Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984 - Стругацкие Аркадий и Борис (читать хорошую книгу txt) 📗
7 мая сценарно-редакционная коллегия «Ленфильма» сообщает Авторам свое решение по сценарию ЗМЛДКС.
Уважаемые Аркадий Натанович и Борис Натанович!
Редколлегия объединения 7 мая обсудила Ваш сценарий. Еще до обсуждения мы выработали с Вами подробный план дальнейшей работы, поэтому обсуждаемый сценарий был принят в качестве 1-го варианта.
Нам понятно Ваше стремление сделать эту философскую притчу драматургически напряженной, увлекательной для будущего зрителя. Но, с нашей точки зрения, Вы избрали для этого неверный путь. Линия «расследования» следователя Зыкова, во-первых, бессодержательная; во-вторых, создана по заранее ложному поводу; в-третьих, стоит далеко в стороне от настоящего расследования, составляющего самую суть содержания будущего фильма. Расшифруем наши утверждения. О бессодержательности этой линии, как мы полагаем, Вы догадаетесь, еще раз внимательно прочитав все эпизоды с Зыковым. Ложным для восприятия читателя, а потом и зрителя, будет расследование по поводу «убийства» Снегового, потому что все герои — Малянов наверняка, и Вайнгартен и Вечеровский — быстро, в пределах экранного времени, поймут, что это самоубийство. Если же Вы заставите их долго сомневаться в этом, то всё поведение их окажется по меньшей мере странным: как это люди ведут себя подобным образом, если кто-то убил знакомого, или, во всяком случае, рядом живущего человека. Следовательно, все усилия Зыкова по «расследованию» будут для зрителя фиктивными. Третье, и самое главное. Настоящий «детектив» содержится в самом сюжете Вашей повести, которую Вы экранизируете: это выяснение героями — и прежде всего, Маляновым — что происходит и какие силы за этим стоят. Не меньшее, а даже большее драматическое напряжение начнется и тогда, когда, осознав опасность, герои станут выбирать линию поведения, а в сущности, определять всю свою дальнейшую судьбу, всю свою жизнь до конца дней — задолго до отпущенного миллиарда.
Наибольшая привлекательность Вашей повести — это обычное течение жизни, в которое вклиниваются поначалу тоже обычные происшествия. Ну, что странного в том, что принесли заказ из «Гастронома», или что с запиской жены приехала ее подруга и поселилась на несколько дней? Вроде бы — ничего. В такого рода событиях, постепенно нарастающих, приводящих почти к ужасу, — самое настоящее напряжение и, на наш взгляд, занимательность жанра фантастики. При этом только в этой повседневности, похожести, узнаваемости существования героев и состоит настоящий контакт читателя-зрителя, его способность сопереживать, применять к себе сходные обстоятельства и — вместе с героями делать выбор, чрезвычайно существенный для нашего с Вами современника.
Как же, по нашему мнению, и на чем Вы должны строить сюжет? Так, как в повести: Малянов проходит через сумму испытаний, всё более и более серьезных, и в конце концов признает себя побежденным. Почему? На этот вопрос не дает полного ответа и повесть. Это предстоит придумать. Телеграмма о сыне — как нам кажется, прием запрещенный: вероятно, каждый поступил бы так же. Может быть, это любовь? Только не в виде развлечения с женщиной-вамп (тут-то Малянов должен устоять, иначе его не стоит пугать дальше), а с собственной женой Ирой. Ведь бывают же, согласитесь, случаи, когда муж и жена любят друг друга (последнее утверждение мог бы сделать Вайнгартен!). И, наверное, сложно и даже мучительно подвергать опасности любимого человека, даже если он согласен эту опасность с тобой разделить.
Теперь о героях. Наибольших усилий потребует от Вас главное действующее лицо — Малянов. Здесь Вам тоже предстоит придумывать и писать много заново. Происходит это оттого, что в повести Малянов выступает в роли рассказчика, даже, скорее, автора «рукописи, найденной при странных обстоятельствах». Самоирония, заключенная в прозаическом тексте, норма и пики его душевного состояния не могут без изменений, трансформации перейти в драматургическую форму. В настоящем варианте сценария это очень заметно: Малянов превратился в маловыразительную фигуру, лишенную глубины натуры. За таким героем, согласитесь, следить неинтересно.
