Товарищ убийца. Ростовское дело: Андрей Чикатило и его жертвы - Кривич Михаил (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Возникало ощущение, что этот человек, по всем признакам житейски неглупый, даже хитроватый, рассказав на следствии все о своих преступлениях, подготовил тактику для суда: не просто изображать из себя жертву общества, коммунистической идеи, всеобщей травли и несправедливости, а также фильмов, несущих в массы секс и насилие, — всего этого для спасения шкуры не хватит, нет, он решил в придачу прикинуться ненормальным и отрепетировал линию поведения.
Мы не специалисты, и наше мнение может оказаться ошибочным, но нас не покидало ощущение явной симуляции. Чем дольше шел процесс, тем сильнее оно становилось. Чикатило все чаще нес откровенную чушь, не давал говорить судье, жаловался на радиацию в камере, прилюдно снимал штаны, пел «Интернационал». И не надо, наверное, быть психиатром, чтобы заподозрить неладное, когда человек, вернувшись после таких эскапад в родную камеру, усаживается за партию в шахматы с сокамерником, причем играет не просто прилично, а хорошо, ведет разговоры о том о сем — о литературе, политике, газетных новостях, — потом ест с отменным аппетитом и спит непробудным сном до утра. Эти сведения неофициальные, но получены из надежных источников. Из них же реплика партнера Чикатило по шахматам и трапезам в камере: «Знал бы, кто он такой, задушил бы собственными руками!»
После того как Чикатило излил душу «в форме свободного рассказа», ему задали вопросы, он на них ответил.
Зачем носили с собой вазелин? Использовал как крем для бритья.
Почему предпочитали мальчиков? Было все равно, делал предложения и женщинам, с которыми работал.
Как поступали с вырезанными органами жертв? Разбрасывал по дороге, затаптывал, смешивал с грязью — ничего не соображал.
Куда девали деньги, часы, украшения? С возмущением: конечно, выбрасывал, втаптывал в землю, а вообще не помню.
Неужто никогда не задумывались, что жертвам больно, неужто, убивая мальчиков, ни разу не подумали о своем сыне? Не приходило в голову.
20 апреля. Судья приступает к допросу подсудимого, и Чикатило замолкает. Акубжанов читает его показания на следствии, он не раз еще будет вынужден прибегать к такому варианту судоговорения. Подсудимый недоволен судьей, сердится: «Я пришел сюда на собственные похороны. Все ненавидят меня… А вы успешно сами себе вопросы задаете и сами на них отвечаете. И оставьте меня в покое…»
Скажите на милость, его ненавидят! И все же возникает странное ощущение, будто в отлаженном механизме суда что-то понемногу расстраивается. Потерпевшие не выдерживают ужасных подробностей — кто-то теряет сознание, кого-то отпаивают лекарствами врачи. Льются на изверга проклятья из зала. Но не слишком ли резок тот, кто должен оставаться беспристрастным, как сам закон?
Леонид Акубжанов строг и порою не очень тактичен. Он может прикрикнуть на зарубежного журналиста за то, что тот, пристроив магнитофон рядом с судейским столом (единственное место, где хоть что-то слышно), сам тем временем жует жвачку: «Немедленно прекратите! У себя дома будете жевать!» Услышав шум в зале, может рявкнуть: «Разговоры!» — как старшина на плацу. С подсудимым он совершенно не церемонится: «Не делайте нам одолжения, Чикатило, отвечайте, когда вас спрашивают…»
А подсудимый имеет полное право не отвечать. Даже если его обвиняют в убийстве.
«Закройте рот, Чикатило, а то в газетах пишут, что вы ненормальный! Вы — нормальный!»
Были и другие реплики, которые могли быть истолкованы неоднозначно. Это дало защите повод говорить об обвинительном характере процесса и о пристрастности суда. Как бы спохватившись, через десять дней после начала процесса Акубжанов сделал заявление для печати.
«Журналисты, в нарушение принципа презумпции невиновности, уже однозначно оценили действия подсудимого Чикатило, безапелляционно признав его виновным по всем пунктам предъявленного ему обвинения, хотя до приговора суда никто этого делать не вправе. Больше того, эту однозначность и безапелляционность средства массовой информации приписывают и мне, что не имеет под собой никаких оснований.
