Тайна смерти Рудольфа Гесса (Дневник надзирателя Межсоюзной тюрьмы Шпандау) - Плотников Андрей Николаевич (список книг TXT) 📗
За эту версию говорят политические события, произошедшие в ФРГ и ГДР в 1989–1990 годах.
Против этой версии говорят результаты токсикологической экспертизы внутренних органов Гесса, проведенной после вскрытия. Английские специалисты не нашли следов никаких подозрительных веществ. Правда, как английские специалисты могут подделывать материалы расследования, мы уже видели.
Не находится также повода для подделки не существовавшей при такой версии событий предсмертной записки, и можно считать, что подделка предсмертной записки Гесса свидетельствует против этой версии смерти.
А если немецкие спецслужбы обратились за помощью в решении «вопроса Шпандау» к своим западным союзникам? Сегодня известно, что Франция и Великобритания вовсе не жаждали видеть единую Германию и вряд ли бы согласились помогать в таком деле. Но США приветствовали возможность создания единого немецкого государства.
Таким образом, версию убийства Рудольфа Гесса можно рассматривать только при условии участия в нем специальных служб Соединенных Штатов. Но в этом случае все подозрение явно падало бы на американский караул и американского надзирателя Джордана. Думаю, что американские спецслужбы вряд ли стали бы работать так грубо.
Учитывая сказанное выше, возникает вопрос: а если Гессу рассказали о такой парадоксальной ситуации, что его жизнь мешает будущему немецкого народа, мешает снова сделать Германию единым государством? Мог ли Гесс сам пожертвовать своей жизнью ради величия Германии? Лично мое мнение — мог. Но из-за ограниченности информации, имеющейся у Гесса в Шпандау, самостоятельно он не мог сделать такие глубокомысленные заключения о событиях, планирующихся в далеком будущем.
Пастора Габеля выгнали из тюрьмы Шпандау в 1986 году. Но вполне возможно, что он был не единственным каналом связи Гесса. Зная о том, что целый ряд западных надзирателей был заподозрен и даже арестован западными же спецслужбами за незаконное фотографирование в тюрьме или кражу вещей заключенного, можно смело предположить, что кто-то из западных надзирателей вполне мог также использоваться в качестве канала связи с внешним миром, помимо Габеля. Таким образом, информация о возможности объединения Германии и негативном влиянии на этот процесс существования тюрьмы Шпандау могла быть принесена Гессу из-за стен тюрьмы.
За эту версию говорят политические события, произошедшие в ФРГ и ГДР в 1989–1990 годах, а также вера Гесса в возрождение Великой Германии и готовность отдать за нее жизнь.
Против этой версии выступает отсутствие в Германии достойного авторитетного человека, которому бы Гесс поверил до такой степени, что решился на самоубийство. Следует отметить, что даже близкие родственники — жена и сын — не являлись для Гесса авторитетами в политических вопросах.
В случае развития событий в соответствии с данной версией в предсмертной записке Гесса, скорее всего, говорилось бы что-нибудь о «Великой Германии». Это было бы неприятно для дирекции Межсоюзной тюрьмы Шпандау, но никак не являлось поводом для подделки предсмертной записки. Поэтому можно считать, что подделка предсмертной записки Гесса говорит против этой версии смерти.
В апреле 1987 года «заключенный № 7» устно пожаловался коменданту американского сектора Западного Берлина генералу Митчелу на чернокожего американского надзирателя МТШ господина Джордана. В мае 1987 года «заключенный № 7» направил письменную жалобу директорам Межсоюзной тюрьмы Шпандау на Джордана. Однако оба заявления заключенного были оставлены директорами тюрьмы без должного внимания. Возможно, что Гесс решился на самоубийство в отместку директорам МТШ из-за отсутствия реакции на его жалобы.
