Как я изменил свою жизнь к лучшему - Литвинов Сергей (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Бог с ним, я его уже простил и надеюсь, что это взаимно, как некогда пелось в советской песне на слова К.Я. Ваншенкина, который на этом, единодушно голосовавшем сборище, не присутствовал в отличие от будущего светоча демократии Д.А. Гранина, тоже Героя Социалистического Труда, слова которого о том, что мне в Союзе писателей делать нечего, я с целью литературного самообразоваиия запомнил на всю жизнь. Еще там был какой-то активный Шундик, но это я вообще не знаю, кто такой… И «поганое ведро» – это не моя выдумка, так у нас в Сибири именовали то, что в Европейской России зовется «ведром помойным».
Так что вот, значит, «проснулся я знаменитым» в 1976 году и меня стали наперебой приглашать в журналы, из которых мне раньше годами присылали стандартные, как под копирку, ответы, суть которых с различными вариациями сводилась к тому, чтобы я побольше читал советской литературы, учился у классиков и не концентрировался «на теневых сторонах нашей действительности». А тут я принесу пяток рассказов, и меня даже обнимают. Но когда приду через месяц за ответом, на меня смотрят умоляюще и говорят: «Женя, ты же понимаешь, что напечатать это невозможно. Принеси что-нибудь ПОЛЕГЧЕ». Ну, я и следующую порцию прозы тащу, у меня тогда рассказов штук двести было неопубликованных. И с новыми рассказами та же история, а 200 если разделить на 5, то получается 40, и выходит, что я раз по сорок обегал все эти знаменитые редакции, после чего пришел в натуральное отчаяние и стал всерьез размышлять, как бы мне все-таки изменить жизнь к лучшему.
То есть на Запад я совершенно не стремился. Страна моя здесь, русский язык мой здесь, читатели и читательницы здесь. Зачем мне ехать и куда – ведь оттуда нет возврата, ибо Советский Союз, страна строгая, и проводы новых ОТЪЕЗЖАНТОВ в Шереметьевском аэропорту проходили примерно так же, как нынче проводы в крематории. Створки смыкаются, и больше мы с тобой, дорогой друг, никогда в этой жизни не увидимся. Не то что сейчас, когда у каждого загранпаспорт, а людям все, видите ли, плохо, все свободы им не хватает, кругом, по их мнению, видите ли, тоталитаризм. Тут невольно вспоминаются стихи поэта Николая Олейникова, которого в 1937 году большевики расстреляли ни за хрен собачий, поставив ему фальшивый диагноз «участник контрреволюционной троцкистской организации». Да… Больше делать было нечего Николаю Макаровичу Олейникову в 1937 году, как вступать в какую-то идиотскую организацию! Тьфу, кретины! Хоть бы что-нибудь более художественное придумали…
Вам «сахар и мыло» выдали? Выдали. Не расстреливают, как Олейникова. Не судят за тунеядство, как Бродского. Не высылают в Горький, как Сахарова. Церковь вам восстановили. Разрешили модернизм и «салоны красоты». За книжки больше на Лубянку не тягают, пишете, черт знает что, Путина ругаете, по всему миру вольно шастаете, «от Суоми до Китая», как некогда пел бард и романтик 60-х Владимир Туриянский, которому 21 августа 2015 года исполнилось восемьдесят лет.
Так нет, вам теперь подавай «селедок с крупой», чтобы У НАС было лучше и демократичнее, чем У НИХ. Да не будет такого никогда, молите Господа нашего Иисуса Христа, чтобы последнее, как у кулаков в начале 30-х, не отобрали из тех свобод, что в начале конца «перестройки» свалились ни с того ни с сего на головы обывателей, которые для этого даже пальцем не шевельнули. Разве непонятно образованному человеку, что всегда и везде правили, правят и вечно будут править негодяи, отличающиеся друг от друга лишь процентом свершаемых ими мерзостей, который колеблется от 5 % до 99 %. Ну а какие страны в какой находятся степени маразма, сами решайте, мне лишних неприятностей не нужно, жизнь моя и так сложна, как у Гамлета, который под большевиками и «демократами» не существовал, но тоже, знаете ли, имел проблемы.
То есть меня как не печатали, так и не печатали, и была лишь одна у меня отрада, что теперь я стал «тот самый Попов, у которого два рассказа были в «Новом мире» с предисловием Шукшина».
