Новеллы моей жизни. Том 2 - Сац Наталья Ильинична (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Мечты сбываются
6 октября 1979 года. Последний год пятилетки. В переполненном зале нашего нового театра — строители: строгие, усталые, счастливые. Мы — это коллектив более чем в пятьсот человек. Коллектив артистов и музыкантов «выковался» достойный, единый, хоть и создавался из разных индивидуальностей. Мы и верим и не верим. Не можем поверить, что вот это огромное здание, такое поразительно красивое здание, где развернется наша творческая работа, — уже не мечта, а реальность. Смотрим на строителей, как на волшебников. Все еще недоумеваем: неужели сбылось?!
На сцене — тоже московские строители. Открывает новое здание В. В. Гришин, с трибуны он говорит нам напутственное слово. Я где-то там, на сцене, предельно счастливая, усталая и чего-то недопонимающая. Но вот меня вызывают к трибуне и вручают огромный ключ, символический знак того, что именно для нас построен этот дворец. Ключ металлический, резной, отливает золотом. Наверху его — буквы «МГДМТ», внизу — «Н» и «С». Неужели это мне?! Когда-то пятнадцатилетней девчонке Наташе Сац, раз и на всю жизнь почувствовавшей «одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть» создавать театры для советских детей, работавшей всегда и во всех условиях с одинаковой отдачей? Неужели это мне выпало счастье участвовать в строительстве величественного дворца детской радости, неужели это мне сказали такие добрые, обнадеживающие слова и вручили «золотой ключик» от этого дворца? Беру ключ, не выпуская его из рук, как-то боком вскарабкиваюсь на трибуну, говорю слова благодарности всем строителям, не помню, что говорю, помню — взахлеб, и последние слова:
— Какое счастье, что мне было уже четырнадцать лет, когда произошла Великая Октябрьская революция и открыла необозримые просторы перед теми, кто сразу, безоговорочно принял ее призывы к созиданию счастья для всех трудящихся, любви ко всем нашим детям, горячей веры в великое будущее нашей Родины.
Выразить в словах все, что хотела, конечно, не смогла, и так была счастлива, когда музыка досказала за меня то, что я чувствовала. Неожиданно для присутствующих из глубины оркестровой ямы на уровень сцены поднялся наш оркестр во главе с главным дирижером, и грянула увертюра к опере М. И. Глинки «Руслан и Людмила», — ее мы впервые сыграли строителям, когда еще только подвезли камни для этого театра…
Новой постановки для только что полученной в подарок новой сцены у нас тогда еще быть не могло. Но за несколько дней осмыслить причудливую концертную программу с участием только нашего коллектива сумели. Когда президиум перешел в зрительный зал, зазвучали театрализованные песни о Москве, песни борьбы и побед, яркие танцевальные сюиты, песни о прошлом нашей Родины, и особый успех выпал на долю бессмертной «Дубинушки» — «Эй, ухнем». Она жила на нашей сцене не только в могуче звучащих голосах солистов оперы и звуках оркестра, но и зримо возникла на заднем плане, напоминая картину Ильи Ефимовича Репина «Бурлаки на Волге», с ощущением течения Волги-матушки за фигурами бурлаков, под ликование, что теперь возможности нашего электроцеха так выросли.
Программа в этот вечер у взрослых людей — наших дорогих строителей — имела большой и, я бы сказала, неожиданный успех. Конечно, не раз рассказывали мы им, во имя чего предпринято это грандиозное строительство, но уверенности, что дети Москвы, их дети, получат действительно настоящее искусство, что зазвучит большая музыка даже и для маленьких, что нашему коллективу, вобравшему в себя оперу, балет, симфонический оркестр, доступны такие масштабы, не могло у них быть, пока они не услышали этого концерта.
Большим счастьем было и то, что торжественность праздника не была разбавлена никакими банкетными настроениями. Сосредоточенная тишина сменялась громкими аплодисментами, рождение чего-то большого и нового устраняло то, что так часто зашелушивает «зерно» большого события. А я ходила, пожимая руки архитекторам, скульпторам, художникам — С. Волкову, А. Кнорре, П. Мельниковой, В. Акимушкиной, Олегу Гаману, молодому, но уже получившему премию за строительство другу нашему, Владимиру Георгиевичу Совкову, Леониду Наумовичу Краснянскому, целовала строителей-женщин (у многих из них были слезы на глазах) и мысленно повторяла слова:
«Чего сильно хочешь, во что искренне веришь, то не может не сбыться…»
— Вы не знаете, как проехать в Детский музыкальный театр? Приезжие мы.