За эту версию говорят произошедшие события, а также поделка предсмертной записки. При этом варианте развития событий Гесс в предсмертной записке мог прямо обвинить директоров тюрьмы Шпандау в бездействии по его жалобам. Ведь он же предупреждал, что Джордан представляет угрозу для его здоровья. Естественно, нельзя было бы допустить, чтобы такая записка стала достоянием общественности, и пришлось ее подделывать.
Настоящую предсмертную записку Гесса, кроме директоров МТШ, видел только начальник британского военного госпиталя в Западном Берлине полковник Хамер-Филип. Почерк Гесса тяжело читать даже специалистам, а смысл написанного понимается только после нескольких прочтений. Но в британском военном госпитале, когда полковник Хамер-Филип в присутствии советского военного врача Федора Козликова достал из кармана Гесса записку и прочитал ее, времени для детального изучения содержимого не было. Да и задача такая не стояла. Записку только бегло просмотрели. Правильно ли поняли читавшие смысл записки? Правильно ли перевели ее содержание советскому врачу, который не знал немецкого языка? В этом случае становятся понятны слова подполковника Козликова в интервью газете «Сегодня. UA» 17 августа 2007 года: «По прибытии других врачей под опись и росписи присутствующих было изъято содержимое карманов умершего, в том числе записка. В ней Гесс благодарил врачей и надзирателей за проявленные к нему внимание и заботу». Благодарность надзирателям в записке могла быть высказана не в прямом смысле, а фигуральном (иносказательном), но понять это с первого прочтения было невозможно. И, скорее всего, в записке Гесса после обвинений в адрес дирекции тюрьмы Шпандау и фразе о решении уйти из жизни были примерно такие слова: «…За все это благодарите своего надзирателя…»
Против этой версии говорит только характер Гесса. Кончать жизнь самоубийством в отместку директорам тюрьмы Шпандау, а уж тем более в отместку чернокожему американскому надзирателю, — это никак не соответствовало статусу и жизненной позиции ближайшего сподвижника Гитлера.
За сорок лет заключения в тюрьме Шпандау Гесс не только не раскаялся в совершенных им во времена нацистского режима преступлениях, но и продолжал считать себя «последним фюрером Германии». Ведь сам Гитлер назначил Гесса своим преемником, если что-то случится с Герингом. После смерти Геринга, находясь в Нюрнбергской тюрьме, Гесс, помня о своей великой миссии, пытался даже составить программу работы нового германского правительства и сформировать само правительство. Поэтому и уйти из жизни наци № 3 надо было соответствующим образом, как достойному преемнику Гитлера.
Вероятно, Гесс пришел к мысли о самоубийстве во время последнего нахождения в британском военном госпитале в марте 1987 года. Его состояние в эти дни было критическим. Гесс понял, что если он просто умрет в госпитале при очередном заболевании, он проиграет свою войну. Он будет просто заключенным, в отношении которого полностью исполнен приговор Нюрнбергского трибунала — пожизненное заключение. Страны-союзники будут радоваться, великая миссия тюрьмы Шпандау будет исполнена. Но Гесс не хотел давать победителям повод для радости, он хотел последний раз «продемонстрировать несломленную силу духа». Истинные нацисты сами принимают решение, когда им уходить из жизни. Если он уйдет из жизни сам, как сам фюрер Адольф Гитлер, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, руководитель пропаганды нацистской партии Йозеф Геббельс, официальный преемник фюрера и рейхсмаршал Герман Геринг, то он не только будет равный им, но и навсегда останется последним фюрером Германии.
За эту версию говорит поведение Гесса на всем протяжении тюремного заключения в Шпандау.
Против этой версии говорит подделка предсмертной записки. При таком развитии событий в предсмертной записке, скорее всего, говорилось бы примерно то же, что и в последнем слове Гесса на Нюрнбергском процессе: «Я не сломлен. Я не отрекаюсь. Я ни о чем не жалею». Обнародование такой записки дало бы толчок для новой волны выступлений неонацистов во всем мире, однако это вряд ли служит оправданием для ее подделки.