Понимая, что такая тональность публикаций вызвана в основном слабой правовой подготовкой журналистов, я тем не менее считаю необходимым сделать настоящее заявление, чтобы у общественности не возникло недоумения по поводу заявлений, сделанных якобы от моего имени».
Заявление правильное, но несколько запоздалое. Неточное судейское слово уже вылетело в первые дни процесса. Теперь не поймаешь…
21 апреля. Первая настоящая сенсация процесса. Очередной бессвязный монолог Чикатило, и — неожиданное заявление: Лену Закотнову он не убивал, всех жертв ему на следствии «подсунули оптом», а он и подписал. Что-то здесь не так: первое убийство как раз из числа тех, в которых он сам добровольно признался. Судья напоминает про обстоятельства, которые никто, кроме убийцы, знать не мог: завязанные шарфом глаза…
21 — 24 апреля. Допрос по эпизодам.
Чикатило: «Я везде расписался. Ничего не помню… Вот Лукьянов сидит в «Матросской тишине», стихи пишет и знакомится с делом сколько захочет. А от меня всю правду скрывают».
Судья предлагает начальнику конвоя показать подсудимому том дела с цветными фотографиями трупа Сармите Цаны — может быть это заставит Чикатило давать показания. Прапорщик подносит к клетке том, Чикатило недовольно отворачивается…
Судья: «Не отвешивайте челюсть…»
Адвокат Марат Хабибулин просит допустить к участию в процессе в качестве специалиста психиатра Александра Бухановского: во враждебно настроенном зале только этот человек может воздействовать на Чикатило, помочь ему сотрудничать с судом. В просьбе отказано. Днем позже прокурор Н. Ф. Герасименко предложит Бухановскому покинуть зал, поскольку суду еще предстоит заслушать его в качестве свидетеля.
Чикатило вновь угрожает голодовкой.
27 апреля. Леонид Акубжанов принимает решение не допрашивать Чикатило по эпизодам, если тот не хочет. Пусть обвинение, защита, потерпевшие сами задают вопросы. Как обычно, начинает прокурор.
ГЕРАСИМЕНКО. Подсудимый, я знаю, вы закончили филфак Ростовского университета, писали статьи в газеты. Какой жанр вы предпочитали?
ЧИКАТИЛО. Очерки о писателях.
Г. Объективно ли, по вашему мнению, велось предварительное следствие?
Ч. Да.
Г. После 1978 года вы сотрудничали с милицией?
Ч. Да.
Г. Подсудимый, а куда подевались часы «Заря» и «Ракета», бывшие у ваших жертв?
Ч. Может, я еще должен помнить, не было ли у них мандавошек?
Г. Зачем вы, филолог, подглядывали в туалет к девочкам?
Ч. Спросите у врачей. Там обо мне много написано. Там еще написано, что я сутками рук из карманов не вынимал, дрочил с утра до вечера.
Ничего не скажешь — филолог.
Прокурор предлагает проводить дальнейшие заседания за закрытыми дверями. Его аргументы: во-первых, согласно статье 18 УПК такие дела вообще нельзя слушать в открытом процессе, во-вторых, пресса не в ладах с презумпцией невиновности.
Чикатило: «Мне публика не мешает. Пресса верно пишет, что я во всем виноват. А что, конечно, преступник. Я же не отказываюсь, что убивал. Закрытый или открытый суд — мне все равно. А гражданин прокурор меня обо всем спрашивает просто из любопытства…»
После короткого совещания суд постановляет: заседания продолжать за закрытыми дверями. Прессу удаляют из зала.
28 и 29 апреля. Закрытые заседания суда. Чикатило делает очередное заявление: «Я заявляю отвод всему составу суда. В суде нарушаются мои права… Судья уже признал меня виновным и много раз высказал эту мысль… Это нашло отражение и в прессе… Не рассмотрев дело, не запросив экспертов, судья заявил: у меня — железная психика, стальные нервы… Считаю, что вывод о моей вине судом уже сделан и моя судьба уже предрешена. Поэтому не буду давать никаких показаний…»
Обратите внимание: он уже не «косит под дурака», а говорит по-деловому четко. Защита нашла у обвинения уязвимое место и выработала линию поведения. Отбросив ненужную маску, Чикатило намерен этой линии придерживаться. Говорить в деталях о содеянном не хочется, это ему и невыгодно — лучше уж молчать, благо есть повод.
