Дзержинский - Тишков Арсений Васильевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Подготовить эти документы коллегия поручила Дзержинскому вместе с Петерсом и Ксенофонтовым.
За составление проекта объявления принялся Ксенофонтов. За текст обращения к Советам взялись Дзержинский и Петерс.
Спустя некоторое время Ксенофонтов читал свой проект:
— «Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией при Совете Народных Комиссаров доводит до сведения всех граждан, что до сих пор комиссия была великодушна в борьбе с врагами народа, но в данный момент, когда гидра контрреволюции наглеет с каждым днем, вдохновляемая предательским нападением германских контрреволюционеров, когда всемирная буржуазия пытается задушить авангард революционного интернационала — российский пролетариат, Всероссийская Чрезвычайная комиссия не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами, саботажниками и прочими паразитами, кроме беспощадного уничтожения на месте преступления...»
— Подожди, — прервал Петерс, — все правильно, но что-то ты здорово закрутил: «гидра», «паразиты». Так официальные документы не пишут.
— Пусть остается так. Иван Ксенофонтович написал по-своему, по-рабочему. А мы, Яков Христофорович, обращаемся главным образом к рабочим, — сказал Дзержинский. — Но нужно обязательно добавить, что мы действуем не самочинно, а «основываясь на постановлении Совета Народных Комиссаров».
— «…а потому объявляет, — продолжал чтение Ксенофонтов, — что все неприятельские агенты и шпионы, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, организаторы восстаний и участники в подготовке восстания для свержения Советской власти — все бегающие на Дон для поступления в контрреволюционные войска калединской и корниловской банды, продавцы и скупщики оружия для отправки финляндской белой гвардии, калединско-корниловским… войскам для вооружения контрреволюционной буржуазии Петрограда будут беспощадно расстреливаться отрядами комиссии на месте преступления».
— Все?
— Теперь все, Феликс Эдмундович.
— Там, где вы говорите о лицах, бегущих для вступления в. белые армии Каледина и Корнилова, добавьте: «и польские контрреволюционные легионы». Соответственно следует добавить: «и довбор-мусницким войскам» — там, где речь идет о скупщиках и продавцах оружия, — предложил Дзержинский.
— Стоит ли? Всякой сволочи много, всех не перечислишь, — усомнился Петерс.
— Нет, нет. Обязательно добавить! Во-первых, польская контрреволюция не менее опасна, чем русская, а во-вторых, все знают, что председатель ВЧК поляк, и умалчивание о легионах генерала Довбор-Мусницкого будет бросать тень на меня, — настоял Дзержинский.
С этими поправками объявление ВЧК и появилось 23 февраля в «Известиях ЦИК».
Там же была опубликована и радиограмма ВЧК всем Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. ВЧК подробно информировала Советы о положении, создавшемся вследствие германского наступления, о раскрытых контрреволюционных заговорах и просила беспощадно расстреливать всех «уличенных в той или иной форме в участии в контрреволюционном заговоре». Давался более четко сформулированный и ограниченный перечень преступлений, влекущих за собой расстрел. «Хулиганы, саботажники и прочие паразиты» из перечня были исключены.
В конце обращения предлагалось «для постоянной беспощадной борьбы немедленно организовать в районах чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, если таковые еще не организованы».
В упорных боях под Псковом, Равелем (Таллин) и Нарвой первые отряды Красной Армии, петроградские в эстонские красногвардейцы, балтийские моряки и революционные части старой армии, в состав которых входили латышские стрелки, стойко отражали натиск вооруженных до зубов немецких войск. Но молодая Советская республика не могла бы выдержать длительной войны с германским империализмом. Ленин отчетливо понимал, что продолжение войны означает гибель Советской власти, и настойчиво добивался в ЦК немедленного заключения мира.
Против Ленина, за «революционную войну», выступали «левые коммунисты» Бухарин, Урицкий, Ломов, Бубнов. Троцкий гнул свою линию — «ни войны, ни мира». Это по его вине ЦК вынужден был обсуждать 23 февраля условия мира, гораздо более тяжкие, чем первоначально предъявленные Германией. Он, Троцкий, возглавлявший советскую делегацию на мирных переговорах в Бресте, нарушив прямую директиву Председателя Совнаркома Ленина, заявил немецким представителям, что Советское правительство отказывается подписать мирный договор, но войну прекращает и демобилизует свою армию. Этим и воспользовалось германское командование для своего нового наступления.
