Одри Хепберн – биография - Уолкер Александр (читать книги онлайн без .txt) 📗
Наперекор слухам и историям, публиковавшимся в это время, Одри не нашла то, что искала, в Бене Газзаре. «Она была очень близка к нему в ходе съемок того первого фильма, который они делали вместе. „Кровное родство“, но не на этот раз», – рассказывает Богданович. Собственный брак Газзары вступил в полосу испытаний, и он не отвечал на теплое отношение к нему Одри тем же сильным и непосредственным чувством, как это было раньше. Теперь ему приходилось заниматься неприятным и дорогим делом: собирать осколки собственной семейной жизни. Чтобы охладить горячие журналистские головы и заставить многих прикусить языки, он пригласил на съемки «Они все смеялись» свою жену. Но эффект получился прямо противоположный: авторы светской хроники сделали все, чтобы раздуть эти сплетни в историю грандиозного романа.
На экране все выглядело совсем иначе, «Одри делала нечто совершенно удивительное, – рассказывает Богданович, – в определенных сценах, которые отличались откровенной эротичностью. В одном весьма чувственном моменте фильма она целует Газзару, и ни у кого не возникает никакого сомнения, что целует именно она. В другой сцене, в которой они вместе лежат в постели, она меня просто поразила. „Где ты была?“ – спросил я ее. „Везде“, – ответила она. У меня создалось впечатление, что она отчаянно хочет найти любовь».
От Богдановича Одри ждала и получала все, кроме любви. Он же все более и более привязывался к Дороти Страттен. Через несколько недель после окончания съёмок, вернувшись в Лос-Анджелес из воскресной поездки за город, он в аэропорту узнал, что Дороти убита своим ревнивым и психически неуравновешенным мужем. Богданович впал в тяжелую депрессию, продолжавшуюся довольно долго. Свое горе он позднее описал в книге «Смерть единорога», с теплотой и любовью вспоминая покойную. «Последствия гибели Дороти для фильма были крайне неблагоприятны, – рассказывает он теперь. – Акцент в восприятии фильма публикой сместился на eё персонаж в то время, как его значение было очень точно сбалансировано с персонажем Одри, и это превратило романтическую комедию в нечто сулящее неминуемую трагедию. Теперь единственное, о чем мог думать зритель, глядя на экран, была смерть Дороти. Шон Феррер находился в Ванкувере, когда пришло сообщение об убийстве актрисы. Он тут же сел в машину и ехал восемнадцать часов нонстопом, чтобы быть рядом со мной и в нужную минуту успокоить меня. Шон всегда был настоящим сыном своей матери».
Еще до завершения съемок фильма «Они все смеялись» Богданович и Одри начали обсуждать планы на будущее. Как это ни удивительно, они вращались вокруг eё возвращения на сцену. Богданович должен был выступать в качестве режиссёpа, а если обстоятельства сложатся благоприятно, то и eё партнера по спектаклю. "Нам обоим очень нравился Ноэль Кауэрд. «Сенная лихорадка» принадлежала к числу тех его пьес, в которых Одри очень хотелось сыграть… с Майклом Кейном. Еще на примете был «Жизнерадостный дух», но она сказала: «Мне не хочется играть Эльвиру, жену духа, если вы об этом думаете. Я хочу сыграть ясновидящую». Я ответил: «Но эту роль играла Маргарет Рутенфорд». «Да, – сказала Одри, – она ведь знала, какая роль в пьесе самая лучшая».
«Не могу сказать, что именно искала в это время Одри, но это было нечто такое, что кино со своей зыбкой, текучей природой не могло ей дать. В Италии, у нeё дома, семейные проблемы продолжали усложняться. Мне казалось, что она пытается проанализировать их и понять, что ей готовит будущее. У меня возникло ощущение, что решение своих проблем она найдет в кино. И я перенес это ощущение на тот фильм, который мы делали совместно. Оно проявляется в концовке, в том месте, где Одри улетает на вертолете. Появление Одри в конце фильма подобно заключительной строфе в поэме. Но именно так я и задумывал этот эпизод. Но сейчас он выглядит несколько зловещим».
