Данте - Голенищев-Кутузов Илья Николаевич (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Так Данте обращается к графу Уголино деи Герардески До-норатико, родившемуся в начале XIII века в богатой феодальной семье, имевшей обширные владения в тосканской Маремме и на острове Сардиния. В 1275 году вместе со своим зятем Джованни Висконти он, происходивший из гибеллинской семьи, перешел на сторону гвельфов (как можно предположить, именно в этом и состоит его предательство, из-за которого он очутился в Антеноре). В 1284—1285 годах Уголино стал сеньором Пизы, официально со званием подеста вместе со своим внуком Нино Висконти. Для того чтобы оградить Пизу от нападений коалиции Генуи, Флоренции и Лукки, он уступил союзникам некоторые пизанские замки, за что впоследствии его обвинили в измене, хотя уступка эта была политически необходима, что понимал и Данте. В июне 1288 года партия гибеллинов, воспользовавшись несогласием между Уголино и Нино Висконти, подняла восстание под предводительством архиепископа Руджери деи Убальдини (который считался другом правителя Пизы) и знатных семей Гваланди, Сисмонди и Ланфранки. Восставшие свергли Уголино и заточили его в башню вместе с двумя сыновьями и двумя внуками. Вход в башню по приказу епископа был замурован, и Уголино со своим потомством умер от голода в феврале 1289 года. Рассказ Уголино по силе трагизма не имеет себе равных в мировой поэзии до Шекспира. И Данте восклицает, осуждая город и его жителей, допустивших в своих стенах такое вопиющее попрание человеческого, сделавших себя позором всей Италии:
Дети не должны страдать и отвечать за вины своих отцов; заключает Данте эту сцену:
Образ Уголино, его муки в башне голода и его месть архиепископу Руджери произвели глубочайшее впечатление на умы, особенно в эпоху романтизма.
В глубокой задумчивости, потрясенный чужим несчастьем. как своим, вступает Данте во вторую зону Коцита — Толомею, названную так по имени Птолемея, правителя Иерихона в древней Иудее. Пригласив к себе своего тестя, первосвященника Симона Маккавея, и двух его сыновей, Птолемей предательски убил их на пиру в крепости Док. Толомея предназначена для тяжелых грешников, которые предали и погубили своих друзей и гостей. Если в первой зоне грешники вмерзли по пояс в лед, то во второй они лежат на спине, зажатые льдами, и слезы их застывают ледяной корой. Данте удивляется тому, что в неподвижном ледяном воздухе Коцита повеял ветер, так как на дне Ада нет водяных паров, нагретых солнцем, которые в его время считали причиной движения воздуха. Вергилий не отвечает на вопрос Данте. Адский ветер порожден взмахами крыльев Люцифера.
Данте обещает снять ледяную кору с глаз грешника, услышавшего его шаги, и даже клянется — пусть он окажется под ледяным покровом, если не сдержит свое обещание. Однако после того, как Данте узнает все, что его интересовало, и убеждается, что грешник наказуется по заслугам, он не исполняет обещанного. Снова звучит жестокий Дантов стих: «И я рукой не двинул, и было доблестью быть подлым с ним». Так непреклонно суров и безжалостен поэт к Альбериго деи Манфреди, принадлежавшему к ордену гаудентов — «радующихся братьев». Альбериго был одним из вождей гвельфов в городе Фаэнца (провинция Романья). Притворяясь, что помирился со своими родственниками Манфредо и Альбергетто, он пригласил их на пир в свою виллу. Когда хозяин приказал слугам: «Принесите фрукты», — они набросились на гостей и закололи их. Это случилось 2 мая 1285 года Событие это вошло в пословицу, в народе говорили: «Его угостили фруктами брата Альбериго». Альбериго говорит, что он «променял на финик смокву». Известно, что финик был более дорогим в Италии плодом, чем смоква. Эта ироническая фраза означает, что в Аду ему воздано сторицей. В 1300 году, в условный год потустороннего путешествия Данте, Альбериго был еще жив. Данте с присущим ему мастерством высказывает удивление: «Ты разве умер?» Гаудент объясняет ему, что за преступления, подобные его злодейству, души попадают в Толомею еще при жизни, а в тело грешника вселяется бес. Нетерпеливый Данте во имя восстановления мировой справедливости расправляется не только с мертвыми, но и с живыми. Так, заранее, как мы видели, живого, он осудил и папу Бонифация VIII.