Предстоит еще и еще раз продумать, что все-таки за силы действуют на вполне земных героев. Назовите их, как Вам только понравится (одно ясно, что это никакая не земная организация — тут следователь Зыков, его краткие действия могли бы недвусмысленно дать это понять). Но, как нам кажется, из разнообразных догадок, вполне закономерных тогда, когда герои только стараются прийти к какому-то предположению, в финале должно прийти однозначное решение: это то-то и то-то.
Во время обсуждения было высказано много частных соображений, о которых Вам расскажет редактор в личной беседе.
Учитывая большой объем предстоящей работы, а также то обстоятельство, что Вы, Борис Натанович, еще далеко не оправились от тяжелого заболевания, мы предоставляем Вам большой срок для завершения сценария — до 25 сентября с. г.
Уверены, что работа будет успешно завершена, желаем Вам обоим только доброго здоровья и еще раз здоровья.
Главный редактор 1-го творческого объединения Ф. Гукасян
Редактор С. Пономаренко
АН в это время решает не работать более с Андреем Тарковским.
<…>
8 мая 1981
Был у Аркадия Стругацкого. Решили бросить «Ведьму».
А. говорит, что плохо себя чувствует, что ложится в какой-то кардиологический институт, где ему, «конечно, не разрешат работать». Жалко мне его; но и он вот уже четыре месяца морочит мне голову. Плохо себя чувствует, но пьет и еще хочет добиться толка в работе. Не будет толка, конечно.
<…>
«Ведьму» буду писать сам.
NB. «Ведьма»: Калягин должен быть бедный, оборванный, небритый, жалкий и счастливый (никто не понимает почему).
<…>
5 июня 1981
<…>
Мне почему-то кажется, что А. Стругацкий не случайно расторг со мной рабочее содружество. Ему показалось, видимо, что общение со мной им чем-то угрожает. Никогда не забуду, как он примчался ко мне выяснить денежные свои (наши) дела, когда узнал, что у меня инфаркт.
<…>
Дорогой Аркаша!
Вот собрался наконец тебе написать, хотя писать, собственно, по-прежнему не о чем. Вот получил давеча деньги из «Знания» — 821 ряб. Извещение из ВААПа пришло насчет чеков из ФРГ, Франции и США всего на 512. Если умножить на 4.6, получается вполне приличная сумма…
Кстати. Просьба. Свяжись-ка ты с ВААПом и попроси их выяснить, где экзы следующих изданий:
Это — для начала. Пусть выяснят.
В остальном бездельничаю. Вяло занимаюсь сценарием зМЛдКС. Пишет его Петя Кадочников, а я только даю ЦУ. Однако же вот-вот придется-таки приводить в движение руку мастера. Жутко неохота! Сценарии все эти заср… Романы надо писать, а не сценарии! Правда, кто их будет печатать?
Тут при слухе о твоем переезде все страшно оживились и начали строить планы. Я имею в виду собратьев по секции во главе с Евгением Павловичем [112]. Я, правда, все их восторги сразу же охладил, сказавши, что всё это вилами по воде… Разумеется, мне не поверили. Представляю, какое разочарованное «У-у-у!» сейчас раздастся! А может, ты все-таки потом соберешься с духом и займешься этим делом снова — не спеша, спокойненько, хладнокровно… Как врач советовал моему соседу по палате: «Половой акт? Да, можно… Но, знаете ли, так — спокойно, без эмоций…» Съехаться бы надо. Это, понимаешь ли, объективная необходимость.
Слушай, а нельзя пустить подзаголовком к ОуПА — «Дело об убийстве»? Я был бы очень рад. А?
Как там Мирера? Манин? Ревич? Процветают, небось, без всяких стенокардий! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Ужо, даст бог, приедем к вам числа 11-го — всех повидаем. А может, и НЕ повидаем. А посидим на кухне, попивая чаек (коньячок?) и почесывая языки…
112
Брандис Евгений Павлович, критик, библиограф, литературовед.