Девочка с косичками - Солодов Анатолий Семенович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗

— Ты напрасно упорствуешь. Я всё знаю.

Ничего не ответив, она пожала плечами.

— Как твоя настоящая фамилия?

— Козлова.

— Лжёшь. Твоя сказка, кляйне медхен, потерпела крах. Я специально позаботился, чтобы доказать это.

Он встал из-за стола, прошёл к двери, открыл её и крикнул дежурному что-то по-немецки. Вернулся к столу, сел. Следом за ним в бункер кто-то вошёл.

— Вы знаете эту девочку? — спросил немец.

— Нет.

— Припомните хорошенько… Вы никогда раньше её не видели?

— Нет, никогда.

— А ты знакома с ней? — потягивая пальцы, спросил немец девочку.

— Я не знаю этой особы и никогда раньше не видела её, И не хочу знать.

— Гут, — немец потёр виски пальцами. — Ваша фамилия, имя? — обратился он к вошедшей.

— Козлова Мария.

— Где ты живёшь?

— В деревне Барсуки.

— Взгляни, — сказал немец девочке, сидящей напротив него. — Вот настоящая Мария Козлова.

Девочка с косичками подняла голову и спокойно и равнодушно посмотрела на вошедшую: справа от неё, в трёх шагах, стояла невысокая девица весьма подозрительного вида, лет восемнадцати.

— У вас при себе аусвайс, фройлин! — спросил немец девицу в ядовито-жёлтом берете»

— Да, — она достала из редикюля серый аусвайс с фашистским орлом на обложке.

Немец раскрыл документ и протянул его через стол к самому лицу девочки с косичками.

— Вот посмотри. Это аусвайс удостоверяет личность настоящей Марии Козловой.

— Враньё!

6. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Приближение фронта в посёлке почувствовали вскоре после объявления войны. Надвигающаяся опасность с каждым днём нарастала. Сначала тревога охватила посёлок и окрестные деревни Зуи, Мостищи, Ушалы, когда стали провожать первых новобранцев. Зина плакала вместе с женщинами, которые собрались на станции проводить своих сыновей и мужей на фронт.

Вскоре в обольской школе разместился военный госпиталь. Зина вместе с другими ребятами и девчатами ходила в школу выносить на улицу парты, расставлять в классах койки. Появились первые, привезённые откуда-то издали раненые. В этом наспех устроенном госпитале она помогала, так же как и другие девочки, санитарам: ходила за водой для кухни, разносила обеды, читала раненым скупые сводки с фронта. Каждый день, с утра до вечера, а случалось и ночью, ока дежурила в госпитале. Днём она старалась держать себя в руках: была сдержанна и собранна, но нередко, придя домой, тайком, чтобы не заметила бабушка, тихо плакала. Ей было всего-навсего пятнадцать лет и по существу она была ещё ребёнок, но уже эти первые тяжёлые впечатления от госпиталя суровили её мягкий характер, ожесточали и сжимали в кулак волю.

В короткое время за каких-то несколько дней девочка сильно изменилась, стала серьёзней. Бабушка не узнавала Зину и, часто глядя ка неё, вздыхала и спрашивала:

— Что с тобой, Зинок? Не заболела ли ты?

— Нет, — отвечала Зина. — Маму вспоминаю часто. Скучно.

— Тоскуешь по дому. Не думай особо часто. Всё обойдётся. Напиши лучше письмо.

И Зина писала письма домой. Сообщала о своей и Галиной жизни в Оболи. А когда над посёлком с надрывным тревожным гулом стали пролетать немецкие самолёты с чёрно-жёлтыми крестами, она написала маме: «Не уехать ли им из деревни домой?»

Но на это письмо Зина не получила ответа. Случилось вот что: через Оболь прошла группа красноармейцев. Командир забежал в школу, передал приказ об эвакуации. Госпиталь спешно вывезли на восток, а вскоре со стороны Полоцка стала отчётливо слышна артиллерийская канонада и ружейная стрельба. На шоссе появились беженцы. Шли они в одиночку и группами. Ефросиния Ивановна забеспокоилась и стала срочно собирать Зину и Галю в дорогу.

— Мне уж старой не убежать. Видно, здесь и помирать придётся. А ты, Зина, уходи с Галей. Ты взрослая… С людьми не пропадёшь. Дорогу домой отыщешь. Я бы вас не пустила, но тут вам оставаться нельзя. Ну как немцы нагрянут. Беда приключиться может. Что я матери тогда скажу. Идите с беженцами, да побыстрей. Прямо на шоссе, на Витебск. Там, может, на поезд пристроитесь.