Брат Альбериго сообщает Данте, что рядом с ним можно найти и другие грешные души, чьи тела еще здравствуют на земле. За ним «от стужи жмется» Бранка д'Орья. С этим сотоварищем он свыкся, вместе они провели во льдах Коцита уже много лет. Данте снова делает вид, что он удивлен, и говорит: «Бранка д'Орья жив, здоров, он ест, и пьет, и спит, и носит платья». Бранка д'Орья происходил из знатной генуэзской семьи; он убил на пиру своего тестя, Микеле Дзанке, князя-судью области Логодуро в Сардинии. В тела Бранка д'Орья и его родственника, соучастника преступления, вселились дьяволы.
В области душегубцев Данте ополчается против генуэзцев.
Эта инвектива короче, чем слова Данте, обращенные против Пизы. Она исполнена большой поэтической силы и часто цитируется в Италии людьми, враждебно настроенными к генуэзцам. В Италии XIV века генуэзцы стяжали себе дурную славу. Об их хищности и корыстолюбии писал Боккаччо в «Декамероне».
Последняя, тридцать четвертая песня «Ада» начинается словами известного латинского гимна, исполнявшегося в страстную пятницу в католических церквах: «Приближаются знамена царя (Ада)». Последнее слово — «Ада» Данте добавил от себя. В гимне Венанция Фортуната, епископа Пуатье, «знамена» обозначали крест. Для Данте «знамена» — шесть крыльев Люцифера, в царстве которого искажаются и нарушаются все божественные установления. Данте снова прибегает к своим излюбленным поэтическим приемам: не называет сразу и прямо действующих лиц, а говорит иносказательно, пользуясь метафорами и сравнениями. Вместо «Люцифер» сказано: он чернеет, он виден. Крылья Люцифера, также не названные прямо, уподоблены крыльям мельницы в тумане. Они вздымают нестерпимый ледяной ветер.
Поэты вступают в четвертую зону Коцита Джудекку, названную по имени Иуды, предавшего Христа. Грешники в этой области глубоко вмерзли в лед, одни лежа, другие стоя или вниз головой, а некоторые согнувшись в дугу, так что ступни касаются лиц. Те, кто предал своих благодетелей или людей, сделавших им добро, равных им по званию и достоинству, — лежат; стоят вниз головой те, кто предали высших по положению, вверх головой — те сеньоры, которые предали своих подданных; изогнуты — предавшие как высших, так и низших.
Данте и Вергилий, наконец, видят вблизи гигантскую фигуру вмерзшего в лед до пояса Люцифера, перед которым малыми кажутся гиганты, охраняющие нижний колодец Ада. Вергилий называет его Дитом, одним из античных имен повелителя Преисподней. Данте говорит со скорбью и ужасом о том, как дивен и прекрасен был когда-то столь безобразный ныне Люцифер, и называет его первопричиной зла. Люцифер у Данте не похож на сатану Мильтона, на Мефистофеля Гёте, ни на лермонтовского Демона. Люцифер в Аду безобразен, скован льдами, подчинен высшей воле, навеки побежден. Он занимает центральное место в мироздании, то есть абсолютное зло находится в самом средоточии вселенной, и в центре мира — вечный холод и ужасающее уродство. Масса тела Люцифера, лишенного, казалось, разума, бессловесное, отвратительное, животное, воплощает мировое зло и мировое уродство. Вся поэма Данте построена на антитезисе: огонь Эмпирея и холод Коцита, любовь и ненависть, движение и неподвижность, гармония и нарушение всех пропорций. Некогда Люцифер был сотворен серафимом, высшим духом из девяти ангельских чинов. Люцифер и его ангелы бунтовали напрасно, они вошли в систему мира, предначертанную божеством, и должны были стать пусть озлобленными, но послушными исполнителями свыше назначенных казней для соблазненных ими людей. Они могут бунтовать только эпизодически, как перед воротами города Дита или в Злых Щелях, но должны в конце концов покориться. Гордыня, как главный грех, нарушила мировую гармонию и была первопричиной зла. Борьба Люцифера с добрым началом все же продолжается на земле, и он стремится увеличить число подданных своего царства, поэтому устрашающи во мгле полунебытия его знамена. В многосмыслии поэмы Данте Коцит означает также дно души, а не только средоточие мира. Замерзшие души как бы смешиваются со льдом, теряют индивидуальность, которая все же порой прорывается сквозь ледяную кору, как в знаменитом эпизоде с Уголино.