Закат Кенигсберга Свидетельство немецкого еврея - Цвик Михаэль (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Список этих «с одной стороны» и «с другой стороны» можно было бы продолжать бесконечно. Я страдал, выслушивая такие истории, но не подавал виду. Мне приходилось узнавать об офицерах, которые отказывались быть «слугами дьявола» — после того, естественно, как миновала фаза начальных побед. О бойцах Сопротивления, которые сперва голосовали за Гитлера, а потом, прозрев, попытались спасти то, что еще можно было спасти. О членах Гитлерюгенда и Союза немецких девушек, которые были сбиты с толку нацистской пропагандой, но во время войны отказались выполнять приказ и были казнены.
А вот где бы услышать что-нибудь вроде: «В то время я верил в то-то и то-то и делал, говорил, писал то-то и то-то, а потому я тоже повинен в том, что произошло, и теперь глубоко об этом сожалею. С учетом какового опыта я отныне обязуюсь бдительно следить, чтобы подобное никогда не повторилось. Я всегда буду указывать на смертельную опасность определенных социальных тенденций, которые в силу тех же закономерностей способны привести к похожим результатам, хотя и выглядят сегодня совершенно иначе». Наверняка, было немало таких, кто делал подобные заявления. Вот только мне они практически не встречались, а с какою радостью я бросился бы им на шею — хотя бы мысленно. Вместо этого я повсюду встречал другое: прошлое старательно затушевывалось, замалчивалось, приукрашивалось, извинялось и оправдывалось — до тех пор, пока большинство само не начинало верить в то, что все было совершенно иначе, чем на самом деле.
На решение уехать повлияло несколько причин. Стена, возведенная в 1961 году вокруг Западного Берлина, была одной из них. Второй стало мое открытие Новой Зеландии во время азиатского концертного турне Берлинского камерного оркестра. Сказочная страна! Где еще увидишь столько первозданной природы! Кроме того, Оклендский университет предложил мне место преподавателя, что означало новые профессиональные задачи и ответственность за подготовку и образование молодых людей. Окленд — самый большой город Новой Зеландии. Повсюду море и великолепные пляжи. Прекрасный и разнообразный холмистый ландшафт с вулканическим плато и субтропической растительностью. Постоянно веет освежающий бриз.
И вот вместе с семьей я покинул предыдущую родину, твердо уверенный в том, что мы обретем лучшую. Под родиной в данном случае я понимаю человеческую и культурную среду, поскольку собственно родина — Восточная Пруссия — была потеряна безвозвратно. С борта большого парохода взгляды и мысли устремлялись к далекому, как будто вечно заново открывавшемуся горизонту, и однажды там возникла полоска земли, избранная в качестве новой родины. Но уже довольно скоро я начну отождествлять родину с родителями — их ведь тоже нельзя поменять по желанию. А через семь лет мы уже твердо знали: корни нашего бытия невозможно вырвать из немецкой почвы. Как необходимы они для всего нашего душевного склада, мы болезненно осознали на другом краю земли. И наши желания и побуждения уже мало что значили. Вдруг то, что питало эти корни, сделалось для нас важнее игры солнца на плодах южных деревьев, важнее пляжа позади дома. Казалось, все вокруг давало мне понять, что не любые ценности подлежат обмену. Несомненно, родина была из их числа.
Странно, что новозеландская коллега, с которою мы довольно успешно исполняли камерную музыку, оказалась ярой антисемиткой. Не удавалось избавиться от ощущения, что и мой непосредственный начальник, глава факультета, тоже не свободен от подобных предубеждений. А ведь именно для того, чтобы ни с чем подобным никогда больше не сталкиваться, я и отправился на другой конец света. (Правда, антисемитизм этих двух англичан, переселившихся сюда после войны, вовсе не типичен для новозеландцев. Более отзывчивых людей, чем они, в мире не сыщешь. Удивительно только, что на подобные исключения именно мне всегда везло.)
