Люди молчаливого подвига - Василевский Александр Михайлович (читаем книги бесплатно .txt) 📗
В радиограмме будет написано:
«Благополучно приземлились в семи километрах юго-восточнее города Валашске-Мезиржичи. Форсировав реку Бечва, движемся к намеченной цели в Моравско-Силезских Бескидах…»
Метель не утихала и днем, а к ночи ожесточилась. Преодолевая косогоры, ложбины и балки, разведчики глухой ночью оказались у хутора недалеко от деревни Зубржи. Сухов и Шваб приблизились к небольшому каменному дому, постучали осторожно в окно. Через минуту, скрипнув, открылась дверь.. На пороге показалась высокая, чуть сгорбившаяся женщина. Она пригласила ночных гостей пройти в дом. В жарко натопленной передней их встретил хозяин.
— Нам надо знать, есть ли в этом районе германские войска? — спросил по-чешски Шваб.
— За такой разговор германские власти расстреляют всю мою семью, — неторопливо и неохотно ответил хозяин и сложил на груди обнаженные до локтей мускулистые руки.
Януш повернул голову в сторону, словно ему было стыдно это слышать от соотечественника.
— Поймите, о вашем приходе я должен буду сообщить в полицию, — сказал крестьянин. — Иначе нас всех уничтожат, а дом сожгут.
— Если дорога семья, то никому не говорите о нашем приходе, — посоветовал Сухов. У хуторянина вспыхнула улыбка: он услышал русскую речь. Это было неожиданно!
— Нельзя, приказ, а приказы надо выполнять, — после короткого раздумья ответил коренастый чех, всматриваясь в незнакомцев. «Кто знает, кто вы такие? Наши друзья или только выдаете себя за партизан, чтобы потом расправиться с нами?» — подумал он и еще раз повторил: — Приказы надо выполнять…
Когда ночные гости уходили из дома, хозяин, как бы между прочим, сказал:
— Если вам очень надо встретиться с германскими офицерами, то можете пройти в Зашову, Рожнов или Валашске-Мезиржичи…
— Спасибо, папаша, за совет, — ответил Сухов.
4.
Разведчики медленно взбирались на гору. Шаг насторожен, автоматы наготове. Они шли согнувшись, след в след, пряча лицо от ветра в поднятые воротники пальто. Уши шапок опущены, стянуты на подбородке. Вещевые мешки, казалось, налились свинцовой тяжестью. Под сапогами хрустел снег.
Успокаивается ненадолго пурга, усиливается мороз. Между густыми тучами над остроконечными макушками горных вершин выглянула луна. Она осветила холодными лучами заснеженный лес и горную дорогу, которая, извиваясь, уходила все выше и выше к хребту.
Бескиды, Бескиды! Большая горная страна. Хитроумно, по воле природы сплелись в единую систему Низкие, Сондецкие, Средние, Словацкие, Силезские, Моравско-Силезские Бескиды… Сколько лесов вы взрастили, какие богатства храните в себе! Сколько рек начинает свой стремительный бег с ваших вершин! О многом могли бы поведать их говорливые студеные воды.
Сквозь свист и завывание ветра снизу, из-под горы, доносилось рычание автомобилей. Временами раздавался ритмичный стук колес, громыхание железнодорожных составов. «Что перевозят гитлеровцы? Куда везут? — думал Сухов. — Надо поскорее обосновываться и начинать работу. Штаб ждет от нас сведений!»
К утру разведчики оказались на горной равнине. Остановились передохнуть, Сухов и Малышев ушли искать подходящее место для базы. Они осмотрели не один склон лесистых гор, прежде чем натолкнулись на покатую, с редким лесом балку на горе Ништин.
— Кажется, нашли то, что надо, — переводя дух, сказал командир.
Едва Николай Сухов успел ногами разгрести под чахлым кустом маленькую площадку, как кто-то сказал:
— Лес дрянь: днем насквозь просвечиваться, небось, будет. Неужели приличных зарослей тут нету?
— Почему же нет? Есть. Но здесь безопаснее. Палатки натянем над самой землей, накроем куполом парашюта и припорошим снегом. Фашистам и в голову не взбредет, что мы сидим здесь.
— Тише! — насторожился Гоменко. — Кажется, какая-то тревога…
Издалека, разрывая тишину, донесся вой сирены. Потом послышались частые гудки паровоза. Заглушая их, прогрохотал моторами невидимый в небе самолет.