Твердость и непреклонность Ленина в конце концов победили. Семью голосами против четырех, при четырех воздержавшихся Центральный Комитет принял решение мир заключить. В ту же ночь ВЦИК и Совнарком также приняли новые условия мира.
Дзержинский на заседании ЦК был на стороне «левых коммунистов». Вернувшись поздно ночью в свой кабинет, он заново переживал все перипетии этого бурного заседания. Как председатель ВЧК, он прекрасно знал, что для продолжения войны нет ни необходимой военной силы, ни экономических ресурсов. Умом понимал, что Ильич прав, но рука не поднималась проголосовать за то, чтобы отдать немцам огромные территории, в том числе и родные ему Польшу и Литву. Правда, он не голосовал против Ленина. Воздержался. Объяснил это тем, что не желает голосовать против заключения мира, чтобы не содействовать расколу в партии.
А когда Бухарин, Ломов, Бубнов и Урицкий подали заявление об уходе со всех ответственных партийных и советских постов и Ленин обратился к ним с просьбой не бросать дела в Совнаркоме в такой трудный момент, он решительно поддержал Владимира Ильича, с негодованием призывая их не быть «саботажниками и не портить работы».
С горечью думал Феликс Эдмундович о том, что на какое-то, пусть непродолжительное время он позволил эмоциям восторжествовать над разумом, позволил увлечь себя пышными, но пустыми фразами о «революционной войне» и быстром наступлении германской революции. Да, он верил — революция в Германии будет, но прав, как всегда, Ленин: революцию невозможно приурочить к определенному сроку, и строить на этом политику нельзя.
Решение принято. Прочь колебания и сомнения! Как верный солдат партии, он будет активно бороться за линию ЦК.
Его размышления прервал Ксенофонтов.
— Феликс Эдмундович! Поймали этого бандюгу, что от имени ВЧК грабил буржуев в ресторанах. При обыске у него на квартире нашли, — говорил Ксенофонтов, вываливая из портфеля на стол драгоценности, бланки и штампы ВЦИК, ВЧК, Народного комиссариата иностранных дел и других советских учреждений.
— Кто этот мерзавец?
— Князь Эболи. Но действовал он под фамилиями Долматов, Нанди, Маковский…
Коллегия ВЧК единогласно постановила князя Эболи за грабеж и дискредитацию советских учреждений расстрелять. Дзержинский первым поставил свою подпись на этом первом приговоре ВЧК.
— Помните, товарищи, как мы мечтали о том, что пролетарская революция сможет обойтись без смертной казни, — говорил Дзержинский, — а теперь сама жизнь, неумолимая борьба классов сказала: нет, не может! Мы будем применять смертную казнь во имя счастья миллионов рабочих и крестьян.
Советское правительство переехало в Москву. IV Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов 15 марта 1918 года по докладу Владимира Ильича Ленина ратифицировал Брестский мирный договор. С содокладом против ратификации выступал левый эсер Камков.
Потерпев поражение на съезде, левые эсеры вышли из Совнаркома. Но они остались в Советах и во ВЦИК, превратившись в оппозиционную к правительству, но все же советскую партию.
Мирная передышка дала возможность стране сосредоточить свои усилия на решении задач советского и хозяйственного строительства, поставленных Лениным в его работе «Очередные задачи Советской власти». Ленинский план социалистического строительства, одобренный Центральным Комитетом и утвержденный ВЦИК, приходилось осуществлять в крайне тяжелой обстановке. К общей хозяйственной разрухе присоединился голод. Кулаки и спекулянты прятали хлеб, не желая продавать его по твердым ценам. Контрреволюция всех мастей, начиная от махровых монархистов до соглашателей, делала ставку на голод как на орудие свержения Советской власти. Борьба за хлеб становилась борьбой за социализм.
