Магия мозга и лабиринты жизни - Бехтерева Наталья Петровна (читать хорошую книгу .txt) 📗

Далее концепция устойчивого патологического состояния превращается в фольклор («слова народные») – ее применяют, упоминают, лишь изредка ссылаясь на автора… Не свидетельствует ли это также о детекции, хотя, может быть, и другого рода? Мысль, которая «носилась в воздухе»?!

Система обеспечения мыслительной деятельности. Фон настроения был, если можно так выразиться, мозаичный, позитивно-негативный – в целом выше обычного уровня. С желанием готовилась выступить на методологическом семинаре Института экспериментальной медицины, это – позитивная часть мозаики. А негатив, причем достаточно стеничный, выражался в желании – и чувстве возможности – положить конец буквально «террору», осуществлявшемуся на этих семинарах научным сотрудником Ш., претендовавшим на единоличное право трактовок философских текстов. И, скорее, даже не трактовок, а их избирательного цитирования.

На семинарах я, тогда еще относительно недавний сотрудник ИЭМ, сидела тихо, присматривалась к тому, что происходит, – и удивлялась, удивлялась. Выходили на трибуну немолодые и очень немолодые профессора и, как мальчишки, терялись от карманной картотеки Ш. В тот период круг философских работ, так или иначе включавшихся в обсуждение, я практически знала почти наизусть, причем многое – в подлинном, нередко иностранном, тексте. И скоро начала понимать, что неудачник в науке Ш. таким образом самоутверждается за счет других. Ну нет! Хватило мне таких семинаров за пару лет, что я прослушала.

Идеей моего выступления было обобщение того, что мы уже «наработали» в области изучения мозга, исследуя больных, для лечения которых применялась так называемая инвазивная техника, с философской трактовкой. Фактов научного материала было много, и я понимала, что рассказать есть о чем. Было ли чувство, что чего-то еще недостает? Трудно сказать, наверное, где-то в подсознании меня что-то беспокоило. Иначе почему же я придала этому, совсем не неожиданному, событию такое значение? Только ли оппонирование Ш.? Скорее всего, не было баланса между позитивной частью и, назовем ее условно, негативной (наступательно-оборонительной, «воинственной»).

И абсолютно вдруг, буквально «ниоткуда», в голове появляется стройная формулировка: мозг обеспечивает мыслительную деятельность системой с жесткими (обязательными) и гибкими (переменными) звеньями. Именно это обеспечивает и надежность, и огромные возможности мыслительной работы мозга в самых различных условиях. Далее я опубликовала эту концепцию, каждодневная научная жизнь постепенно превратила концепцию в теорию, гибкие звенья стали использоваться для лечения методом электрических, а затем и магнитных стимуляций. Формулировка гипотезы уже вполне рационально была далее обогащена и в ее сейчас известном варианте звучит так: мыслительная деятельность обеспечивается корково-подкорковой структурно-функциональной системой со звеньями различной степени жесткости – жесткими, обязательными, и гибкими, включающимися или не включающимися в зависимости от условий, в которых реализуется мыслительная деятельность.

Кстати, именно эту красивую концепцию пытался «заимствовать» один из моих сотрудников. Когда я его на этом поймала – он включил ее в последний момент в свою главу нашей совместной монографии, уже после моего прочтения, в свою заказную статью, – его объяснением было: уж очень это красиво, я бы хотел, чтобы это было моим, и почти убедил себя в этом! Случилось так, что я опубликовала эти соображения раньше и показала ему. Он не спорил, не отстаивал себя, сказал: «Бейте меня по рукам, если я опять (!) что-либо подобное сделаю». Кстати, именно в подобном «мозаичном» состоянии появилась во мне (привычнее – в моей голове) и формулировка представлений об «устойчивом патологическом состоянии»… Читатель, годятся ли мои «ниоткуда» на роль озарений, инсайтов, просветлений? А если да, то, назвав их озарениями и т.д., я ничего, к сожалению, не добавлю к объяснению явления. Надо думать, работать – и, может быть, мечтать об озарении про озарения?

Успехи в понимании мозговых механизмов мышления и болезни явились своего рода энергетическим зарядом для понимания других мозговых механизмов. Однако различие было очень существенным. Если в этих двух случаях формулировки появлялись буквально «ниоткуда», то понимание механизмов мозга, о которых пойдет речь ниже, вполне объяснимо, оно произошло на основе фактов логики и накопленного умения обобщать.

