Золотое колечко на границе тьмы - Крапивин Владислав Петрович (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Яркий пятнисто-белый шар выкатывается из-за кромки грот-марселя.
– Привет, красавица, – шепотом говорю я. Луна вовсю улыбается знакомым, совершенно человеческим лицом.
Когда мы познакомились, она сияла так же.
Мое первое воспоминание о Луне уходит в ту пору детства, где сны, сказки и явь сплетены в один хрупкий узор. Опасно что-то трогать, разделять, выяснять – хитрый рисунок рассыплется и сотрется в памяти…
Мне было, видимо, около двух лет. Стояла зима (искрились на стеклах веточки мороза). Несмотря на это, мама, папа и я спали на полу. Позже я слышал объяснение, что старинная кованая кровать родителей в ту пору требовала ремонта и пришлось класть матрацы прямо на пол. А моя плетеная люлька-коляска в ту пору стала мне мала, поэтому мама укладывала меня с собой.
То, что мы лежали именно на полу, помню отчетливо. Окно виднелось в непривычном ракурсе – высоко надо мной. В нем я различал на фоне зеленоватого, с бегучими облаками неба голые ветки тополя и верхнюю часть ворот со столбом, украшенным снеговой шапкой.
Все это я видел сквозь дрёму. Дрема была необычная. В ней присутствовало ожидание неизбежного и неприятного события. Скоро здесь, в сумраке, появится сосед дядя Рича (Ричард Васильевич). Он придет, чтобы съесть меня.
Непонятно, откуда я это знал. Но знал точно. Кем-то было это назначено, предсказано, обусловлено с такой обязательностью, что не имело смысла сопротивляться, прятаться и хныкать. Не имело смысла даже бояться. Поэтому страха у меня не было, хотя я понимал, что после съедения перестану существовать. Никуда от этого не денешься. И я ждал дядю Ричу с той же зябкой покорностью, с какой обычно ждал вызванного на дом врача. Врач – это неизбежная тетенька в белом халате, которая будет тебя раздевать, ощупывать, прижимать к голому телу холодную твердую штуку с длинными резиновыми жгутами. И все это нехорошо, неловко, но спорить бесполезно. И реветь бесполезно…
Надо сказать, что сосед дядя Рича вовсе не был злодеем. Наоборот, это был добрейший человек. Правда, внешность у него была странноватая. Дядя Рича ходил на костылях, а сквозь потертый пиджак у него на спине выпирал острый горб. Болезнь ног и горб появились у него в детстве, когда он сильно разбился на катке. Несмотря на такую дяди Ричину внешность, я его ничуть не боялся. И он ко мне относился прекрасно. Часто звал в гости, в свою комнату, где полно было всяких светящихся и гудящих штук. Дядя Рича работал на радиостанции, а дома ремонтировал и мастерил аппаратуру. В то военное время иметь приемники запрещалось, но у дяди Ричи было, видимо, особое разрешение. В комнате у него восхитительно пахло горелыми проводами и канифолью от паяльника. Правда порою из таинственных аппаратов летели такие трескучие разряды, что я спешил улизнуть домой. И все же у дяди Ричи было интересно…
В том, что он должен меня съесть, дядя Рича был не виноват. Непонятная сила, которая предназначила мне такой конец, с той же властностью определила дядю Ричу в людоеды. Это от него ничуть не зависело. Я на дядю Ричу не обижался и был даже доволен, что съест меня именно он. С незнакомым иметь дело было бы гораздо неприятнее.
Мама и папа, кажется, даже не догадывались о том, что скоро произойдет. Пошептались и уснули. И я притворился, что сплю. Может, спящего дядя Рича есть не станет? Но понимал, что надежда эта беспочвенна.
И вот дядя Рича бесшумно проскользнул в щель приоткрытой двери. На четвереньках. Словно тень громадного паука. Ох… все-таки немного страшно.
Он посопел, повздыхал, устраиваясь рядом со мной, прилаживаясь… И вот откусил у меня бок.
Было совсем не больно. Словно тело мое стало мягкой глиной и от этой глины отхватили кусок круглыми деревянными щипцами. Я хныкнул, но еле слышно, для порядка.
