Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Репетиции к юбилею двадцатипятилетней творческой деятельности Боба начались в его студии на Пушкинской, 10, в которой я ни разу до этого не был. Мне было интересно наблюдать за Бобом. Казалось, что он нисколько не включает эмоциональный уровень. Вчера были одни музыканты, сегодня другие, завтра снова будут те же или ещё другие. Он поет свои песни. Эти песни больше не являются нашими песнями. Не имеет никакого значения, кто их играет. Может быть даже не имеет значения, кто их поет? В процессе репетиций с «Вермишелью» я достаточно хорошо разыгрался и находился в рабочей форме. И после двух-трех репетиций на точке, где было понятно, что в принципе все всё помнят, было объявлено, что за неделю до концертов будут репетиции на аппарате. Я решил специально подготовиться к этим концертам и заказал Лёше Михееву сделать татуировочку на моем многострадальном гринчелло. Мне хотелось, чтобы мой инструмент носил признаки того, с чем было связано моё недавнее прошлое, и Лёша покрыл его причудливым узором в стиле «TaMtAm».
На этот концерт собрался странный состав, в котором группа никогда не существовала. Из музыкантов той эпохи не было Рюши и Титовича, который сейчас невыездной. Вот бы в пору на бас-гитаре играть Файнштейну, но речь об этом даже не зашла, и на басу играл Володя Кудрявцев из последнего состава. Приехал Женя Губерман из Голландии, и мы все встретились на сцене ДК Железнодорожников. За те годы, что мы не играли вместе, каждый из нас приобрел разный опыт. Я тоже экспериментировал со звуком и представлял себе, какого именно звука виолончели хочу добиться на этих концертах. Я сообщил директору Боба Стасу Гагаринову, что мне нужен персональный усилитель. Группа уже давно вышла на такой уровень, когда составляется технический райдер и компания, организующая концерт, обеспечивает группу аппаратурой, согласно райдеру. Но почему-то на репетиции этого усилителя для меня не оказалось. Мне пришлось включиться в линию и слушать себя через мониторы, для чего надо было найти подходящую точку, чтобы было себя слышно и не было фидбэка. Я тщетно настаивал на том, что имею право требовать выполнения условий. Звукорежиссер Олег Гончаров ходил и слушал, как все звучит на сцене. Он подходил и спрашивал: «Как, в кайф?» В конечном счете я кое-как приспособился. Я думал, что и ему не безразлично, как я себя слышу и по наивности думал, что и он хочет меня услышать, коль скоро ему предстоит рулить концерт. Но на практике оказалось совсем по-другому.
В день отъезда в Москву, где должен был состояться первый концерт, я поехал на Восстания покормить мать. Когда я приехал, то застал её лежащей на полу с разбитой головой. На кухне пьянствовала компания друзей Алексея, сам он спал. Я не знаю упала ли она сама, или её ударил тот человек, которого я почему-то ещё называл своим братом? Я собрал в узел основные пожитки матери и отвез её на Орбели. Тот человек этого даже не заметил. Слава Богу, рана оказалась просто ссадиной. Лена осталась ухаживать за мамой, и я спокойно уехал в Москву.
Когда мы приехали на саундчек в Лужники, то я к вящему неудовольствию обнаружил, что пресловутый усилитель мне заказан не был. Я тщетно пытался выяснить это у Стаса. Он не дал мне никакого вразумительного ответа, поскольку такого быть просто не может. Апеллировать к Бобу было бессмысленно. Ему по-прежнему было всё равно. Мое место было прямо пред Сашей Ляпиным, за спиной которого стоял стоваттный «Marshall» с двумя кабинетами. Он расчищал перед собой пространство для того, чтобы ему было удобно двигаться. Как ни крути, я оказывался у него под ногами. И где бы я ни сидел, я насквозь простреливался его комбиком. Мне же пришлось довольствоваться одним монитором, через который я почти себя не слышал. На репетицию пришли «маркшейдера», которые уже долго обитали в Москве. Они пришли днем, потому что вечером у них самих был концерт в каком-то клубе. После саундчека они подошли ко мне и сказали, что виолончели в зале нет как класса. Я пытался добиться от Олега комментариев, он сказал, что все будет нормально. То же самое произошло и с микрофонами. Мы с Дюшей, по давней привычке, должны были подпевать Бобу. Но этого почему-то не было слышно. Вероятно это можно списать на то, что у меня слабый голос. Но когда в песне про «Двух трактористов», я подходил к Бориному микрофону и пел один, а второй запев мы пели вдвоём в один микрофон, мой голос звучал в два раза громче его. Это была какая-то глупость. Вероятно, за годы обслуживания группы звукорежиссер привык к лакейской роли, чтобы в первую очередь ублажать звезду. После концерта ко мне подошли Ильховский с Нехорошевым и сказали, что, дескать, приятно было посмотреть на нас в старом составе, но вот виолончели почему-то так и не было слышно.
