Скобелев, или Есть только миг… - Васильев Борис Львович (серия книг txt) 📗
В маленькой комнатке с единственным окошком на деревянной скамье сидел Осман-паша. Левая нога его была обнажена, над раной трудился немолодой доктор. На командующем был чёрный сюртук, расшитый галунами, но без орденов и знаков отличия; на поясе висела кривая сабля в дорогих ножнах. В углу комнаты, скрестив руки, молча стоял Тахир-паша.
Струков отрекомендовался. Осман-паша жестом пригласил его сесть, но Струков, поблагодарив, продолжал стоять из уважения к раненому полководцу.
– Я имею честь явиться по приказанию генерала Ганецкого, чтобы поздравить ваше высокопревосходительство с блестящей атакой и сообщить, что генерал Ганецкий ждёт вашего подтверждения полной и безоговорочной сдачи.
Струков говорил по-французски, видел, что Осман-паша понимает его, но по каким-то своим соображениям предпочитает перевод. Переводил Нешед-бей, неслышно скользнувший в комнату вслед за Струковым. Выслушав его, паша надолго задумался. Потом медленным, ровным голосом сказал что-то своему врачу.
– День следует за днём, но Аллах не дарует людям одних удач, – тихо перевёл адъютант.
– На все воля Всевышнего, – сказал Струков.
Вздохнув, Осман-паша медленно покивал, соглашаясь. В комнате опять повисло молчание, и стало слышно, как за дверью громко спорят офицеры.
– Я покоряюсь этой воле, – Осман-паша со спокойной горделивостью взглянул на Струкова. – Мои войска сложат оружие. Мой адъютант повторит мои слова вашему генералу.
Переведя это, Нешед-бей поклонился и тотчас же вышел. В комнатке вновь воцарилась тишина, но вскоре вошёл молодой офицер. С удивлением посмотрев на Струкова, наклонился к командующему и что-то сказал. Осман-паша чуть улыбнулся, словно ожидал услышать именно то, о чем доложил офицер.
– Пока мы сражались, генерал Скобелев занял Плевну, – пояснил Тахир-паша.
Снаружи послышался шум, в комнату стремительно вошёл Ганецкий. Снял повидавшую не одно сражение лейб-финляндскую фуражку, протянул руку Осману-паше:
– От всей души поздравляю! Вы великолепно вели атаку, великолепно, генерал!
– Кисмет! – вздохнул Осман-паша.
– Да, судьба, – согласился Иван Степанович: он не нуждался в переводчике, тут же по-турецки спросил, не беспокоит ли рана.
– Скоро буду ходить. Правда, в плену.
– Вы – герой Турции, а значит, и весьма почётный пленник.
Ганецкий сел на скамью, и оба генерала долго разглядывали друг друга. Осман-паша смотрел серьёзно и грустно, а седой Ганецкий улыбался. И с той же улыбкой сказал:
– Однако прикажите все же войскам сложить оружие.
Осман молчал, продолжая задумчиво смотреть на своего Победителя. Ганецкий спокойно ждал, понимая, как тяжело турецкому полководцу, которому Султан пожаловал титул «гази» ( «непобедимый»), отдать такое повеление. И все молчали, только врач осторожно брякал медицинскими инструментами.
– Скоро начнёт темнеть, – тихо сказал Струков, посмотрев на свои часы.
– Я прошу вас, генерал, не задерживать более с приказанием, – мягко повторил Ганецкий.
– Первым его должен исполнить я, – Осман-паша тяжело вздохнул и снял с себя саблю.
Ганецкий встал. Осман обеими руками протянул ему оружие, и старый генерал столь же торжественно, в обе руки принял его.
– Я полвека воюю с вашей страной, генерал, – тихо сказал он. – С двадцать восьмого года, во всех войнах. Но я и мечтать не смел, что когда-нибудь приму оружие из рук лучшего полководца Турции. Может быть, у вас есть какие-либо желания, генерал? Если они в моей власти, я исполню их.
– Желания? – Осман-паша чуть улыбнулся. – Я бы хотел увидеть генерала Скобелева.
– Ждите его здесь, генерал.
Осман вежливо склонил голову, тут же вскинул её и строго посмотрел на своего начальника штаба.
– Чего вы ждёте после того, как ваш командир сложил оружие?
