Тайны уставшего города - Хруцкий Эдуард Анатольевич (мир книг .txt) 📗

— Что у вас есть молочное? — спросил я буфетчицу.

Она посмотрела на меня с нескрываемым удивлением и, блеснув золотым зубом, ответила:

— Только кагор.

Я оглянулся и увидел за столиками мужиков, с утра оттягивающихся этим божественным напитком.

Я взял яичницу и кофе, то же сделал мой сосед, и мы, оказавшись за одним столиком, познакомились.

Звали его Вадим Николаевич Самохин. Он сказал, что приехал в командировку решать целый ряд организационных вопросов. А, как позже выяснилось, этот человек умел решать любые вопросы.

Именно он, в миру скромный юрисконсульт маленькой фабрики в подмосковном Железнодорожном, обладал необычайным умением проходить в самые высокие кабинеты. Трикотажные машины из ФРГ, пробитые для трех богатырей-трикотажников из психбольницы, были забавной мелочью по сравнению с меховой операцией.

В конце шестидесятых именно Самохин с помощью своих подельников в Совмине и ЦК подготовил и пробил решение о передаче некондиционной пушнины с предприятий легкой промышленности в сеть бытового обслуживания. Об этой гениальной афере написано мало, хотя она стала золотым дном для чиновников и цеховиков.

В Караганде трое умельцев — опытный юрист Дунаев, начальник кафедры уголовного права Высшей школы МВД Эпельбейм и ушлый производственник Стопков — создали производство, приносящее миллионные прибыли.

В те годы в стране все было дефицитом. За меховыми шапками у магазинов выстраивались очереди, как в войну за продуктами.

С помощью Самохина умельцы организовали цеха в нескольких городах, где шили недорогие шапки и женские шубы. Денег хватало всем — и производителям и их покровителям.

Самохина я несколько раз встречал в Москве. Он был постоянным гостем на всех знаменитых премьерах, закрытых просмотрах в Доме кино, на эпатажных вернисажах.

Однажды, после премьеры «Послушайте» в театре на Таганке, он любезно предложил довезти меня домой. У театра его ждала черная «Волга» со здоровенным шофером, антенной на крыше и, что удивило меня больше всего, радиотелефоном. В те времена это было признаком принадлежности владельца машины к государственной элите.

Я решил, что Вадим Николаевич — крупный чиновник.

Как— то в обеденное время я встретил его в ресторане «Пекин». Мы поговорили о чем-то незначительном и разошлись.

Через несколько минут ко мне подошел Юрка Тарасов по кличке «Дипломат», человек весьма известный в столичных криминальных кругах, и спросил:

— Откуда ты знаешь бриллиантового короля?

— А я его не знаю.

— Да ты только что с ним базарил. Я же с ним в Инте сидел, он у нас на зоне хлеборезкой заведовал.

И Юрка поведал мне занятную историю. На зоне его шконка оказалась рядом с самохинской. И хотя Самохин, которому блатные дали кликуху «Адвокат», был бывший чекист, его никто не трогал, так как он замечательно писал жалобы и кассации.

И что интересно, по некоторым даже был пересмотр дел. Посему Адвокат был на зоне в авторитете.

— А почему его зовут бриллиантовый король?

— Знающие люди говорят, что у него камушков больше, чем в Оружейной палате. Если хочешь о нем побольше узнать, приходи завтра часика в два в «Яму». Там один алкашок трется, он о нем много знает.

Ровно в четырнадцать я пришел в знаменитый пивной бар на Пушкинской улице, в просторечии именуемый «Ямой».

Юрка уже ждал меня.

— Вон этот парень.

Я оглянулся: в углу сидел известный местный завсегдатай по кличке «Коля Краснушник». Столь изысканную кликуху он получил за странную любовь к дешевому портвейну.

Как выяснилось, Коля Краснушник в миру был чекистом-расстригой, изгнанным из органов в 1953 году. Он не только поведал мне забавные факты биографии Самохина, но и за определенное количество бутылок портвейна дал наводку на людей, которые могли внести недостающие штрихи в его жизнеописание.