Основной механизм сохранения мозга в истории вида и индивидуума. Этот механизм – прежде всего общая генерализованная реакция мозга на любое изменение, на всякую новизну – факт широко и давно известный как ориентировочный рефлекс, рефлекс «что такое», механизм, обеспечивающий оптимальную реакцию организма. Много и очень долго работая в области изучения мозга, я задала себе вопрос: а зачем он может быть нужен еще? И возник образ атрофии органов от бездеятельности. И тут же – как результат энергетической подпитки удачными концепциями: конечно, это универсальный механизм защиты мозга от бездеятельности, работающий с самых ранних дней жизни и до глубокой старости. И полагаю, что именно это – важнейшая функция данной реакции. Далее уже не размышления, а исследования дополнили эти представления. Оказалось (работы С.В. Медведева), что «надо не надо», а идет в мозге непрекращающаяся перестройка связей между нейронными популяциями, как детерминированная происходящими событиями, так и, по-видимому, спонтанная, – механизм над механизмом, механизм, может быть, более глубинного характера, присущий именно мозгу.

И дальше, и дальше: к механизмам сохранения мозга как бы примыкают факторы организации его надежности. Как логическое развитие предыдущего. Это многозвенный, системный характер обеспечения функций, наличие в этих системах не только жестких, но и гибких звеньев, реальная или потенциальная полифункциональность звеньев мозговых систем и т.д.

Слово сказано: защита, надежность – и происходит осмысление фактов с учетом возможности наличия собственных защитных механизмов мозга. И видишь защиту в разнонаправленных сдвигах сверхмедленных физиологических процессов при эмоциональных ситуациях, защиту в медленноволновой генерализованной пароксизмальной активности – при эпилепсии, иногда – в какие-то фазы сна. Защиту от переросшего ее эпилептогенного пожара, эмоциональной и информационной перегрузки…

Профессиональная удача. Детектор ошибок. У англоязычных народов решение простых задач иллюстрируется фразой: «to put two and two together». Наш аналог – «как дважды два» (хотя буквально было бы чуть иначе). Если в англоязычной устной и письменной речи этот словесный оборот часто встречается, то у нас он используется много реже. Именно поэтому я начала с английского образного обозначения простого умозаключения.

Так вот. До нас было известно, что в мозге есть разного рода детекторы, структуры (зоны, нейронные популяции), избирательно реагирующие на какое-то явление, процесс и т.п. Мы увидели избирательную или преимущественную реакцию сначала некоторых подкорковых зон [68], а затем и коры на ошибку в достаточно тривиальном действии. И назвали эти зоны детекторами ошибок. Никакого особого умственного напряжения это определение не требовало, просто было обозначением удачной находки «по аналогии». Сам феномен оказался очень привлекательным, в частности, для объяснения многих событий и действий человека в повседневной жизни. Оказалось далее, что после реакции детекторов может развиться активация мозга, что, вероятнее всего, в данном случае может рассматриваться как предпосылка для последующей оптимизации осуществляемых действий.

Вот эта прекрасная удача, оценка ее – это то, что я отнесла бы к «кирпичиковой» науке. Откуда этот «термин»?

Я его не вычитала, просто сама для себя оценивала так научные исследования, порой очень важные по результатам, по последствиям, где каждый последующий шаг строго базируется на предыдущем, где каждая мысль имеет свой исходящий адрес и ничто не может появиться «ниоткуда». Ученые, проводящие такие исследования, оказываются часто увенчанными уже при жизни лаврами, иногда высшими, но последнее – не очень часто. У них легко формируются научные школы, так как в их работе действительно все понятно, доказано и достоверно. Они, как правило, не верят тем, кто получает формулировку гипотез «ниоткуда», не признают их – и в меру своей агрессивности воюют или уживаются с ними. И все-таки в науке есть и те и другие, и те и другие имеют право на существование и на развитие науки. Кстати, ученые с гипотезами «ниоткуда» чаще всего не воюют с «кирпичиковой» наукой, обычно очень ее уважают, хотя опять же – дело в характере, темпераменте.