: от «подушки» скоро останется пустая наволочка?
— Наволочка не наволочка… Разве об этом речь? Спор идет о том, что следовало тратить, что хранить.
— То есть о пропорциях?
— На умном уровне — о пропорциях… Сегодня дискуссия носит уже исключительно теоретический характер. Раньше надо было сопоставить два сценария развития событий в период катаклизмов. Один, когда за счет нефтедолларов делаются важные шаги в пользу диверсификации экономики. И второй, когда деньги копятся на случай кризиса. Сейчас можно только гадать, как было бы лучше. Но я не сомневаюсь: гораздо лучше было бы встретить кризис при измененной структуре экономики.
— Что не сделано, то не сделано… Куда, по-вашему, в первую очередь следует направить усилия сейчас?
— Перед нами триединая задача. Почему я говорю триединая? Потому что все три направления тесно связаны, взаимообусловлены. Первое. Следует минимизировать неизбежные потери, которые есть и будут в экономической и социальной сферах. Второе. Необходимо выявить точки роста, создать их иерархию для того, чтобы оптимизировать выход из кризиса. Третий момент: надо выстроить новую модель экономики с учетом ошибок и недостатков докризисного периода. Эти три задачи предстоит решать в комплексе. Понятно, что правительство вынуждено закачивать немалые средства, спасая то или иное градообразующее предприятие или остановившийся завод, где заняты десятки тысяч рабочих. Вместе с тем за пожарными мерами нельзя упускать из виду стратегические цели.
— Почти одновременно российским правительством был подготовлен пакет антикризисных мер, а конгрессом США принят План стимулирования экономики страны. План Обамы, на первый взгляд пафосный (его артикулированная цель — влить новую жизнь в «американскую мечту», перебросить мост в будущее), при ближайшем рассмотрении практичен. В Америке увеличены «умные» инвестиции — в науку, передовые технологии, образование, возрастают траты на медицину. Американцы хотят быть конкурентоспособными завтра, потому делают ставку на совершенствование образования, приведение его в соответствие с новыми вызовами. Здравоохранение модернизируется, тоже исходя из рациональных соображений: нация должна выйти из кризиса здоровой. Вам не кажется, что наш пакет антикризисных мер менее амбициозен? В нем много сил направлено на латание дыр, а это, как показывает жизнь, выручает на короткое время.
— Вы верно подметили, что утвержденный в феврале 2009 года закон Обамы — Байдена очень амбициозен. (Подходит к книжному шкафу и берет небольшую брошюру.) Смотрите, в преамбуле прямо сказано: «Этот закон следует рассматривать как план инвестиций, связанных с вхождением американской экономики и общества в XXI век, на новую технологическую платформу конкурентоспособности». В Штатах не сомневаются: выход из кризиса должен быть обусловлен прорывом на новый технический уровень. Оттого увеличивают затраты на науку. То же самое, безусловно, с человеческим капиталом.
У нас — иная картина. Когда министерствам дают задание сократить на их усмотрение расходы, допустим, на пятнадцать процентов, они первым делом жертвуют научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими разработками. Между тем НИОКР непременно должен относиться к защищенным статьям любого бюджета. Но именно его — из практики знаю — пускают под откос. И на госпредприятиях, и в частных компаниях. Если бизнес оказывается в затруднительном положении, например не хватает средств для выплаты зарплат, редко кто станет печься о будущем. ТПП провел опрос в семистах двадцати фирмах. Только треть руководителей сказали, что выход из кризиса связывают с выпуском новой продукции. Остальные рассчитывают на сокращение штатов. НИОКР повсеместно вымывается. Но если мы не будем заботиться о науке, то окажемся в хвосте вереницы стран, которые после рецессии неизбежно выйдут на более высокий технико-технологический уровень.
Что же до «латания дыр», то согласен: когда мы даем тем, кто страдает из-за кризиса, это паллиативная мера, выручающая ненадолго. Но, приходя на выручку терпящим бедствие предприятиям, надо выставлять им жесткие условия: требовать роста, большей эффективности, внедрения инноваций. Того, что связано с будущим.
— Выживание в период кризиса для человека обычно предполагает экономию. Писали, что некоторые жители Нью-Йорка, совершавшие покупки в супермаркетах, стали ездить за дешевыми продуктами и кроссовками в Чайна-таун, от которого в плане шоппинга прежде воротили носы. По примеру Элеоноры Рузвельт первая леди Америки Мишель Обама разбила огород на лужайке Белого дома. А что значит для государства потуже затянуть пояс?
