Одри Хепберн – биография - Уолкер Александр (читать книги онлайн без .txt) 📗
Церемония бракосочетания прошла не в Риме, а в Швейцарии. Выбор был продиктован обстоятельствами недавнего развода Одри, делавшего в те годы повторное бракосочетание невозможным в католическом храме. Объявление о женитьбе «Андреа Паоло Марио Дотти, 30 лет, врача-психиатра, и Одри Кэтлин Хепберн, 39 лет, британской гражданки» было приклеено на стену крошечного почтового отделения в Толошеназ-сюр-Морж 6 января 1969 года. Оглашение о браке по существовавшим правилам нужно было сделать за десять дней до церемонии бракосочетания. Обе стороны решили не затягивать со свадьбой. 18 января мадам Баттаз. регистратор городка Морж, скрепила своей подписью документ, сделавший врача и актрису мужем и женой. Свидетелями со стороны невесты были Дорис Бриннер и французская кинознаменитость Капучине. Свидетелями со стороны Дотти – Поль Вейер и художник Ренато Гуттузо. Присутствовало более трех десятков гостей. На невесте был туалет из розового джерси, подарок одного из eё самых давних поклонников – Живанши.
ЖЕНА ВРАЧА
Одри и eё новый муж в свой медовый месяц искали квартиру в Риме. Наконец они нашли подходящее жилье. Это была просторная, с высокими потолками квартира на верхнем этаже в старинном палаццо, которое в старину принадлежало одному церковному иерарху. Из окон открывалась широкая панорама Тибра. Одри это понравилось. Она произнесла свое любимое словечко: «Божественно!» Всем, кто спрашивал о палаццо, она коротко отвечала: «У нас нет никакого палаццо в Риме, только квартира». В «вечном городе» утверждалось н свое отношение к показной роскоши: она не только вульгарна, но и не безопасна. Появились террористические «Красные бригады», которые: угрожали богатым и крупным политическим деятелям.
Избыток жизни, который до недавнего времени почти не растрачивался ею, захлестнул существование Одри. Она расставляла в своём новом жилище мебель и всякие другие вещи, старые и новые, работала рядом с плотниками и каменщиками, которые переделывали квартиру. Волосы Одри были забиты мелкой пылью, падавшей со старой штукатурки. Она переняла у своего мужа темп, которого он придерживался и в работе, и в свободное время. Дотти два или три раза в неделю ездил по ночным клубам. Старые знакомые Одри из мира кино, знавшие eё привычку рано ложиться спать, с удивлением наблюдали, как она вытанцовывает твист и другие модные танцы в переполненных ночных ресторанах и клубах. Дотти великолепно танцевал. Он с гордостью демонстрировал повсюду свою жену. Одри радовало то, что eё новый брак не травмировал Шона. Она говорила друзьям, что привязанность eё ребенка к доктору Дотти во многом объясняется тем, что мальчик неплохо знал итальянский язык, которому он научился у своей няни Джины. Ее породнение с большим итальянским семейством вызывало у нeё восторг и ощущение открытия. Поначалу она легко приспособилась к стилю жизни сеньоры Бандины, с поистине религиозным рвением посещая воскресные обеды и, не будучи католичкой, сопровождая родственников в церковь по праздникам.
Она становилась все более похожей на итальянку и по своей внешности, и по поведению. Живанши и Одри оставались друзьями, но многие заметили, что на демонстрации парижских мод нет Одри на eё обычном месте в переднем зрительском ряду. «Это совершенно очевидно, – сказала она в беседе с Генри Грисом, – что я не могу вот так просто взять и полететь в Париж, чтобы взглянуть на последние модели Живанши». Но произнесены эти слова были с явным сожалением. Она по-прежнему предпочитала его всем другим модельерам, но теперь стала покупать одежду в лучших магазинах готового платья в Риме и находила eё «совершенно восхитительной».
