Беседы - Агеев Александр Иванович (книги без сокращений txt) 📗
— Углеводородное сырье — это нефть и газ, причем газ может быть попутным нефтяным газом, который содержит наиболее ценные углеводороды, и природным газом. Последний, в свою очередь, тоже может иметь разный состав. Есть газ, добываемый с больших глубин, например, на севере Западной Сибири валанжинский газ добывают с глубины 2800 м. Он содержит довольно много этана, пропана, в то время как сеноманский газ, который добывается из верхних слоев, почти на 98 % состоит из метана.
Но самое ценное сырье — нефть. Наша страна располагает значительными запасами нефти, но они не так велики, как принято считать. Мы не входим в пятерку ведущих стран мира по запасам нефти. Зато по добыче занимаем первое место, опережая время от времени даже Саудовскую Аравию, не говоря уже об Иране, Ираке и Венесуэле, имеющих более крупные запасы.
Здесь я хотел бы пояснить, что понимается под запасами. Это разведанные запасы, т. е. те запасы, которые доказаны притоком нефти, а не прогнозные запасы. У нас еще со времен СССР очень любили прогнозные запасы. Если учесть, что страна занимала шестую часть суши и имела крупнейшие нефтегазовые провинции — Урало-Волжская, Западносибирская, Восточносибирская, Прикаспийская, а также в Республике Коми, в Архангельской области, в Баренцевом море и Охотском море — складывалось впечатление, что у нас запасы очень велики. На деле запасы нефти у нас ограниченны, и мы их используем интенсивнее, чем другие нефтедобывающие страны: на единицу разведанных запасов мы добываем в 3–5 раз больше нефти. Это значит, что сегодня мы съедаем свое будущее. В России — астрономические размеры отбора нефти — около 480 млн т. При этом ежегодный прирост разведанных запасов очень близок к тому, что мы сейчас извлекаем из недр, и у нас нет сколько-нибудь существенного задела. Самое плохое заключается не только в том, что у нас разведанных запасов нефти осталось немного, и в том, что многие месторождения находятся в стадии падающей добычи и сильно обводнены, но и в том, что из-за излишне интенсивной добычи нефти в последние годы в России наблюдается крайне низкое извлечение нефти (почти 30 % от запасов месторождений) и непомерно много нефти остается в недрах.
— Лет на 15 добычи при таких темпах?
— Так нельзя считать, потому что каждый год идет прирост запасов. На территории, где мы добываем нефть, новых крупных месторождений, по-видимому, нет. Все уже давно разведано, подавляющая часть месторождений разрабатывается, поэтому чуда здесь ждать не приходится. Освоение идет, как правило, таким образом: вначале в самых благоприятных экономических и горно-геологических условиях осваиваются наиболее эффективные месторождения с большими дебитами. Дебит — это суточный приток нефти. По мере выработки этих хороших месторождений переходят к освоению более сложных и малодебитных месторождений. Чем дальше на север, тем нефть дороже. Кроме того, затраты на ее добычу растут по мере того, как разрабатывается месторождение, — ведь вначале нефть фонтанирует, поэтому добыча достаточно дешевая. Затем фонтанирование прекращается, и приходится использовать электропогружной насос, что стоит больших денег. Кроме того, вместе с нефтью из земли идет вода, ее нужно отделить от нефти и снова закачать в пласт. Это тоже удорожает добычу. Причем чем дальше, тем приток воды с нефтью становится все больше, и приходится использовать третичные методы добычи нефти, закачивать реагенты, «отбивать воду», проводить гидравлический разрыв пласта, горизонтальное бурение, другие прогрессивные, но дорогие методы, бурить новые скважины и т. п. При этом затраты все растут, а дебит сокращается. Чтобы поддержать добычу, приходится вкладывать все больше и больше средств. Хорошая скважина со всем обустройством сегодня часто стоит миллион долларов. Поэтому с каждым годом нефть обходится все дороже, а прирост нефти — тем более. Он вдвое, втрое, впятеро дороже.
Можно прямо сказать, что эра высоких темпов роста нефтяной промышленности кончилась. Последний год, когда мы имели высокий прирост добычи нефти, — 2004. Этот прирост составлял в 2003 г. — 11 %, в 2004 г. — 9 %, а в 2005–2006 гг. — всего чуть более 2 %. И вряд ли в ближайшем будущем мы вернемся к темпам роста нефтедобычи в 5, 7, 10 %, как это было, например, в период с 2000 по 2004 г. В то же время наши руководители, в частности В.Б. Христенко, которого я очень уважаю, делают заявления о том, что мы выйдем на добычу 510–530 млн т нефти. Я в этом сомневаюсь, а главное — не вижу смысла. Наверное, таких показателей можно добиться при очень больших инвестициях, но вряд ли это экономически целесообразно — деньги можно более выгодно использовать на другие цели.