Я давно предполагал, а после бегства в Новую Зеландию окончательно уверился в том, что люди — будь то политики или музыканты, немцы или новозеландцы, евреи или христиане, гонители или гонимые — пугающе похожи друг на друга, несмотря на различную наследственность, идеалы и традиции. Все мы способны на любые поступки, в том числе и на порожденные ненавистью. К этому следует добавить и мощные стереотипы поведения, ситуативные инстинкты, т. е. такие, которые проявляются только в определенных ситуациях — если человек, например, обладает неограниченной властью или, напротив, пребывает в полной зависимости от другого. Причем особенно опасно то, что боязливая покорность автоматически усиливает желание властвовать — и наоборот. Добрыми людей делает лишь способность разумно мыслить, способность силой благоразумия противодействовать роковым влечениям и тенденциям и осознано делать выбор в пользу любви. На эту дарованную человеку способность я и возлагаю все мои надежды.
Причины, по которым мы некогда покинули Германию, в Новой Зеландии померкли. Нет, и на расстоянии жестокость не перестала казаться менее жестокой. Но ведь жертвою я стал не только потому, что Гитлер заклеймил меня «евреем», но и потому, что для Сталина я был «немцем». На протяжении ряда лет я разделял участь жителей Восточной Пруссии, и после всего, что произошло, мне тяжело чувствовать свою принадлежность к народу преступников и жертв одновременно. Но тот, кому, как мне, суждено убедиться, сколь стремительно вполне нормальные люди — да, собственно, все люди вообще — способны стать и преступниками, и жертвами, тот с ужасом угадывает сразу обе возможности в любом человеке, независимо от его рода и племени.
Было непросто принять решение вернуться, ведь музыкант многим рискует, если в сорок лет начинает все сначала. Да и детям моим предстояла повторная пересадка в иную почву. К тому времени Томасу исполнилось семнадцать, Мириам — шестнадцать, Давиду — тринадцать и Эмануэлю — девять.
Отражения
Все мое дальнейшее существование озаряла радость — от жизни, музыки и других прекрасных вещей, и за это я от всего сердца благодарю Бога — кого же еще? Но многое и омрачало жизнь, многое заставляло вспомнить историю с лягушками: они мгновенно выпрыгивают, если их бросить в горячую воду, но мучительно гибнут, если воду нагревать постепенно. Ведь тогда они не сразу замечают опасность.
До каких пор мы будем отравлять мир химическими и радиоактивными веществами? Ведь ясно, что последствия необратимы. Почему так много молодежи собирается вокруг тех, кто, потрясая кулаками, требует большей «безопасности», «справедливых границ» и «Германии для немцев»? И что под этим подразумевается? Исправление границ силой? Принятие законов против меньшинств? Неужели уже позабыто, как высокими словами прикрывали преступные замыслы? Кричали «отечество!» — и нападали на соседей; требовали «немецкой самобытности» — и уничтожали культуру; превозносили «арийца» — и убивали миллионы.
Как похожи дороги, ведущие в ад, хотя обстоятельства и меняются неистощимо изобретательной природой. Одна группа людей выделяет по каким-то признакам другую и дает своей скрытой неприязни перерасти во враждебность и ненависть. Кто может чувствовать себя в безопасности, если новая катастрофа не происходит только потому, что слишком ужасно имеющееся в наличии оружие? Есть ли основания для надежды? Да! Ведь существует же человеческий разум. И пока нам неведом конец, каждый может и обязан надеяться.
Если вчерашние враги, став сегодня друзьями, театрально трясут друг другу руку на фоне солдатских кладбищ, то это ни прошлой войны не отменит, ни новой не предотвратит. Предотвратить ее удастся в том случае, если потенциальные враги поспешат пожать друг другу руку — и не только перед телезрителями, в пропагандистских целях. Ведь и в повседневной жизни рукопожатие и отказ от рукоприкладства и злоупотребления властью являются единственным условием добрососедских отношений.
У лучшего друга Эмануэля скончался отец, и Эмануэль просит меня исполнить с ним на похоронах отрывок из концерта Моцарта для скрипки и альта. После службы в кладбищенской часовне десяток пожилых мужчин мрачного вида, неожиданно нацепив свои «рыцарские кресты», марширует перед гробом. Сколько жизней они загубили, эти соратники покойного, чтобы заслужить награды, которыми гордятся до сих пор?