Ей все eщё присылали киносценарии, но Одри большей частью откладывала их, оставляя непрочитанными. Поговаривали, что Одри теперь будет сниматься не в Париже, а в Риме. Сама же актриса не высказывала желания возвращаться в кино. «Я живу так, как должна жить женщина», – сказала она. За этими eё словами скрывалось давнее убеждение, что она не жила по-настоящему, а «функционировала» как кинозвезда. Она всегда мечтала о положении домохозяйки. Тяжелый труд в фантастическом мире кино был неизбежной и часто тяготившей eё обязанностью. Теперь можно осуществить свою мечту. Одри почувствовала, что «ни у кого ничего не похищает» – и меньше всего у себя самой.
Однако уже стали проявляться первые признаки новой опасности. Одри бы их разглядела, если бы была повнимательнее. Андреа Дотти женился на кинозвезде. И для него видеть, как она становится обычной римской домохозяйкой, было все равно, что наблюдать за тем, как принесенная домой драгоценность на глазах начинает терять свой сказочный блеск. Близкий друг четы Дотти заметил: «Ему потребовалось определенное время, чтобы понять, что Одри и девушка из „Римских каникул“ – это не одно и то же, но когда он всё-таки это понял, он как будто бы пробудился от прекрасного сна. Реальность не могла удовлетворить его». Одри же привлекала возможность вести нормальное, здоровое существование – такое, которого у нeё до сих пор не было. Дотти же обыденная повседневная рутина претила. Ему был необходим блеск. По своему характеру Андреа был добрым и любящим супругом, но ему нравилось после рабочего дня отдыхать по-римски легко и беззаботно, когда время пролетает незаметно, оставляя после себя лишь удивление, как можно было потратить его так много и при этом сделать так мало. Одри же любила видеть плоды своей деятельности. В этом несходстве уже заложено будущее столкновение характеров.
Через четыре месяца после свадьбы врачи обнаружили у Одри беременность. В любом итальянском семействе появление внука – это настоящая проверка крепости брачных уз. А при таком возрасте, как у Дотти, – это двойная радость. Одри же при рождении ребенка перешагнет сорокалетний рубеж. Неоднократные выкидыши указывали на то, что это, скорее всего, будет eё последний шанс. На сей раз она всеми силами старалась сохранить ребенка. Лето 1969 года Одри провела в полном уединении на маленьком средиземноморском островке, где семейство Дотти и другие римские богачи имели виллы. Мужья вывозили туда своих жен и детей, устраивали их там, а сами возвращались на материк к повседневным делам и развлечениям.
Наступил сентябрь, но Одри не собиралась возвращаться. Вместо того чтобы вернуться в Рим, она сделала из «La Pasible» свое «place d'accouchement» (место родов). По выходным eё навещали Дотти, в остальные дни она отдыхала, провожала Шона до школы, ходила за покупками в сельский магазин, немного работала в саду.
Для большинства итальянских «папарацци» Андреа Дотти теперь стал не просто респектабельным психиатром, но и мужем всемирно известной кинозвезды. Одним словом, он заслуживал внимания газетчиков. Сообщения о том, что он делает, куда ездит, с кем встречается, представляли немалый интерес, даже если на фото рядом с ним не было знаменитой жены. Напротив, они становились eщё интереснее, если актрисы и манекенщицы, с которыми Дотти встречался после работы, были рядом. Он оставался очень внимательным мужем, который вот-вот должен был стать и отцом. Но старый «голливудский синдром» срабатывал и здесь: поклонники кинозвезды, только что пребывавшие в восторге от eё замужества, теперь с не меньшим вожделением ожидали известий о eё разводе. Рим был не тем местом, где подобнее слухи можно было подавить. А Одри была достаточно проницательной женщиной, чтобы понимать, что любое отрицание лишь подливает масла в огонь. Она хранила молчание и… ждала ребенка.
Он родился 8 февраля 1970 года в кантональной больнице Лозанны. Врачам пришлось прибегнуть к кесареву сечению. Доктор Дотти читал в этом городе курс лекций. Ребенок весил 3 кг 400 гр. Отец гордился, что «в доме появился eщё один мужчина». «Лука, – говорили, – очень похож на своего папу». Радость Одри от того, что ей во второй раз удалось стать матерью, была безмерна. Легкое разочарование испытывали лишь eё поклонники. Рождение ребенка означало, что они вряд ли увидят актрису на экране.