Она завязала им в платок еды на несколько дней, потеплей одела и сама проводила до шоссе. И пока девочки не скрылись из виду, Ефросиния Ивановна всё стояла у края дороги, вытирая платком слёзы. Они шли на восток по асфальтированному шоссе, к Витебску, с небольшой группой беженцев, среди которых были одни лишь женщины, старики да дети. Шли быстро, подгоняемые канонадой, которая, не умолкая, гремела за спиной. К’полудню гул и ухающие удары, похожие на непрерывные грозовые раскаты, стали раздаваться в стороне слева, а потом справа.

Галя быстро выбилась из сил и вся исхныкалась, Растрепавшиеся волосы прилипли ко лбу и щекам. Она брела, спотыкаясь, запрокинув к небу голову, закрыв глаза, и монотонно повторяла одно только слово:

— Пить… Пить…

— Потерпи, — успокаивала её Зина. — Нет воды. Ты же всю выпила.

— Пить хочу.

— Вот дойдём до колодца, тогда попьём. И ноги ополоснём. Усталость как рукой снимет. Терпи.

Время от времени, когда Гале было совсем невмоготу идти, она останавливалась, тянула сестру за руку и мотала головой: «Не могу».

Зина, сама обессиленная и измотанная долгой дорогой, брала сестрёнку на руки и несла. Она видела, как торопятся люди, обгоняют их, и потому шла без передышки километр-другой, давая младшей немного отдохнуть, а затем брала за руку и вела за собой дальше. Иногда, чтобы как-нибудь отвлечь себя, она вспоминала Ленинград, свой дом, мать, отца. Старалась представить, как они там сейчас живут, что делают. И в такие минуты думала, как они появятся в доме, как громко постучат в дверь, как удивится и обрадуется им мать…

На ночлег они устроились в стоге сена, сиротливо и одиноко стоящем на краю скошенного луга. Стрельба с вечера стихла. Зина раскопала в сене просторную нишу, и они улеглись в неё, плотно прижавшись друг к другу. Разговаривали мало и шёпотом и, пока не заснули, долго видели из своего укрытия, как за тёмной пилообразной кромкой леса полыхает багровое зарево пожара,

Проснулись они от раскатистых взрывов, доносившихся из-за леса. Выло рано, солнце ещё не поднялось. Девочки выпрыгнули из стога, прихватили узелок и побежали в противоположную выстрелам сторону. Весь день они убегали от выстрелов, которые со всех сторон надвигались на них. Они мыкались гго полям, прятались по кустам и оврагам. Ветер доносил запах гари, а по небу, клубясь, тесня и давя друг друга, ползли дымные облака.

Галя больше не хныкала, а шагала, крепко ухватив Зинину руку. Она даже не просила пить.

Следующую ночь они провели в густом лесу, на еловых ветках. Ночь прошла спокойно, но спали они плохо — зябли.

Галя проснулась первой — сухая колючая ветка упала ей на лицо. Она открыла глаза и посмотрела вверх: на дереве прыгала белка, а чуть выше, на другом дереве, тонко посвистывала синегрудая птичка. Галя толкнула сестру локтем.

— Посмотри скорей, птица поёт.

— Где? — протирая глаза, спросила Зина.

— Вон там, наверху.

— И правда, — услышав птичье пение, сказала Зина.

— Тихо как. Пушек совсем не слышно.

Быстро перекусив и попив из бутылки воды, они отправились дальше. Часа через три девочки неожиданно вышли к шоссе. Оно было пустынным. Пошли вправо, наугад. Они прошли с полкилометра и вдруг увидели солдата с. винтовкой, в выцветшей добела гимнастёрке. Он выскочил будто из-под земли. Низко пригибаясь, солдат подбежал к ним по кювету и крикнул:

— Ложись!

Зина и Галя сбежали с дороги и плюхнулись около солдата.

— Вы что здесь разгуливаете? — выпалил он.

— В Витебск идём, — ответила Зина.

— Какой Витебск!.. Немцы дорогу перерезали. Вы кто такие?

— Беженцы.

— Откуда

— Из Оболи.

— Вертайте назад. Пока вас немцы тут не прихлопнули.

— А до Витебска далеко?

— Четырнадцать вёрст. Да зачем он вам сдался? Не проберётесь вы туда. Шлёпайте назад. Чтобы духу вашего здесь не было, Ну!