Скобелев, или Есть только миг… - Васильев Борис Львович (серия книг txt) 📗
2
Затихнув на полях сражений, война перешла в кабинеты: Европа единым фронтом выступила против русских условий мира, и Англия демонстративно направила свой флот в Мраморное море. Ощутив поддержку, Константинополь начал упорствовать и всячески затягивать мирные переговоры. Глава турецкой делегации Севфет-паша решительно воспротивился требованию русской стороны признать единую автономную Болгарию. Тогда граф Игнатьев, руководивший переговорами с русской стороны, навестил главнокомандующего в его ставке в Адрианополе.
– Английская эскадра стоит в пятнадцати верстах от Константинополя, – сказал он. – Это значительно ближе, чем штаб Вашего Высочества.
Главная квартира русской армии была переведена в местечко Сан-Стефано, расположенное на том же расстоянии от турецкой столицы, что и английские корабли. И турки сразу сбавили тон, но тем не менее настояли на перерыве в переговорах.
– А почему бы вам, Ваше Высочество, не устроить в Сан-Стефано победный парад? – спросил граф Игнатьев, вторично посетив великого князя. – Покажите туркам лица их победителей, поиграйте оружием. А я приглашу гостей, если позволите. Англичан, послов и, конечно же, всю турецкую мирную делегацию.
– Молодецкое решение! – Николай Николаевич пришёл в восторг. – Мы покажем всему миру своих героев, и я лично буду принимать этот парад. А командовать им должен молодецкий генерал. Может быть, поручить командование Гурко?
– Может быть. Ваше Высочество, может быть, – согласно закивал опытный и многознающий дипломат. – Боюсь, однако, что мне придётся долго объяснять послам и англичанам, кто командует парадом, и почему именно он, а не кто-либо иной.
– Да? А о ком не придётся? Европа возмутительно мало уделяет внимания России. Возмутительно мало! Там хотя бы кого-нибудь знают из моих военачальников, граф?
– Европа более всего наслышана о Белом генерале, Ваше Высочество.
– О Скобелеве? – главнокомандующий нахмурился и вздохнул. – Умеет, умеет он подать себя в нужном свете.
– Совершенно согласен с вами, Ваше Высочество. Особенно – в сражениях. Европейские газеты не устают писать об этом из номера в номер.
– Дерзок, – строго сказал Николай Николаевич.
– Что же делать, Ваше Высочество, если газеты читают на бульварах?
– Я подумаю, граф, – сказал главнокомандующий.
Великий князь сказал так только от внутреннего несогласия с осторожной рекомендацией графа Игнатьева. Думать было не о чем не потому, что не находилось более кандидатов, а потому лишь, что не находилось более знакомой для ушей любой национальности фамилии. Повинными в этой популярности Скобелева оказались не только белый мундир и пресловутая белая лошадь, и даже не столько безрассудная храбрость Михаила Дмитриевича, о чем восторженно писала вся европейская пресса. Решающей оказалась скупая оценка, данная Михаилу Дмитриевичу пленённым героем этой войны Османом-пашой и широко растиражированная газетами всего мира: «Таким я представляю себе Наполеона в молодости».
Говорят, что сын и наследник Александра II цесаревич Александр Александрович, вычитав эту фразу, сказал говорить ближайшим друзьям и постоянным собутыльникам:
– Вот это надо запомнить.
Потряс газетой и велел её сохранить.
А главнокомандующий уже на следующий день вызвал Скобелева и сказал:
– Командовать парадом будешь ты.
Подумал и добавил:
– Если не успеешь меня огорчить.
Неизвестно, что повлияло тогда на Михаила Дмитриевича – это лестное назначение или выношенная мечта, а только последние слова Николая Николаевича он пропустил мимо ушей. И велел Млынову разыскать генерала Струкова.
– Давай, Шурка, коней в Босфоре искупаем?
– Стоит ли, Михаил Дмитриевич? – засомневался Александр Петрович. – Слишком уж вызывающая дерзость.
– А история только дерзости и запоминает. И я все равно это сделаю. С тобой или без тебя – это уж тебе самому решать, Струков. Есть только миг, Шурка. Только миг ослепительный, так мне один мудрец на Кавказе объяснил.