— Наш летит. Наверное, заблудился, — озабоченно произнес Гоменко.
— На восток пошел, значит, не заблудился, — ответил Шваб.
Наступило 23 февраля последнего военного года. Капризна зимой погода в моравских горах. Опять подул холодный ветер, пурга усиливалась с каждой минутой. Все потонуло в снежной круговерти. Только часам к девяти утра ветер разорвал снежные тучи, разогнал их и утих. Из голубой бездны выглянуло солнце. Над горами пронеслись самолеты. Где-то вдали стреляли зенитки.
Гоменко и Шваб смотрели в сторону железной дороги.
— Паровозы и здесь гудят, — ответил Гоменко. — Знать, война не научила фашистов затыкать им глотку.
— Вот и хорошо, — откликнулся Шваб. — Так легче эшелоны контролировать. Не пропустим: у поворота все подают гудок, да и на разъездах тоже сигналят.
С горы Ништин открывался вид на заснеженную долину. У самого подножия ее пролегает железная дорога. Рядом змейкой вьется забитое вражескими грузовиками и конными повозками шоссе. За поворотом, на северо-восток, в нескольких километрах — станция Моржков. Километрах в шести от нее Вержовице. На юго-запад от вершины горы видна станция Кргова. До нее не более пяти километров. За перевалом скрылся городок Валашске-Мезиржичи. С другой стороны горы, на южном склоне, деревня Зубржи, а дальше — село Зашова. Позднее разведчики узнают, что почти во всех окрестных деревнях и селах противник разместил гарнизоны своих регулярных войск или полиции.
Разведгруппа приступила к выполнению боевого задания. Все работали четко, слаженно, понимая друг друга с полуслова. Парами и в одиночку уходили они со своей базы для сбора сведений о противнике. За железной дорогой Валашске-Мезиржичи — Френштат и шоссе, проходящим рядом с ней, установили круглосуточное наблюдение.
Возвращаясь на базу с очередного задания, Януш Шваб встретил в лесу человека. Это был пожилой чех из села Зашова, оказавшийся весьма общительным. Он рассказал, что неподалеку отсюда расчищает лес от валежника и что работы тут ему хватит на месяц, а то и того больше.
На следующий день Шваб опять отправился по знакомым тропам. Шел осторожно, всматриваясь в каждый куст, оценивая обстановку. Наконец он увидел чеха из Зашовы, с какой-то ловкостью и изяществом обрубавшего сучья валежника. Так работать топором может только профессионал. Ничего подозрительного вокруг Шваб не заметил и подошел к лесорубу. Тот встретил Шваба приветливо. Разговорились. Януш сказал, что он партизан и очень рассчитывает на помощь чеха в снабжении продуктами питания. Лесоруб насторожился, стал говорить о материальных трудностях, упомянул о строгости оккупационного режима и тут же задал Швабу несколько пустячных вопросов. Шваб посмеялся про себя — прощупывание было нехитрым — и похвалил чеха за бдительность. Рабочий был осторожен. Кто знает, может быть, человек, назвавший себя партизаном, провокатор! Ставка очень велика: жизнь. К концу беседы рабочий все-таки поуспокоился и отдал Швабу все свои запасы еды. Пообещал на следующий день принести еще кое-что.
Потом, когда события сблизили Шваба и лесоруба, они со смехом вспоминали собственную нерешительность и перестраховку. Но что поделаешь, оба боялись провалов: за каждым из них стояли люди.
Однажды лесоруб пообещал познакомить Януша и его друзей с антифашистом из села Зашова сорокашестилетним Людвигом Кубятом.
…Вечером Сухов и Шваб покинули базу и ушли в село Зашова. Па улице было уже темно, когда никем не замеченные подошли они к домику, уютно спрятавшемуся за деревьями сада, огороженного штакетником. Это был типичный для сел Моравии одноэтажный, с небольшими окнами деревянный, на каменном фундаменте дом с двускатной высокой черепичной крышей.
Перешагнув порог, Сухов с минуту стоял со смешанным чувством радости, любопытства и вдруг нахлынувшей тревоги. Он отвык от жилья. Сейчас ему казалось, что там, в лесу, простор, а тут, в здании, он зажат стенами. Спустя некоторое время у него закружилась голова от запахов горячей пищи. Нахлынули дорогие сердцу воспоминания…
