Танкист на «иномарке». Победили Германию, разбили Японию - Лоза Дмитрий Федорович (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
На всю глубину операции была организована и постоянно велась санитарно-эпидемиологическая разведка. С этой целью за первым эшелоном 9-го механизированного и 5-го танкового гвардейских корпусов следовали подвижные отделения санитарно-эпидемиологических отрядов армии. Это помимо того, что в медсанбатах названных соединений имелось по эпидемиологическому взводу. Отрядам были приданы силы и средства обмывочно-дезинфекционных рот, которые, в случае необходимости, обеспечивали санитарную обработку личного состава.
Отряды имели штатные специальные противочумные отделения. Наряду с этим, предусматривалось привлечение в помощь последним подвижных отделений по особо опасным инфекциям фронтовых санитарно-эпидемических лабораторий.
К счастью, эти подразделения оказались «безработными», не возникло потребности в их развертывании.
Большое внимание уделялось обследованию и санитарной охране колодцев.
В пустыне Гоби мы впервые столкнулись с необычным для нас – «западников» – явлением: от перегрева у нескольких танкодесантников случился солнечный удар. Я уже рассказал, как была налажена защита от перегрева в дальнейшем.
К третьему дню операции картина системы этапного лечения и эвакуации по назначению в соединениях Забайкальского фронта имела, прямо скажем, неприглядный вид.
ФГБ находилась в исходном районе развертывания. Корпусные медицинские пункты нередко находились в 80–90 км от линии фронта. Армейские госпитали остались в Предхинганье. Причиной всему этому послужила нехватка горючего и раскисшие дороги через горы. С выходом на Центральную Маньчжурскую равнину медицинская служба в войсках была представлена штатными силами и средствами бригад корпусов и передовыми группами армейского ГЛР.
Надо отметить, что и особой надобности в санитарной помощи войска не испытывали. В Захинганье основная нагрузка выпала на долю санитарно-эпидемиологических подразделений и частей, которые обследовали территории, источники водоснабжения, захваченные японские продовольственные запасы.
С выходом соединений танковой армии в район Лубэя в танках кончилось горючее. Южнее этого города был оборудован полевой аэродром, на который военно-транспортные самолеты доставляли в первую очередь дизтопливо.
Здесь сразу же развернули эвакоприемник. Медицинские группы сопровождения частей и соединений доставляли сюда раненых и больных. Авиаторы обратным рейсом эвакуировали последних во фронтовые госпитали.
В ходе дальнейшего наступления в юго-восточном направлении к Мукдену, Дайрену и Порт-Артуру в походных порядках частей 5-го танкового и 9-го механизированного гвардейских корпусов, как и до этого, находились все штатные медицинские подразделения, а также большие медицинские группы армейских госпиталей. Эти учреждения при потребности развертывали часть сил и средств, принимали пострадавших, оказывали им помощь. Остальным составом продолжали следовать за войсками.
Именно в этот период стремительного наступления объединений Забайкальского фронта в глубь вражеской территории развернулись лишь некоторые армейские госпитали и группы фронтовых госпиталей в Хайларе и Ван-Мяо.
К исходу операции на транспортных самолетах в Мукден и Дайрен были переброшены два полевых госпиталя.
Практически медицинская служба армейского и фронтового масштаба за время боевых действий оставалась в свернутом состоянии по причине малого количества раненых и больных. С ними успешно справлялось низовое войсковое медицинское звено.
В Москве
Сорок седьмой год. Продолжаю усиленную подготовку к сдаче экзаменов в академию. Я хотел пойти учиться в бронетанковую, но на армию пришло всего четыре места, которые забрало штабное начальство высокого ранга. Нам – низшему командному звену – не досталось.
А уехать на учебу ох как хотелось. Батальона – сильной боевой единицы – не существовало. Как известно, остались в парке, на деревянных подставках, одни снятые с «Шерманов» башни с понуро опущенными к земле длинноствольными пушками. Как увидишь эту картину – сердце обливается кровью. Были танки – и нет их.