Перед концертом всплыла подробность, что в то время как оговаривалось, что билеты будут стоить какой-то минимум, я уже не помню сколько это в тех деньгах, но оказалось, что они стоят раза в три дороже. Это меняло характер всей акции. Но Стас Гагаринов делал вид, что он не причем, это дескать, Дворец спорта сам определил цену на билеты. Хотелось на все плюнуть и просто уйти. Боб расположился в отдельной гримерной, в то время как нам семерым предоставили комнату раз в пять меньшую. Я не к тому, что нам не хватило места. Мне просто было любопытно посмотреть какого запредельного «профессионального» уровня отношений достигла та группа, которая теперь называлась «Аквариумом». Зал был заполнен на одну треть. Праздник удался. Также мне было «приятно» отметить, что кроме Сашки Липницкокго, который наверное не пропустил ни одного концерта «Аквариума» в Москве, да Ильховского с Нехорошевым, не было никого из наших старых московских друзей. После концерта мы все поехали в мастерскую к скульптору Александру Рукавишникову, другу Сашки Липницкокго, где хозяин устроил нам роскошный импровизированный банкет. Менеджментом группы банкет запланирован не был. В поезде нам заплатили невероятного размера гонорар и получалось, что обижаться вроде было не на что, предстоял концерт на Родине.
По счастью, дома нам удалось исправить некоторые ошибки. Билеты были дешевле, и нам позволили пригласить неограниченное число друзей. Таким образом список гостей состоял из полутора тысяч человек. Мне привезли персональный усилитель и удалось добиться кое-какого звука на сцене. Правда мне не удалось отсесть от Саши Ляпина, который так и мочил мне в затылок, и с микрофонами была такая же история. Ну да Бог с ним. После концертов я пытался объяснить Олегу, в чем собственно состоит моя концепция звука группы, и в чем заключается роль звукорежиссера. А именно – не нарисовать картинку по своему вкусу, а оптимальным образом передать звук группы, и максимально выигрышно подчеркнуть игру каждого музыканта, что собственно эту группу и отличает от других. Ну да ладно, нам больше не придется играть вместе.
На следующий день мы все встретились на вечеринке на Пушкинской, 10. Мы с Леной пришли ранним вечером. Я был потрясен увиденным. Все молча сидели за длинным пустым столом, во главе которого сидел Боб, и внимали его новым песням, которые он почему-то сходу решил спеть всем собравшимся. Судя по всему это продолжалось уже довольно давно, так как большинство артистов оркестра уже ерзало и кашляло. В бюджете группы не нашлось денег на организацию даже внутренней вечеринки. В результате все стали скидываться и артисты побежали в соседний ларек. Когда выпили и немного повеселели, мне стало невообразимо скучно, и мы с Леной ушли. Была белая ночь, мы сели на велики и поехали просто покататься.
Интересно, что статьи в газетах были удивительно похожими, все сетовали на отсутствие фуршета. Крупный авторитет Андрей Бурлака просто негодовал, что самым беспардонным образом были попраны все права журналиста. Осенью вышел альбом с концертной записью, к которому прилагался CD-ром с историей группы. Послушав альбом я убедился в том, что был абсолютно прав, виолончели не было. Больше всего меня порадовал плакат, посвященный 25-летию группы, на котором было 5 фотографий Гребенщикова и ни одного музыканта ни из одного состава. Я поинтересовался, где я могу получить означенный альбом. Выяснилось, что нигде. Боб сказал, что он даже и не знает о том, что такой альбом вышел. В итоге Сашка Липницкий отдал мне свою копию.
