Бенито Муссолини - Хибберт Кристофер (читать книги регистрация TXT) 📗
Срок проведения операции пришлось переносить из-за несвоевременной доставки планеров, В конце концов она была назначена на два часа дня в воскресенье 12 сентября. В час дня планеры с отрядом Скорцени кружили над аэродромом Пратика ди Маре, медленно набирая высоту. Погода стояла прекрасная. Стаи белых облаков неподвижно застыли в воздухе на высоте примерно десяти тысяч футов, и прорезавшие их планеры оказались в потоке солнечного света. Внутри планеров было невыносимо жарко. Сидевший за спиной Скорцени капрал почувствовал себя плохо, находящийся за ним генерал Солети, примостившийся на узком настиле в центре хрупкого, обшитого брезентом корпуса планера, выглядел взволнованным и едва ли не больным. За несколько минут до двух часов Скорцени, глядя через проделанное в брезенте отверстие, увидел за краем висящего под планером облака крышу отеля.
«Надеть шлемы, — крикнул он, — спустить буксирные тросы!»
Планеры падали на землю в неожиданно наступившей тишине. Пилот и Скорцени могли разглядеть треугольное пространство за Альберго-Рифуджио, но по мере того, как оно приближалось, они увидели не ровную площадку, на которую рассчитывали, а очень крутой склон горы. Приземляться здесь было невозможно. Им придется, разбивая планеры, садиться на неровной площади перед отелем.
Услышав гул моторов, Муссолини, сидевший скрестив руки у открытого окна своей гостиной, посмотрел на плавающие в небе облака и увидел планеры, скользящие вниз прямо над холмом, находящимся перед самым отелем. Когда ближайший планер опустился на землю при звуках рвущегося брезента и ломающегося дерева, он увидел, как из разбитого фюзеляжа вывалилось несколько человек, вскочивших и бросившихся затем к нему. Сначала, хотя они и находились менее чем в тридцати ярдах от входа в отель, он не мог разглядеть, кто они такие; но потом понял, что один из них — итальянский офицер, кричащий изо всех сил оторопевшим карабинерам: «Не стрелять! Не стрелять!»
«Не стрелять! — крикнул сам Муссолини в открытое окно. — Там итальянский офицер. Все в порядке!»
«Ваше превосходительство! Ваше превосходительство!» Лейтенант Файола, задыхаясь и крича, взбегал по лестнице, направляясь в комнату Муссолини. «Ваше превосходительство! Немцы!»
Он влетел в комнату и, увидев выглядывающего из окна пленника, истерически выкрикнул: «Закройте окно и не двигайтесь».
Внизу Скорцени пробежал участок пересеченной местности перед отелем и влетел в первую же увиденную им открытую дверь. Выбив стул из-под радиста, он разнес вдребезги аппарат и огляделся в поисках входа, ведущего в отель. Но его здесь не оказалось. Он выбежал из комнаты и пустился бежать вдоль здания. Достигнув террасы, которая находилась на высоте примерно девяти футов над землей, он прыгнул на спину одного из своих людей, взобрался на террасу и тревожно осмотрел уходящую вверх неровную стену здания с рядами маленьких квадратных окон. В одном из окон второго этажа он увидел лицо смотрящего на него сверху Муссолини.
«Отойдите от окна», — крикнул он и побежал в сторону вестибюля отеля. «Тут все смешалось. Никто и не думал отдавать какие-либо приказы», — вспоминал один из служащих отеля позже. Здание заполнили карабинеры, бросившие свой пост у пулеметов при первом появлении немецких штурмовиков и искавшие в отеле укрытия. По дороге многие из них бросали свои ружья и гранаты. Неизвестно зачем выкрикивая «Руки вверх!», люди Скорцени прокладывали себе путь в здание, сам же он, раздвигая прикладом карабинеров, пробрался к лестнице и поднялся на второй этаж, перескакивая через три ступени разом. Здесь он свернул по коридору налево и распахнул дверь, которая, по его предположению, вела в нужную комнату.
Лицом к нему в центре комнаты стоял Муссолини. С ним были лейтенант Файола и другой итальянский офицер, молодой унтерштурмфюрер вывел обоих в коридор. Внизу за окном другие планеры уже спустились на скалу, и остальные эсэсовцы пробирались по холмам к отелю. До сих пор не было сделано ни единого выстрела.