– Тихо, тихо… – прошептал дядя Рича и съел мое плечо. Вместе с рукой. Потом другое плечо. Ногу…
Я ощущал в себе нарастающую легкость и… нарастающий страх. Потому что понял: ведь вот-вот он съест и мою голову. И тогда я перестану видеть, слышать, дышать… Перестану быть!
Не хочу я! С какой стати?! В конце концов, я не его, не дяди Ричин, а мамин и папин! Почему они спят и не прогонят дядю Ричу? Это и не он вовсе, а незнакомое чудовище!
Я заколотил бы руками и ногами, но они были уже съедены. И оставалось только завопить во весь голос!
Но крика не подучилось. Потому что не было уже груди, в которую набирают воздух. Я беззвучно открывал рот, и мама с папой не слышали меня.
Зато мой беззвучный крик, мой ужас услышала… луна!
Да-да, она услышала! Стремительно выскочила из бегучей тучи и засияла изо всех сил! С такой пронзительной яркостью, что дядя Рича (или не он, а чудовище?) моментально исчез. И у меня опять появилось тело. И я радостно задергал ногами-руками. Так, что мама сонно сказала:
– Не егози, спи, пожалуйста…
Я затих, но спать не стал. Я смотрел на луну. Она была высоко надо мной, и я видел ее потому, что лежал на полу. Навзничь. Я благодарно улыбался луне, а она смеялась. И я впервые тогда увидел, что лицо у нее – как у человека.
Лунные лучи высвечивали всю комнату – словно голубое солнце – и не осталось тут места ни для каких ночных страхов.
С этим ощущением тихого веселья и полной безопасности я и уснул.
С той поры в течение нескольких лет (пока мы жили в доме на улице Герцена) у меня в зимние вечера было любимое занятие: сидеть у окошка и смотреть на круглую луну.
Безоблачное небо при полнолунии было темно-зеленым, а луна казалась маленькой, как мячик, но удивительно яркой.
Я не только любовался луной. Я еще и… что? Играл? Нет, дело было серьезнее, чем игра. Этакое тихое колдовство с замиранием в душе. И с опасением, что поступаю я, кажется, не совсем честно. Ведь я втягивал луну в странные события, не спросив ее согласия. Но очень уж хотелось… Короче говоря, я переселял луну к себе домой.
Вот как это происходило. Я с минуту пристально смотрел на белый, сияющий в высоте шарик, потом быстро переводил взгляд в темный угол. Четкий (только уже не белый, а зеленый) отпечаток ночного светила оставался у меня в глазах и повисал на фоне бугристой потрескавшейся штукатурки. Это была все та же луна. Только висела она не в далеком небе, а здесь, в двух шагах от меня, и потому казалась величиной не с мячик, а с рыбью чешуйку.
Я не удивлялся такому превращению. Мне давно было известно, что вещи большие, но далекие, кажутся маленькими, хотя, конечно, я не слыхал таких выражений, как “оптический эффект” и “угловое зрение”. Мало того, я в свои три-четыре года (а возможно и позже) был уверен, что предмет, который удаляется от меня, делается меньше не только в моих глазах, но и на самом деле. А если приближается, то по правде растет. Например, кобыла Зорька, которая привозила в соседний магазин ("хлебный распределитель", как тогда говорили) фанерный фургончик с буханками, была сперва размером с котенка – когда показывалась в конце квартала. А потом росла, росла. Это вырастание было, безусловно, результатом движения – по направлению ко мне. И на движение требовалось время…
А если далекий предмет перенести к себе вплотную мгновенно?! Я догадывался, чувствовал, верил, что тогда он не успеет вырасти! Самолет, летящий под облаками, окажется размером с галку – таким, каким видится с земли. И его можно будет подержать в ладонях (что я и проделал потом в одной из своих сказок). Кобыла Зорька – живая, но крошечная – будет катать свою повозку по столу (хотя, конечно, жаль, что буханки уменьшатся тоже).
А белую башню-колокольню, которая виднелась над забором, я мог бы поставить на подоконник и выстроить вокруг нее город из кусочков кирпича, костяшек домино и кубиков…
Думаю, что это было детское, инстинктивное нащупывание каких-то космических закономерностей, вроде теории относительности. Возможно, между детскими фантазиями и парадоксами многомерных пространств существует что-то общее.