Нет, и другая у меня была отрада. Я жил тогда в городе Дмитрове Московской области, обменяв трехкомнатную квартиру в центре города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, на четвертушку шлакобетонного барака в рабочем поселке завода фрезерных станков, которому острые на язык аборигены дали название «негритянский поселок». Потому что из всех достижений цивилизации ХХ века там имелось лишь электричество. Сортир был на три барака один, газа не было даже баллонного, Интернет еще не изобрели. Я там был очень доволен жизнью, как мещанин, и счастлив. Много читал, писал, ходил по субботам в баню. Необходимые для существования деньги зарабатывал трудом, не имеющим никакого отношения к литературе и словам, ее составляющим.
Ну а альтернативой отъезду за бугор желательно было бы стать СОВЕТСКИМ ПИСАТЕЛЕМ, но не той сукой продажной, что пишет для властей «чего изволите», а таким, как уважаемые мной личности тех времен – Аксенов, Битов, Вознесенский, Евтушенко, Домбровский, Искандер, Шукшин, Ахмадулина, Солженицын. Солженицына, впрочем, ровно в это время из СССР уже выперли. Или если сил и таланту недостанет, чтобы покорить такие заоблачные литературные вершины, то на худой конец просто ПРОГРЕССИВНЫМ писателем, каковых пачками печатал молодежный журнал «Юность». И чьи имена, в отличие от вышеуказанных, боюсь, уж точно ничего сейчас вам не скажут, уважаемые современные читатели и читательницы.
Однако и тут имелся определенный заколдованный круг, из которых в основном и состояла тогда жизнь. Чтобы вступить в Союз писателей с его, как нынче выражаются, БОНУСАМИ в виде практически бесплатных Домов творчества, престижных поездок, гонораров, выступлений, нужно было быть автором двух полновесных книг, а чтобы напечатать в СССР две полновесные книги, нужно было быть членом Союза писателей. Вот как хочешь, так этот заколдованный круг и расколдовывай. В партию вступай, иди в стукачи, годами пиши очерки о рабочем классе, который строит на морозе коммунизм. За все надо платить. Глядишь, смилостивится начальство, когда увидит, что ты уже испекся, готов на все, хоть Ленину поклоны у Мавзолея бить, как это сделал один знаменитый литературный «шестидесятник», угодивший за это в дурдом, глядишь тогда тебя и пустят в «их круг».
Вариант, что могут посадить, я всерьез не рассматривал. «Мы против властей не бунтуем», как говорила старушка в «Театральном романе» Булгакова. Патентованным диссидентом я никогда не был, они для меня тоже были персонажами, как коммунисты, Хабаров или нынешние депутаты Государственной думы. В то, что они чего-то могут добиться, я никогда не верил, потому что некоторых из них хорошо знал. Они ничего и не добились. Это диссиденты, что ли, «перестройку» придумали? Вовсе не они, а все те же коммунисты да гэбэшники. У нас власть всегда сверху менялась и меняется, даже в семнадцатом году, начавшемся, как известно, с февральской революции…
Но тут мне вроде бы опять повезло. Вышло какое-то постановление КПСС, что нужно пригреть молодых писателей, потому что прежние советские писатели уже все стали старые, мышей не ловят, заговариваются, скоро помрут. Мне, как юному таланту, одобренному Шукшиным, позволили подать документы в Союз писателей БЕЗ ДВУХ КНИГ, первая из которых вот-вот да и выйдет же когда-нибудь, товарищи! Так что зачем парня зря мурыжить, парень хороший, простой, из Сибири, пьет, правда, много, так кто в России не пьет? Вот документы-то я и подал, питаясь одною надеждой, что примут в Союз и тогда уж там непременно что-нибудь у меня изменится, в лучшую, разумеется, сторону. Меня и приняли, но тут же исключили.
Дело в том, что меня сильно обозлила история с выходом, вернее НЕВЫХОДОМ моей книги в издательстве, название которого я не собираюсь скрывать: «Советский писатель». Эти совписовские совслужащие во главе с какой-то косой на один глаз бабой, фамилию которой я забыл, ухитрились на основании трех ПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ рецензий на книгу составить ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ редакционное заключение, где писали нечто вроде того, что рецензенты, конечно, люди уважаемые, но в данном случае все трое дружно ошибаются. И Георгий Семенов, и Николай Евдокимов, и даже Дмитрий Стариков, имевший репутацию партийного обскуранта в отличие от двух других рецензентов, но тем не менее мои сочинения одобривший. Книга – говно, и печатать ее ни в коем случае не нужно…