Скорцени выглянул в коридор и приказал вызвать старшего из итальянских офицеров. Появился полковник, которому было предложено отдать приказ о капитуляции. Он попросил время для того, чтобы обдумать это требование, и Скорцени дал ему одну минуту. Не прошло и этого времени, как он вернулся с бокалом красного вина. Вежливо склонившись, он протянул его Скорцени и торжественно произнес: «За победителя».
Внеся некоторую определенность в сложившуюся ситуацию, Скорцени повернулся, чтобы представиться Муссолини.
«Дуче! — провозгласил он, стоя по стойке смирно. — Фюрер прислал меня! Вы свободны». Муссолини заметил, что он сильно вспотел и «казался глубоко взволнованным».
Дуче протянул руки и на секунду прижал Скорцени к груди.
«Я знал, что мой друг Адольф Гитлер не покинет меня», — сказал он.
Его голос звучал чисто, но Скорцени был поражен его видом. Он был одет в поношенный, плохо сидевший на нем костюм и выглядел очень больным. Он был небрит и казался постаревшим на много лет по сравнению с тем, каким Скорцени в последний раз видел его, гордо стоявшего на балконе Палаццо Венеция. Глядя на его плохо остриженные волосы, австриец вспомнил, какой привлекательной и величественной казалась эта голова раньше. Только большие темные глаза выдавали человека сильного и властного. Генерал Солети потом говорил, что он выглядел изможденным и казалось, что единственным его желанием было вернуться домой в Рокка-делле-Каминате.
Однако в данный момент Скорцени важнее всего было просто выбраться с ним отсюда. Предполагалось лететь на «хейнкеле» с аэродрома Аквилы, который должны были захватить парашютисты, но радист не мог соединиться с люфтваффе, чтобы вызвать «хейнкель» из Рима. В качестве альтернативы предполагалось использование более легкого самолета, который мог бы приземлиться и взлететь в долине. Самолет этот вылетел и приземлился, но при этом его шасси оказалось сильно повреждено и взлететь на нем было нельзя. На крайний случай планировалось посадить на плато легкий «шторх». Капитан Герлах, первоклассный личный пилот генерала Штудента, сумел это сделать. Однако он очень сильно сомневался, что сможет снова поднять его в воздух.
Не догадывающийся еще об этих опасениях Герлаха, Муссолини вышел из помещения в тяжелых лыжных ботинках. Как всегда в присутствии немцев, он казался преисполненным непреклонной решимости. Доменико Антонелли, накануне приступивший к исполнению обязанностей управляющего отелем, подумал, что он уже снова вошел в роль диктатора. «Он двигался более решительно, говорил уверенно и выдвигал челюсть вперед».
Он предложил Гуэли и Файоле лететь вместе с ним. Сначала оба согласились, однако, когда время отправления подошло, Файола нерешительно спросил, можно ли ему поговорить с дуче.
«Говори же, — нетерпеливо сказал Муссолини. — Давай! Давай!»
«Дуче, — сказал Файола, заметно нервничая. — У меня жена и ребенок. Если Вы не возражаете, я бы лучше остался здесь».
«Очень хорошо, в таком случае оставайся».
Антонелли отметил суровый тон его ответа.
Перед отелем служащие стояли в ряд, как это раньше делали слуги в имениях, прощаясь со знатным гостем. Муссолини по очереди пожал каждому руку, произнося по нескольку слов со снисходительностью диктатора, милостиво и одновременно высокомерно. Они с самого начала предполагали в нем эти качества, но прежде он их не обнаруживал.
«Большое вам спасибо, — сказал он наконец им всем. — Я никогда вас не забуду».
Он направился к самолету, а немецкие солдаты и карабинеры, стоя смирно, отдавали ему честь на фашистский манер и громко выкрикивали: «Дуче! Дуче! Дуче!»
«Подошел капитан, который должен был везти меня на своем самолете, — вспоминал Муссолини этот драматичный момент. — Очень молодой человек по имени Герлах, ас. Прежде чем войти в самолет, я повернулся, чтобы махнуть рукой моей охране. Все они, казалось, были ошеломлены. Многие искренне были растроганы. У некоторых даже были слезы на глазах».
