Среди эмиграции (Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920) - Слободской А. (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Но вот, где-то, в отдаленном конце произошло неожиданное и незаметное движение и через минуту — две оно охватывает всю толпу. Все приходит в бешеное движение, не щадящее никого и ничего.
Стоны, крики, плач детей и раздавленных, отборные ругательства. Треск ломаемых чемоданов и корзин…
Через пять минут толпа в прежнем, покорившемся спокойствии и ожидании.
Оказалась ложная тревога. Прошедший товарный поезд был принят за пассажирский.
Как на вокзале, так и на Привокзальной площади толпа одинаково велика. Некоторые расположились на железнодорожном полотне, среди грязно-нефтяных луж и снега, другие под стоящими вагонами — «привилегированные». В большинстве — военные, из штабов и учреждений, с чемоданами и громадными увязанными «всерьез и надолго» тюками, но с удостоверениями в кармане о служебной командировке.
Здесь же, среди них, и именитое гражданство, и избранное общество, в лице различного рода шансонетных певиц и пр. веселящегося люда, ночных вертепов.
Все знакомы, все друг друга знают и никто не боится за свое место, ибо у всех заранее имеется на руках номер вагона, где он должен разместиться. Перебрасываются отдельными, ничего не говорящими фразами. Изредка, оборачивающиеся в сторону прихода поезда головы говорят о томительном и нудном ожидании.
Неожиданно, из-за поворота выскакивает военный автомобиль и останавливается у полотна. Из него быстро и легко сходят 5–6 молодых, жизнерадостных, штабных офицеров и предупредительно-фамильярно помогают выйти молодой, с шикарно-вызывающим видом женщине.
Прима-любовница Май-Маевского, — сказал вполголоса своему соседу один из отъезжающих офицеров. — Теперь надо ждать ее багаж и мы скоро двинемся.
Затем, помолчав и как бы подумав, добавил — «Она была центр и главная пружина в жизни штаба. Все проходило через ее руки и, если она собралась уезжать — значит дела „швах“ и нам, смертным, здесь делать, тем более, нечего…».
Действительно, не успел он окончить свою фразу, как из-за того же поворота, откуда недавно показалась легковая машина, выскочил, тяжело громыхая, грузовой автомобиль.
Прибыл «багаж» (имущество и обстановка целой квартиры) и остановился вблизи своей владелицы.
Как по расписанию, вскоре затем был подан поездной состав и началась погрузка.
После посадки, для отбытия формальности, поезд подошел к станции.
В одно мгновение, все людское стадо, бывшее на вокзале, в каком-то диком движении бросилось на перрон и облепило еще двигающийся состав. Звон разбитых и падающих стекол, треск ломаемых дверей, крики, ругань, удары кулаков и палок, а иногда и револьверные выстрелы возвестили о прибытии поезда. Нечеловеческий, за душу хватающий крик, покрыл собою все звуки.
Поезд перерезал мать с грудным ребенком, сброшенную толпой под вагоны, но никто даже не приостановился. Посадка продолжалась прежним темпом и с прежней энергией.
Догадливый и услужливый носильщик подвел своего клиента, упитанного пожилого гражданина, к одному из вагонов, предназначенного исключительно для военных, офицерских чинов. Двери были заперты. Не долго думая, носильщик в разбитое окно, в котором не было видно никаких признаков жизни, один за другим бросает чемоданы и свертки. Что-то сказав своему упитанному клиенту, носильщик стал к вагону и клиент по его спине начал взбираться к окну.
Не успел он поравняться головой с окном, как, вдруг, неожиданный удар кулака изнутри сбросил его на перрон в толпу и в грязь.
Обижаться в данных случаях нельзя, ибо каждый обыватель привык и знал, чем это грозит впоследствии. Примеры уже были.
— Господа офицеры, — сказал он, — отдайте мне только один мой желтый чемоданчик… Там ведь ничего нет, кроме документов, моих личных бумаг и фотографий. Я здесь приезжий и решил дальше уже не ехать, а без документов доставаться нельзя. Сделайте милость… Все заберите, только бумаги отдайте.