— Какие аргументы приводят сторонники такого форсирования?
— Аргументы простые — растет потребление нефти в стране и не хочется сокращать экспорт, который несет «золотые яйца». Мне же кажется, что нет смысла наращивать добычу такой ценой и лишать нефти последующие поколения. Я бы, например, сейчас принял программу стабилизации добычи нефти, возможно, даже некоторого сокращения, в целях экономии средств. Мы и так перебрали норму ее добычи. В Восточной Сибири крупные запасы нефти, и, наверное, со временем там можно будет добывать 30–40 млн т. Для этого надо создать соответствующую инфраструктуру в этом необжитом, отдаленном районе: провести железную дорогу, сеть автомобильных дорог, линий электропередач, создать поселки и т. п. — и финансовых средств для этого необходимо затратить десятки миллиардов долларов.
Не меньше нефти, в принципе, можно добывать и на шельфе Сахалина. К сожалению, у нас нет опыта добычи нефти с шельфа — отсутствует соответствующая инфраструктура, мы не умеем строить платформы, т. е. целиком зависим от иностранного капитала. Но для этого потребуется 10–15 лет и многие десятки миллиардов долларов. В то же время добыча нефти в старых районах серьезно сократится за это время, поэтому сколько-нибудь значительный прирост вряд ли возможен.
Сегодня намного дешевле экономить нефть, чем ее добывать. Наши двигатели внутреннего сгорания крайне неэкономичны. Мы плохо перерабатываем нефть. Такого низкого выхода светлых фракций, которые можно превратить в высокооктановое топливо, нет нигде. Нефть бросовая, значительную ее часть мы переводим в мазут, вместо того чтобы извлекать из нее ценные компоненты. Т. е. у нас есть огромные резервы экономии нефти, которые измеряются десятками миллионов тонн, а тонна нефти сейчас стоит 350–400 долл. Если посчитать, вложение средств в глубокую переработку нефти выгоднее, чем в расширение ее добычи.
— А кто в этом заинтересован?
— В первую очередь в этом заинтересовано государство, которое является выразителем интересов своих граждан, и оно должно создать такие условия, чтобы в этом были заинтересованы все. Если так поставить вопрос, наше существование на земле оправдывают вложения в будущее. Нельзя грести только под себя, бездумно расходовать природные богатства. Можно и нужно разработать определенные правила и критерии, чтобы экономия была выгодна и тем, кто производит, чтобы нефтеперерабатывающий завод, который выпускает больше светлых фракций, имел гораздо больше прибыли, чем тот, что выпускает мазут.
— Почему же до сих пор ничего не сделано?
— Нехорошо говорить, что ничего не делается. Вы знаете указание нашего Президента В.В. Путина о необходимости глубокой переработки нефти. Но мы пребываем в плену иллюзий по поводу того, что у нас очень много нефти и газа. Страна у нас огромная, богатая, мы привыкли к расточительству. Возьмите японцев: они живут на маленькой территории, где каждый клочок земли — ценность. Расточительство — это идеология народа, с ним очень трудно бороться. И в России настает время, когда придется всемерно экономить углеводородное сырье. Как уже говорилось, мы недостаточно глубоко перерабатываем нефть. Но, кроме того, есть еще одна проблема: высокие фракции нефти в нашей стране не используются для производства нефтехимической продукции. Россия — страна, имеющая самые лучшие в мире условия для развития нефтехимии. Здесь есть все виды углеводородного сырья, в том числе масса попутного нефтяного газа, дешевая энергия, огромные пространства, где можно было бы строить нефтехимические комбинаты. Значит, Россия могла бы в ближайшие 15–20 лет стать ведущим мировым производителем нефтехимической продукции. В долгосрочной перспективе нашим главным предметом экспорта будет нефтехимия, а не сырая нефть. Это позволит перестроить экономику, она будет расти, как на дрожжах. Такая «достройка этажей» — самое выгодное в экономике. Первый этаж — добыча, второй — первичная переработка, а самое выгодное — производство конечной продукции, которая стоит гораздо дороже. Нефтехимия — это десятки и сотни тысяч наименований товаров, которые находят применение во всех отраслях хозяйства. Пластмассы вытесняют из производства черные и особенно дорогие цветные металлы. Они приобретают все новые и новые качества. Есть пластмассы, которые прочнее стали. Самое ценное нефтехимическое сырье — попутный газ. У нас он в значительной части сжигается: считается, что сжигается 20–25 млрд м3 (американцы, ссылаясь на съемки со спутников, оценивают это в 60 млрд м3, что, по-моему, нереально).