— Садитесь на троллейбус номер двадцать восемь по направлению к университету. Следующая остановка — Детский музыкальный театр.
— Так и называется?
— Так и называется.
— Говорили, театр знаменитый, но что в честь него троллейбусную остановку сделали… Лихо!
Гости подъезжают к театру. Он за зелеными деревьями, за фонтанами, цветочными клумбами, среди которых чудесные скульптуры. Справа, там, где так много крупных белых ромашек, — колонна-постамент, на котором высится приветливый курносый парнишка верхом на лошади. Он трубит в трубу, словно созывая в театр ребят…
Они спешат сюда за час до начала спектакля, боясь опоздать. Под скульптурой мальчика на лошади — ярко-красочные плакаты: афиши театра.
Взгляните налево: большие скульптурные фигуры пионера, маленькой негритянки, желтолицего вьетнамца, краснокожего индейца… Ребят всех рас видим мы тоже как бы устремившимися к театру, который ждет к себе в гости не только маленьких москвичей — он обращен к детям всего мира.
Весело бьет вода из фонтана с четырьмя музами, из фонтана «Бегущая по волнам». На траве около театра как бы гуляют звери и птицы (графические скульптуры народного художника РСФСР Ивана Ефимова). Гуляют под музыку — она несется с балконов театра-дворца.
Здание театра кажется ажурным, его основа — камень-ракушечник, много белокаменной резьбы, пять замечательных входных дверей. На первой — Мальчиш-Кибальчиш из сказки Аркадия Гайдара и веселый Буратино. У Буратино в руках золотой ключик, который он словно поворачивает, напоминая, что скоро начнется представление. Над тремя следующими входами — золотые медальоны с барельефным воплощением сказок великого Пушкина, талантом русских композиторов превратившихся в оперы. Вот они — Царевна-Лебедь, Рыбак и Золотая рыбка, мудрец с Золотым петушком… На пятой двери оживают образы первой симфонической сказки для детей. Птичка сидит на флейте, кошка в дружбе с кларнетом, страшный волк неотрывен от валторн, ну а герой симфонической сказки Сергея Сергеевича Прокофьева «Петя и волк» — сам Петя — дружит со струнными смычковыми инструментами. Этот вход направит ребят в малый концертный зал, словно подготавливая их для входа туда. Все двери очень красивы. Но поднимите голову. На крыше театра — его символ: Синяя птица на золотой арфе. Москва — златоглавая. Арфа, на которой «сидит» Синяя птица, золотая. А главная героиня театра-дворца Синяя птица несет детям счастье любви к музыке и понимания ее. Поэтому она и сидит на арфе. Поэтому нашу Синюю птицу мы так любим и у всех сотрудников театра на груди один и тот же значок: Синяя птица на золотой арфе.
Мы это заметили, как только вошли в театр. Еще у дверей красивая женщина нам улыбнулась, и мы почувствовали, что нам улыбнулся весь театр. Нет здесь ни строгих контролеров, ни мрачных билетеров: веселые приветливые лица! А громкое «Добро пожаловать, дорогие ребята!» звучит откуда-то сверху… Кажется, что улыбаются даже стены того скучного места, которое обычно называется вешалкой. Оказывается, над всем гардеробом по трем мосткам, протянувшимся от верхнего фойе к окнам театра, прогуливаются любимые герои детских книжек: кукла Мальвина, обезьянка Чичи, Петушок — Золотой гребешок… Артисты, одетые в костюмы этих героев, вышли на мостки специально для того, чтобы приветствовать входящих ребят. Право же, гораздо интереснее вместо замечания сурового билетера услышать с мостков дружеский совет пуделя Артемона: «Шапку и шарф положи в рукав… Правильно, гав!»
Нравится ребятам и очень добродушный медвежонок, сделанный скульптором А. Белашовым. Кажется, вот только сейчас, сию минуту повернул медвежонок голову к входящим ребятам, чтобы попросить их после спектакля обязательно написать ему, понравился ли спектакль, который они сейчас увидят, а если нет — то почему?! За спиной у медведя белая березка, на которую он предусмотрительно повесил ящик для детских писем.