Оказались свободными три места в Военную академию имени М.В. Фрунзе. Я решил время не терять и написал рапорт о желании учиться в этом высшем учебном заведении. Надо было уехать во что бы то ни стало.
В конце февраля – начале марта мы, три офицера, сдали предварительные экзамены в Хабаровске и были зачислены абитуриентами «Фрунзевки». Основные экзамены предстояло сдать в Москве – в июле – августе.
Мне и Николаю Радину предстояла дальняя дорога. Программа подготовки к главному экзамену – в руках. День и ночь штудирую, готовлюсь, благо в батальоне нет техники, а значит, и объемных по работе парковых дней, вождения и стрельб. Боевая подготовка в батальоне еле «теплилась»: изучали уставы, несли караульную службу, знакомились с политическими документами того времени. Это позволяло мне больше времени расходовать на свое «самообразование».
В начале мая меня и Николая Волкова вызвал к себе командир корпуса гвардии генерал-лейтенант Михаил Волков (отец Николая), который поставил, как говорится, точки над «i», сказав: «Николаю и вам обязательно надо поступить в академию, поскольку серьезная подготовка возможна только в ее стенах. Вам положены отпуска: творческий и за этот год – очередной. Я распоряжусь, чтобы вы сдали свои должности. После этого получите соответствующие отпускные документы и собирайтесь в дорогу. Жить и готовиться к экзаменам будете на моей даче в Останкино».
С этого дня я с Николаем-югославом стал собираться к отъезду. Через две недели мы распрощались с друзьями и отбыли в отпуска, но не отдыхать, а напряженно работать.
Утром прибыли в Читу. До отхода поезда в Москву оставалось около пяти часов. Я счел своим священным долгом посетить братскую могилу, в которой покоился прах гвардии капитана Николая Богданова. Радин знал туда дорогу. Купили цветы. Быстро добрались до кладбища. Два однополчанина стояли у могилы друга, учителя, наставника, замечательного, умного, отважного офицера, прошедшего большой фронтовой путь, награжденного четырьмя боевыми орденами и таким нелепым образом закончившего жизненный путь. Тяжело нам здесь – в читинском сосновом бору. Не легче будет в Москве, перед его родителями – матерью Евдокией Яковлевной и отцом Николаем Николаевичем. Придется подробно рассказывать всю трагедию гибели их единственного сына.
Время возвращаться на вокзал. Скоро отправление поезда. Мы продолжаем стоять в скорбном молчании. Я не сомневался, что это наше последнее посещение могилы Богданова. Когда сюда еще приведет жизненная дорога?.. На обратном пути Коля с дрожью в голосе произнес: «Вряд ли удастся когда-либо еще раз склонить голову над местом погребения Николая Николаевича». Его слова оказались пророческими.
Многие могилы однополчан, разбросанные на родной земле, в городах и селах восточноевропейских стран, мне не удалось и уже не удастся посетить. Но мои павшие «эмчисты» в памяти на всю оставшуюся жизнь!
И вот мы в Москве. Остановились у Богдановых в Мало-Песковском переулке, что между Арбатом и Собачьей площадкой. Здесь, как договорились заранее, будет временное пристанище Коли Радина, на время пока я буду сдавать экзамены в академию. Возможно, получу жилье или сниму квартиру – и тогда с югославом буду находиться вместе.
Заранее мной были приняты меры и по созданию достаточного продовольственного запаса в семье Богдановых. Сюда несколько раз через отпускников-москвичей передавались большие посылки: рис, консервы, сгущенное молоко, постельное и нательное белье, мыло и т. п. Сами мы тоже приехали не с пустыми руками. Шел малой скоростью стокилограммовый багаж с различными консервами, крупами, бельем, костюмным материалом. Парня понадобится одевать и обувать, а где нужно и презенты дарить. Жизнь без этого невозможна.
Не откладывая на потом, занялись устройством Радина в школу, что была рядом с домом, пока ее начальство еще находилось на своих служебных местах, не убыло на летние каникулы. Возникла проблема. Коля не имел столичной прописки. Да и я еще не слушатель, а только абитуриент академии. На каком основании определять его на учебу?