— Какие там бумаги, чемоданчик, вещи, чего он там бормочет, — раздались голоса изнутри вагона.
— Ничего мы не видали и не знаем. Корнет Н. дайте ему там еще раз по башке, чтобы он лучше вспомнил где свои вещи оставил, а, вообще, пусть-ка убирается подобру-поздорову, да подальше от благородного вагона…
Стоявший здесь-же, в толпе, старый полковник вздумал было вступиться за штатского, но в ответ получил такой град оскорбительных острот и ругательств, что за лучшее счел немедленно убраться.
Подобные «перевозки багажа без хозяина» стали почти обычным явлением.
Поезд, наконец, нагруженный уже до крыши включительно, отошел от станции и встал на одном из запасных путей в ожидании путевки.
Оставшаяся толпа в унынии начала разбредаться и устраиваться на ночлег в ожидании нового состава.
Быстро спустившиеся сумерки поздней дождливой осени окутали собою и людей, и станционные постройки. Спускалась ночь, и люди, измученные событиями дня, постепенно засыпали здесь же сидя на своих вещах на полу и даже стоя.
Неожиданно раздавшиеся выстрелы в одно мгновение всех подняли на ноги.
Произошло следующее.
В вагоне, занятом «примой», были устроены проводы.
Провожавшие перепились. Начали бить друг другу физиономии и затем по обоюдному согласию устроили здесь же у поезда дуэль. Стреляли, конечно, целясь… в воздух.
Грязная, мерзкая история, соответствующая погоде, обстановке и событиям.
Без особых событий и приключений поезд на вторые сутки прибыл в Ростов.
Началась выгрузка более спокойная, чем посадка, но все же и здесь, несмотря на то, что события происходили за тысячу верст, чувствовалось приподнято-испуганное и нервное настроение. Везде патрули, военные отряды, часовые, усиленная охрана.
Чего-то ждали и боялись.
Внешне город был спокоен. Всюду открыты магазины и лавки. Рестораны и сады переполнены веселящейся и прожигающей жизнь публикой.
Но дыхание приближающейся грозы чувствовалось всеми.
Все свободные помещения, часть учреждений, школьные здания — отведены и переполнены беженцами, которые уже около двух месяцев стекались сюда со всех концов, несмотря на кажущийся успех добровольческой армии.
В учреждениях полная растерянность. Никто ничего не знает и не хочет ничего делать. При всяком удобном случае начинается разговор о наступающих большевиках и событиях. Слова: большевик, Курск, Май-Маевский, Кутепов, отступление, наступление, Орел и т. д., до бесконечности слышны на каждом шагу.
За то, различного рода благотворительные общества, комитеты, организации, союзы и кресты (если не ошибаюсь, их было три: красный, синий и белый) — развивали якобы свою деятельность до максимума. Все газеты ежедневно были полны сообщений о происходивших там заседаниях.
Но по существу же, все сводилось к одним самоутешающим разговорам.
Как на таковой, укажу на один случай, имевший место.
Между двумя организациями произошла борьба за право и возможность поставить кипятильники с водой на станциях, по линии движения беженцев. Каждая из борющихся сторон довела свой спор чуть ли не до ген. Деникина, но когда их помирили, то оказалось… что ни те, ни другие не имеют кипятильников.
Бросились к англичанам. Те пообещали прислать из Англии, в самом срочном порядке.
Много нашумела история с полушубками.
Одна из организаций взяла на себя поставку нескольких тысяч полушубков и валенок. Это было в конце лета. Прошло три месяца. Все уже о них перестали и думать, но вспомнило военное ведомство и запросило о судьбе поставок.
Весь город был поставлен на ноги: искали полушубки. Нигде ничего не было, но в конце-концов разыскали какого-то представителя американской или английской фирмы, который имел эти полушубки, и даже в Ростове. Начались торги. Фирма предложила следующие условия: военное ведомство закупает у фирмы табак, несколько тысяч пудов, и достает разрешение на вывоз его за границу. А после производится товарообмен: табака на полушубки и с соответствующей доплатой.
Темная сторона сделки была очевидна.
Но она прошла благодаря тому, что в ней участвовал сам начальник штаба, ген. Романовский.
