Четвертая высота - Ильина Елена Яковлевна (лучшие бесплатные книги txt) 📗
…И вот Гуля уже стоит на торжественной линейке. Справа и слева от неё — китайские девочки: Чи-чу и Ту-я. И везде, во всю длину линейки, — знакомые ребята: Росица, Митко и Петро из Болгарии, Энрико из Гаваны, Иосиф из Венгрии, маленький негр Нилли из Америки, Китами из Японии, Лена из Сербии…
Все они кажутся Гуле настоящими героями, такими же, как их родители.
И оттого, что она стоит с ними в одном ряду, она чувствует себя тоже чуточку героиней…
А в облаках, разгораясь, как в тот вечер, когда Гуля сюда приехала, горит-полыхает закат, и кажется, что это ходят по небу пионерские отряды со своими красными знамёнами.
ПЕРВАЯ ВЫСОТА
Над скалистым берегом моря, в густой зелени акаций, прятались стеклянные строения украинской кинофабрики. Издали виднелись красные черепичные крыши. В этом саду можно было увидеть толпу бойких босоногих ребятишек и впереди всех — весёлую загорелую девочку в ситцевой юбчонке и в вышитой украинской рубашке. Это была героиня кинокартины — бесстрашная Василинка. Шла съёмка картины «Дочь партизана».
Василинкой была Гуля. Случилось так, что она вместе с матерью поехала на Украину. Режиссёры кинофабрики, увидя Гулю, сразу решили, что Василинка должна быть точь-в-точь такой, как Гуля. Матери не хотелось делать из Гули киноартистку, но режиссёры настаивали до тех пор, пока она не согласилась.
Гуле пришлось приняться за трудную, серьёзную работу.
В картине была сцена, где Василинка верхом на лошади берёт препятствие. Для того чтобы сыграть эту сцену, Гуле пришлось научиться ездить верхом — в седле и без седла.
Красноармеец привёл во двор кинофабрики рослого белого коня. Поглаживая своего красавца по крутой, гладкой спине, он говорил:
— Це добрый кинь. Нема бильше такого доброго коня, як Сивко.
Но «добрый конь» оказался злым и упрямым, когда на него посадили Гулю. Он рванулся с такой силой, что Гулю сразу откинуло назад и она чуть не полетела вниз головой. Её вовремя подхватили.
— Вы идите рядом, — сказала Гуля режиссёру, — а я ещё раз попробую.
Она уселась поудобнее и дёрнула поводья. Сивко не тронулся с места. Гуля сжала ногами бока лошади, но она не шелохнулась Красноармеец потрепал коня по загривку и сказал:
— Чого ж ты, дурень? Ходы! Ходы швыдче!
Гуля снова дёрнула поводья. Сивко вдруг затанцевал, отпрянул назад, и Гуля упала ему на шею. Её опять успели подхватить.
Она покраснела.
— Что, испугалась? — спросили её режиссёр и оператор.
— Злякалась? — спросил красноармеец.
— Злякалась, — сказала Гуля. — Думала — убьюсь.
— Ну, может быть, хватит на сегодня?
— Нет, давайте ещё, — ответила Гуля.
То сдерживая, то подгоняя Сивка поводьями, она заставила его наконец слушаться. Упрямый Сивко понял, что ему не переупрямить маленькую наездницу.
Учение повторилось и на другой день и на третий. А когда Гуля научилась ездить и шагом, и рысью, и галопом, на дорожке парка поставили высокий барьер.
Смело и весело уселась Василинка в седло. Сивко сразу бросился вперёд, но перед самым барьером шарахнулся куда-то в сторону. Гуля еле удержала его. Сивко брыкался, мотал головой, кусал удила. Гуля кое-как усидела в седле и снова направила коня вперёд. Она неслась к барьеру, и ветер бил ей прямо в лицо. Сивко доскакал до цели и снова отпрянул в сторону. Он, казалось, во что бы то ни стало решил сбросить с себя эту лёгкую, но беспокойную ношу. У Гули закружилась голова. Она судорожно вцепилась в поводья.
— Прекратить репетицию! — закричал в рупор режиссёр.
Но Гуля не захотела сдаваться:
— Ничего, у меня выйдет. Должно выйти!
Она уселась покрепче, прилегла к шее коня:
— Ну, Сивко, не выдай! — и опять помчалась к барьеру. Сердце у неё забилось ещё сильнее.
Но Сивко выдал. Перед самым барьером он опять, в третий раз, шарахнулся вбок.