3
Выехали ещё засветло вчетвером: Струков прихватил казака-коновода с буркой. Молчали почти всю дорогу, понимая, на какую выходку решаются, и привыкая к этой мысли. Только Александр Петрович изредка вздыхал:
– Ох, нагорит нам, Михаил Дмитриевич. Ох, нагорит!..
Скобелев на вздохи не реагировал, потому что внутренне все время уговаривал сам себя продолжать путь. Не боролся с сомнениями, а убеждал кого-то очень осторожненького, поселившегося в его душе после стремительных побед в Забалканье и ещё более стремительной карьеры. Осторожный двойник нашёптывал, что после столь вызывающей выходки карьера может так же стремительно и закончиться, а азартный игрок, с колыбели терзавший Михаила Дмитриевича, тут же утверждал, что победы никуда не денутся ни при каких обстоятельствах. Что сделано, то сделано, бифштекс с кровью поджарен, и небольшое количество перца лишь придаст ему остроту и пикантность. Двойники продолжали спорить, Скобелев в спор старался не вмешиваться, но при этом точно знал, кто победит.
Миновали казачьи разъезды, объехали по бездорожью турецкие посты, формально отмечающие линию разделения противостоящих войск. Небо было в тучах, моросил мелкий тёплый дождь: к южным побережьям Европы уже подходила весна.
– Море, – сказал Млынов, ехавший впереди.
– Босфорский пролив? – спросил Струков.
– Кто его знает, – Млынов пожал плечами. – То ли Босфор, то ли Мраморное море, то ли Дарданеллы.
– Какая разница? – усмехнулся Михаил Дмитриевич. – Босфор для русского человека – понятие, а не факт географии, так-то, Александр Петрович. Костров не разводи, Млынов, но водочку с закусочкой нам приготовь.
Он проехал вперёд, спешился, расседлал коня.
– Чего ждёшь, Шурка? Мы с тобой – водоплавающие, проверено. А оказаться на берегу Босфора и не окунуться в нем – грех. Внуки не простят.
– Холодно, Михаил Дмитриевич.
– Для сугреву Господь России водочку выдал.
Скобелев разделся догола, вскочил на лошадиную спину, подобрал поводья.
– Ты – со мной или нет?
– С вами, ваше превосходительство, с вами, – недовольно бормотал Струков, поспешно раздеваясь. – Видать, судьба моя такая: с вами все время…
Тихие волны с натугой втаскивали на пологий берег песок и мелкую гальку. С шуршаньем откатывались и, собравшись с силами, вновь устремлялись на сушу. Вдали виднелись редкие огни стоявших на якорях кораблей.
– Европа подглядывает, – усмехнулся Михаил Дмитриевич. – Ну, с Богом.
Он отдал повод, и конь, недовольно фыркнув, нехотя пошёл в воду, осторожно нащупывая дно.
– А водичка-то неласковая!..
– Иду, иду, – невпопад откликнулся Александр Петрович, направляя лошадь следом.
До этого он успел подумать, что ему самое время отказаться от купанья, сославшись на холод. Тогда у него появилась бы отговорка, что он поехал со Скобелевым только для того, чтобы тот не натворил каких-либо глупостей посерьёзнее морского купанья. Объяснение не ахти какое, но и оно могло уберечь от гнева главнокомандующего, если самовольство их когда-либо всплывёт наружу. Однако возглас Михаила Дмитриевича толкнул его к противоположному решению, и он поспешил следом.
– Ух, ты!..
– Следуй за мной, Струков! – крикнул Скобелев, соскальзывая в море с лошадиного крупа. – И вправду – ух, ты. Матушка родная, до чего же неласково на чужбине!..
Поплескавшись и выкупав лошадей, вылезли на берег, где ожидали Млынов и казак-коновод с суровыми полотенцами. Растеревшись, оделись и расположились у маленького костерка, рядом с которым молчаливый казак уже приготовил скатерть-самобранку.
– Хорошо! – выдохнул Скобелев, осушив до дна добрую чарку, поднесённую верным адъютантом. – А костёр зачем запалили? Я, помнится, сказал, чтоб никаких огней!
– Тут – низинка, – пояснил Млынов. – Огня не видно ни с моря, ни с суши, казак проверял. А вам обсушиться да обогреться надобно, ваши превосходительства. Иначе завтрашний насморк объяснить будет затруднительно.