И повелительным жестом указал на дверь. Тахир-паша почтительно поклонился и пошёл к выходу. Проходя, сказал Струкову:
– Сейчас армия сложит орудие. Соблаговолите присутствовать?
– Проследить, – приказал Ганецкий. – Вызови караульные команды и немедля пошли за Скобелевым.
Струков вышел вместе с Тахиром. В первой комнате по-прежнему толпились офицеры, гудели сдержанные голоса. И по-прежнему плавали облака табачного дыма.
– Командующий отдал свою саблю, господа, – сказал начальник штаба. – Прошу немедленно пройти к частям и обеспечить порядок сдачи оружия.
Сказав это, Тахир-паша вышел из караулки, и Струков последовал за ним. У входа стоял конвой Ганецкого. Распорядившись о караульных командах, Струков отозвал корнета и приказал разыскать Скобелева. Корнет вскочил на коня и помчался в Плевну, а Струков поспешил за Тахиром-пашой, который быстро поднимался на прибрежный холм. Поднявшись, повернулся к войскам и, воздев руки к небу, начал что-то кричать, а Струков тем временем всматривался в суровые лица аскеров. Исхудалые, истощённые голодом и боями, они оставались по-прежнему грозной силой, по-прежнему верили в своего полководца и по-прежнему горели решимостью сражаться до конца, и Александр Петрович впервые за этот день ощутил не только восторг победы, но и огромное облегчение. Самая боеспособная и опытная армия противника сдавалась русским войскам вместе с лучшим полководцем Османской империи.
Но сдавалась эта армия медленно и крайне неохотно. Глухой рокот пробегал по сгрудившейся солдатской массе, кое-где вновь упрямо взметнулась винтовки. Тахир-паша вырвал из ножен саблю, выкрикнул что-то и бросил её к ногам Струкова. За ним стали бросать оружие офицеры, что-то объясняя аскерам, выталкивая из рядов самых несговорчивых и отбирая у них винтовки. Разоружение шло тяжело, многие солдаты в знак несогласия разбивали о камни свои прекрасные многозарядки, ломали штыки и ятаганы, разбрасывали патроны, сталкивали в реку орудия и зарядные ящики.
А над всей этой с такой неохотой разоружавшейся армией с того берега уже гремело ликующее «Ура!», и первые караульные команды вступали на мост…
3
Победное «Ура!» донеслось и до Плевны, где его восторженно подхватили скобелевские войска. Сам генерал в это время работал со штабом, отдавая не только боевые приказы, но и распоряжения по поддержанию порядка в городе. Только что к нему прискакал отец, получивший приказание главнокомандующего принять под свою опеку пленных и трофейное имущество. Одновременно великий князь, уже знавший, что Скобелев-младший вступил в Плевну, сказал:
– Коли вступил первым, так и быть ему там губернатором.
В голосе Николая Николаевича звучало откровенное раздражение, вызванное стремительной самостоятельностью Михаила Дмитриевича, но старый рубака по простодушию не заметил этого, а приказ передал с удовольствием.
– Растёшь, Михаил, – не без гордости добавил он. – Получается, что я у тебя в подчинении. Дожил, как говорится.
Однако Михаил Дмитриевич не склонен был разделять отцовского торжества. Он сразу понял, что Его Высочество-главнокомандующий этим почётным назначением обрекает его на пассивное пребывание в тылу. А за окнами продолжали воодушевлено кричать «ура», и это очень раздражало.
– Мокроусов, узнай, с чего они там орут. А заодно найди Млынова.
– Не орут, а воинский победный восторг выражают, – строго поправил отец, когда порученец вышел. – Османке хребет сломали, а ты – орут!
– Османке, – проворчал сын. – Нам бы таких «Османок» хоть парочку.
Вошёл непривычно оживлённый Млынов. Ещё с порога крикнул:
– Ура, Михаил Дмитриевич!
– Ура, – подтвердил генерал. – Пока они там «ура» кричат и ликуют, разыщи-ка ты мне, Млынов, у местных купцов добрых полушубков. На крайний случай, овчин: полушубки сами пошьем.
– Сколько?
– Столько, чтобы дивизию одеть: интендантство солдат без подштанников на зиму оставило. Заранее скажи, что оплачу деньгами, а то попрячут. Ступай.
Млынов ушёл, ни о чем более не спрашивая, поскольку все уже сообразил. А старший Скобелев, насторожившись, перестал безмятежно улыбаться.