— Брось, Гуля, не надо! — кричал режиссёр.
Гуля ничего не слышала. Стиснув зубы, сжавшись словно пружина, погнала она коня галопом. Доскакав до барьера, она дала шенкеля, конь, не успев опомниться, сделал прыжок, и Гуля, точно на крыльях, взлетела куда-то вверх. Секунда — и конь снова плавно бежал по дорожке.
Барьер был взят. Так двенадцатилетняя Гуля взяла первую высоту в своей жизни.
Василинка (Кадр из кинофильма «Дочь партизана»)
НОВЫЕ ДРУЗЬЯ
Осенью кинофильм «Дочь партизана» повезли на просмотр в Москву.
Было странно, что такая большая картина, над которой трудилось столько людей, могла уместиться в маленьком чемоданчике.
Провожая режиссёра на вокзал, Гуля просила его:
— Пожалуйста, покажите картину моему папе. Уж если я не смогу увидеть его, так пусть хоть он посмотрит на меня!
Ей и самой очень хотелось в Москву, хотелось в прежнюю квартиру, на свою московскую улицу, в свою московскую школу.
Но маме никак нельзя было уехать из Одессы.
Приходилось привыкать к новой жизни и к новой школе.
А привыкнуть было не так легко. И парты в классе казались неудобными, и доска не на том месте, и ребята не те.
Дома Гуля жаловалась, что на переменах в ушах звенит от шума, что мальчишки то и дело подставляют ножку или дёргают за косу и что в этой школе учиться нет никакой возможности.
— Ничего, привыкнешь, — говорили ей дома.
— Никогда в жизни не привыкну! — сердилась Гуля.
Она не прощала новой школе прежде всего то, что школа эта находилась не в Москве, а в Одессе.
Однажды, еле досидев до конца уроков и захлопнув за собой тяжёлую школьную дверь, Гуля сказала своим одноклассницам:
— И что это за школа! Пешком бы я отсюда в Москву ушла.
Это услышали мальчики.
— Да кто ж тебя держит? — закричал один. — Москвичка, подумаешь!
— Нам ты очень нужна! — прибавил другой. — Катись куда хочешь. Мы тебе и дорожку покажем, и на дорожку дадим…
И он уже хотел дать Гуле подзатыльник, но на помощь к ней подоспело несколько девочек.
— Не троньте её! — закричали они хором. — Вам какое дело, про что мы разговариваем!
— А пусть не задаётся. Не королева ведь, а Королёва!
— Ну что ж, что Королёва. Она у нас артистка.
— Артистка! — презрительно сказал мальчик, и все захохотали.
— Да, да! — закричали девочки. — Артистка настоящая. «Дочь партизана».
— Ну? — спросил кто-то из мальчиков.
— Честное пионерское, — сказали девочки, — она там и верхом скачет, и лошадь из болота вытаскивает, и с кулаком воюет, не то что с вами!
— А всё равно пусть не задаётся! — сказал черноглазый коренастый мальчик, с любопытством поглядывая на Гулю. И вдруг прибавил: — А где теперь твоя лошадь?
— Это не моя, — сказала Гуля. — Она красноармейская.
— На красноармейской надо уметь ездить, — сказал кто-то.
— Я сначала не умела, — ответила Гуля, — а потом выучилась немножко.
— Немножко! — закричала Гулина соседка по парте, Лёля Снегирёва. — Ты же барьеры брала!
— Да, приходилось…
Ни Гуля, ни другие школьники и школьницы — никто не заметил, как ссора сама собой угасла и перешла в деловой и даже дружеский разговор. Кончился он тем, что Гуля повела всю компанию к себе домой, на улицу, обсаженную липами, — называлась эта улица Уютной — и угостила своих новых друзей всеми вкусными вещами, какие только нашла дома: сочными румяными яблоками и хлебом с малиновым вареньем.
И скоро Гуле стало казаться, что в школе не так уж шумно, что девочки очень славные и что даже среди мальчишек есть совсем неплохие ребята.
Но лишь только начала она привыкать к этой школе, как ей снова пришлось уехать. На этот раз — в Киев, где готовилась съёмка новой картины.
Незадолго до её отъезда приехал в Одессу Владимир Данилович Королёв.
— Папочка, — сказала Гуля, когда отец отдохнул с дороги и они вместе вышли на улицу, — у меня к тебе просьба. Очень большая. Обещай, что ты её исполнишь.
