Беседы - Агеев Александр Иванович (книги без сокращений txt) 📗
— Кто, с Вашей точки зрения, оказывает более сильное воздействие на принятие решений — экспертное сообщество РАН или средства массовой информации? А может, ни те ни другие?
— Если говорить о средствах массовой информации, то я бы выделил только «Аргументы и факты» и «Комсомольскую правду», которые имеют колоссальные тиражи. Недавно в «Аргументах и фактах» вышла моя статья о борьбе с бедностью, где говорилось о том, что решить эту проблему можно за два-три года, причем решать ее надо системно. Если сбалансировать товарную и денежную массу, это поможет поднять отечественное производство, снять социальное напряжение за счет уменьшения разрыва между бедными и богатыми. Этот разрыв у нас превзошел все мыслимые пределы. По официальным данным, он составляет 1 к 15. Такого нигде в мире нет. В Европе соотношение выглядит как 1 к 6 или 1 к 8, а после отметки 1 к 10 складываются условия для социальной нестабильности. Следовательно, в России сейчас очень напряженная обстановка. Если мы хотим ее стабилизировать, нужно повысить качество жизни, ввести систему прогрессивного налогообложения, о которой давно идут разговоры. Нигде в мире нет плоской шкалы налогообложения, а у нас и человек, получающий минимальную зарплату, и миллионер платят одни и те же 13 %.
— Если история экономической мысли в России прервалась в начале 1930-х гг., то на основе какой экономической теории страна развивается сейчас?
— Дело в том, что между экономической мыслью и идеологией существует тесная взаимосвязь. Поток серости, который хлынул после 1930 г., в основном обслуживал политику власти. В 1940 г. у нас в институте расстреляли профессора Кубанина — он написал в своей книге о том, что производительность труда в сельском хозяйстве в Соединенных Штатах выше, чем в СССР. Книжка вышла в июне 1941 г. Ее разгромили в «Правде», в редакционной статье «О порочной книге и либеральных рецензентах», которая была опубликована 20 июня 1941 г. Подобная реакция означала закрытие института, ликвидацию его сотрудников. А сравнительно недавно я получил письмо от одного из ветеранов.
Вот его текст: «Уважаемый Леонид Иванович, в одном из выступлений Вы упомянули М.И. Кубанина, погубленного после травли, начавшейся в «Большевике» № 6 за 1941 г. Возможно, Вам покажется любопытным тот факт (если он Вам не известен), что статья М.И. Кубанина по производительности труда в сельском хозяйстве изначально планировалась в сборнике института «Производительность труда», но затем ввиду «промышленной ориентации» последняя пошла в «Проблемах экономики». Сборник растерзала «Правда», но авторы остались живы (как это ни парадоксально, но в какой-то мере, наверное, и потому, что через сутки грянула война)… Шлю Вам на помощь рецензию неизвестного авторы из «Правды» и титул «Сборника». С искренними пожеланиями успехов в Ваших архитрудных делах. Ю. Хромов».
Вот так наука должна была служить идеологии и политике.
— Когда в советское время Вы были директором института, то ощущали идеологический прессинг?
— Я впервые пришел в этот кабинет в июне 1986 г. и занимаю его уже двадцать один год. Это было время больших перемен, у меня сложились хорошие отношения с Горбачевым. После моего выступления на XIX партконференции отношения с Горбачевым надолго испортились, правда, потом все восстановилось. Мы начали перестройку, стали выдвигать какие-то новые проблемы. Очень сложно обстояли дела с финансированием института. Я предполагал развернуть хоздоговорную деятельность, начать зарабатывать деньги, чтобы пополнить кассу института. Но поскольку у меня уже имелся определенный опыт, я первым делом поехал к начальнику планово-финансового управления АН СССР. Он меня выслушал и сказал: «Очень смелые мысли. Но имейте в виду, на сумму заработанных институтом хозрасчетных денег я уменьшу Вам бюджетное финансирование».
— Вопиющая глупость! Но такова была та реальность…
— В те годы мы первыми выпустили ряд книг и статей, посвященных рынку. Это был период увлечения идеями конвергенции — взять что-то хорошее из капитализма и что-то хорошее из социализма и соединить. Причем такое предлагали не сторонники марксизма, а Тинберген и Гэлбрейт, а из наших — Андрей Сахаров. В начале 1960-х гг. эту идею выдвигал Питирим Сорокин, о конвергенции пишет Стиглиц в последних работах.
Я считаю, что за ней будущее. Если найти органическое соединение двух формаций и при этом учесть особенности страны, то можно решить многие проблемы. Вот поэтому мы и писали об объединении рынка и плана. Концепция, которую мы разрабатывали в Правительстве, предусматривала по-этапный переход к рынку. Первым шагом на этом пути были кооперативы — мы отказались от монополии государственной собственности. Затем начали создавать первые акционерные общества, еще не имея соответствующего закона. Задолго до всех этих российских реформ Рыжков подписал Постановление Правительства о реорганизации КАМАЗа в акционерное общество.
Наш институт активно участвовал в преобразованиях. Не могу сказать, что все было хорошо, но сдвиг произошел. К сожалению, в то время подавляющая часть научных сотрудников не владела иностранными языками, не читала западную литературу, не знала, что там делается. В итоге мы не имели связи с мировой наукой. Сейчас пришло новое поколение ученых, и я, когда читаю лекции в Плехановской академии, говорю, что есть надежда на восстановление. Но этот шанс может быть, а может и не быть реализован. Вот и моя книжка называется «Полтора года в Правительстве: неиспользованный шанс».
Я недавно вычитал у Дмитрия Лихачева интересную мысль. Он пишет: «Когда мне задают вопрос: «А какое завтра будет у России?» — я отвечаю, что такого вопроса не существует. Оно будет таким, каким мы с Вами его сделаем, и не надо ждать, что придет царь-батюшка, или новый премьер, или генсек и сделает нас счастливыми».
А.И. Шкурко — Генетическая основа самопознания
История народа по праву может считаться квинтэссенцией его культурного наследия. Государственный исторический музей, таким образом, является неким вместилищем форм материального воплощения русской культуры. В беседе с главным редактором «ЭС» Александром Агеевым директор Государственного исторического музея Александр Иванович Шкурко анализирует деятельность музея в самых различных ее ипостасях — от духовной до экономической.
— Александр Иванович, как Вы думаете, история чему-нибудь учит? И можно ли проследить в ней какие-то закономерности — или она представляет собой поток уникальных событий, которые самоценны, и этой непредсказуемостью и неповторимостью, собственно, и живет человечество?
— История, конечно, — не учебник жизни, а всего лишь собрание фактов, нравственных ценностей, знаний, из которых, я думаю, и человечество в целом, и каждый человек может извлечь для себя что-то полезное и поучительное. Говорить о том, что есть закономерности исторического развития, которые могут быть экстраполированы в будущее, а тем более использованы для принципиальной оценки конкретного исторического проявления этого будущего, ненаучно. Как известно, мировая историческая наука знает несколько крупных макротеоретических моделей, но сегодня ни одна из них — ни формационная, ни цивилизационная, ни модернизационная — не может быть принята как аксиома, как единственно верная теория. Для нашего времени характерен плюрализм мышления — не только политического, но и исторического. Однако через многообразие локальных фактов, через кажущуюся стихийность истории все-таки так или иначе проглядывают некие общие причины, и не пытаться их увидеть было бы неправильно. В противном случае изучение истории теряет всякий смысл.
— А можете ли Вы найти какой-то исторический аналог сегодняшнему времени или по крайней мере последнему двадцатилетию?