Одри вернулась в Рим к Луке. Она выехала из своей квартиры в палаццо и сняла в тихом пригороде уютную виллу с садиком, где eё глаз радовало множество цветов. Лука, который все eщё ходил в школу, жил с нею, и это, естественно, вполне устраивало Одри. Ради ребенка (окончательно порвать с прошлым и при этом сохранить самое ценное из прошлого) она теперь затевала длительный и мучительный развод.
Особенно тяжелым его сделало то, что брак заключался в протестантской церкви в Швейцарии, а расторжение происходило в Италии, где отец семейства обладает особыми и весьма значительными правами.
Она прямо признавала: "У меня с мужем то, что вы назвали бы «открытыми отношениями». Затем она добавила: «Это неизбежно, мне кажется, когда муж моложе жены».
НОВЫЙ МУЖЧИНА В ЕЁ ЖИЗНИ
Роберт Уолдерс был высоким, худощавым, с глубоко посаженными глазами и бородой, которая придавала торжественно-cepьёзный вид и несколько старила его. Он был голландцем, сыном чиновника из авиационного управления. Воспитание и образование он получил в Европе и в США. Когда у него, eщё студента, спросили о цели в жизни, он ответил вполне cepьёзно: «Доставлять удовольствие дамам».
Уолдерс обладал необходимым для этого очарованием и определенными актерскими способностями. Он учился в театральной школе в Нью-Йорке, играл эпизодические роли в римейке «Bean Geste» в 1966 году и в «Тобруке» – откровенной халтуре о второй мировой войне. Затем, как можно предположить, с радостью вытряхнул песок из сапог, чтобы усесться в седло телесериала-вестерна «Ларедо», где яркая и привлекательная наружность была вполне подходяща. Ноэль Кауэрд заметил его на одном фестивале искусств. Там Уолдерс был занят в пьесе Кауэрда. «Мастер» вспомнил имя этого актера, когда Мерль Оберон искала артиста на главную мужскую роль в eё новом фильме. «Вполне вероятно, что у него большое будущее, Мерль, – сказал Кауэрд, – кроме того, он произвел на меня впечатление очень приятного молодого человека».
Фильм, к сожалению, не раскрыл актерский потенциал Уолдерса. Оберон вспоминает, как впервые познакомилась с ним: «Я спросила, как его зовут, взяв свою салфетку и не обратив внимания на карточку с именем, лежащую перед ним. „Роберт Уолдерс, мэм“, – ответил он. После чего я пристально взглянула на него. Какое невероятное совпадение! Рядом со мной сидел человек, о котором несколько недель назад говорил Ноэль Кауэрд».
Они начали работу над фильмом «Перерыв» в феврале 1972 года. Картина делалась ради удовлетворения тщеславия eё спонсоров: за постановку платил муж Мерль, итальянский миллионер-промышленник Бруно Пальиан. Он мечтал восстановить репутацию своей жены как кинозвезды. Кроме того, хотел внести разнообразие в eё скучную жизнь в Акапулько. Оберон уже перевалило за шестьдесят, но она eщё не утратила своего экзотического – наполовину азиатского – очарования.
В «Перерыве» Мерль решила сыграть богатую даму, которая стала виновницей гибели своего мужа в автомобильной катастрофе. Теперь она влюбляется в нищего молодого художника, встреченного ею среди руин цивилизации майя на Юкатане. Незнакомец (его играет Уолдерс) возвращает ей душевное равновесие и смысл бытия. Жизнь поспешно следовала за искусством (хотя и здесь слово «искусство» можно употребить в очень приблизительном значении). Осчастливив Оберон в фильме, Уолдерс не остановился на этом и сделал eё eщё счастливее, женившись на ней, хотя Мерль и была на двадцать пять лет старше его.
«Он привнес смысл в мою жизнь. Вернул мне молодость», – говорила она, и eё слова казались репликой из какого-то банального фильма. Они провели вместе семь счастливых лет до самой смерти Оберон в 1979 году. Они вели себя как любовники: гуляли, взявшись за руки, по пляжу в Малибу, куда Мерль переехала после развода с Пальианом. Они вместе отправлялись в путешествия на яхте от острова Каталина. В маленьких отелях они останавливались под вымышленными именами, словно молодожены. Когда Оберон сделали операцию на сердце, Уолдерс проводил у eё постели бессонные ночи. «Мой бедный, бедный Робби, я тебя подвела», – говорила она ему через два года после операции. Она оставила мужу виллу на побережье и два миллиона долларов.