В школе он был активным комсомольцем. После десятилетки поступил в Московский юридический институт. Но в райкоме комсомола запомнили активного секретаря школьной организации и пригласили на работу инструктором. Самохин перевелся на вечерний и стал комсомольским функционером.

Когда началась борьба с космополитизмом, он ярко выступил на комсомольском активе в каком-то творческом вузе, где заклеймил космополитов — наймитов американского империализма.

Молодого человека заметили и повысили. Первый секретарь райкома ушел в горком комсомола, потом горком ленинской партии. В те годы массовых посадок карьера делалась быстро.

Бывший начальник не забывал борца с космополитизмом и продвигал его, а уйдя в УМГБ Москвы командовать следственной частью, перетащил туда и Самохина.

Началась обычная чекистская рутина. Допросы, аресты.

Вадим Самохин не позволял себе ничего лишнего, он не издевался над арестованными, старался выжимать показания хитростью и запугиванием.

Однажды он ездил арестовывать профессора-вейсманиста. Все было, как обычно. Арестовали, обыскали, изъяли, составили нужные бумаги.

А когда все ушли в машину, Самохин еще раз обошел квартиру и в ящике секретера обнаружил мужской перстень с рубином и золотой портсигар, увенчанный мелкими алмазами. Нет, он не присвоил себе найденное. Он приехал в управление и отдал находку шефу.

— Ну что ж, — сказал тот, — пригодится для оперативных целей, агентов поощрять. Молодец, так и действуй.

В 1953 году Самохин был уже майором, и казалось, что его карьера складывается удачно. Но началась реабилитация, и вернулись невинно осужденные.

Как к следователю у них не было претензий к Самохину. Он не бил, не издевался, не мучил бессонницей. Всплыло другое — присвоение ценностей.

На следствии Самохин шефа не сдал. Взял все на себя и поехал на зону.

Пока бывший обличитель космополитов подворовывал хлеб у зэков, его начальник неплохо поднялся, попал на работу в Верховный Совет СССР, в аппарат Брежнева. Он и подготовил указ о помиловании Самохина. Вадим Николаевич вернулся в Москву. Диплом юриста у него был, и бывший шеф пристроил его в комбинат пластмассовых изделий под Москвой. Так Самохин начал свою карьеру в подпольном производстве.

А шеф его рос и дошел до крупного положения в Совмине СССР.

Самохин получил уникальный выход на тех, кто распределял сырье, фонды, оборудование. Денег было много, и он стал вкладывать их в бриллианты. Не в изделия, а только в камни. Но они не продавались в магазинах, и покупал он их у подпольных ювелиров.

Поэтому в «деловой» Москве он и получил кличку бриллиантового короля.

В криминальном мире Москвы постоянно ходили слухи о его необычайном богатстве. Но воры знали, что этот человек — большая фигура в теневом бизнесе, а значит, за ним стоят «отбойщики». Были такие бригады беспредельщиков, которые работали на цеховиков. Если блатные жили по своим неписаным законам, то у тех никаких понятий не было.

Правда, работали они только со своим контингентом: выбивали деньги, отбирали сырье, охраняли левый товар. Чтобы выполнить порученное им дело, они похищали детей и жен, пытали, калечили людей.

В оперативные сводки эти происшествия не попадали, так как жертвы никогда не жаловались в милицию.

Это был свой мир, живший по волчьим законам. Он вышел из подполья сразу после перестройки и принес на улицы наших городов жестокий беспредел.

Вернемся к Самохину. Все-таки нашлись трое лихих ребят, которые решили «побеспокоить» короля. Самохин жил на Остоженке, в старом добротном доме. Естественно, его квартира была на охране, но это мало смущало лихих ребят. Трижды они побывали в его квартире. Осмотрели все комнаты, кухню, ванную, но не нашли тайника.

Повезло им на четвертой ходке — в чулане обнаружили замаскированный сейф.

Был приглашен один из последних специалистов по сейфам Лазарев. Он осмотрел тайник и сказал, что замки работы знаменитого мастера Сергея Кротова, с подстраховкой, и тихо открыть их он не сможет, надо найти чертежи. Но Кротов умер в шестьдесят пятом году, и чертежи, естественно, исчезли.