Моя судьба - Лауда Ники (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Днем позже я случайно столкнулся с Лемми Хофером. [14] Он задержал меня, сообщил про сюрприз, оставил сидеть в саду «Фризахер» [15] и снова появился уже с Марлен. Я был слишком робок, чтобы заговорить с ней, и вообще, это была затруднительная ситуация. Лемми и я болтали о какой-то чепухе, потом мне надо было идти, поскольку начинались мои авиационные занятия. Молодая женщина поняла из разговора, что я — гонщик. Предыдущим вечером она узнала только, что меня зовут Ники Лауда и я известный спортсмен, правда, предположила, что теннисист. Она спросила: «А что, собственно, делает гонщик в, так сказать, частном плане?»
Я дал очень толковый ответ вроде:
— «Ну… это зависит от… ничего такого особенного. А что?»
— «Да так, просто хотелось знать».
В тот день после обеда я почти не мог сконцентрироваться на полетных занятиях. Узнав телефонный номер, на следующий день я позвонил в дом Курда Юргенса. На мое счастье, он был в отъезде, а Марлен — дома. Хочет ли она со мной прогуляться? Да.
Я уже был к тому времени публичной личностью и должен был думать, где и с кем я показываюсь, поэтому мы поехали в другую сторону, во Фрайлассинг. Позже Марлен из-за воспаления надо было провести несколько дней в клинике Зальцбурга. Я посетил ее там, и она сказала, что ее отпускают. Это был обман, ей еще надо было смирно оставаться в постели, но она выбралась через окно и мы поехали на гору Гайсберг в старинную гостиницу, в которой пятеро крестьян играли в карты. Начиная с этого момента, все было ясно.
Марлен улетела назад к родственникам на Ибицу. Я вызвал своего пилота, Кеметингера, и сказал ему, что нам срочно надо на Ибицу. Это немного далековато, сказал он, поскольку у нас тогда был только Golden Eagle. Мне все равно, мы помчимся туда, в четыре часа. Мариэлле я что-то наплел про контракт на рекламу джинсов в Барселоне.
Итак, мы полетели, на Ибицу прибыли в полночь. Марлен уже была на аэродроме. Она повела нас через ночную жизнь Ибицы, потом я ощутил чудесный хаос ее семейства — мама, сестра Рената, брат Тилли. Мама — испанка, дети появились на свет в Венесуэле (Марлен), Чили и Испании. Все происходит на южный манер, невероятно свободно, легко, открыто и сердечно. Это было прямой противоположностью моей прежней жизни, противоположностью моей дисциплинированности, усердия и ожесточенности. Я был захвачен всем этим.
Пока еще я мог все держать в тайне и старался выиграть время, чтобы придти к согласию с самим собой и с Мариэллой. Сначала мне нужно было уехать на две недели в Америку, на тесты Ferarri перед гонкой в Уоткинс Глене. Непрерывно лил дождь, я только болтался туда-сюда и располагал достаточным временем для раздумий. После гонки я сразу улетел обратно и встретился с Марлен во «Фризахере». Правда, мне непременно надо домой, сказал я, нельзя после двух недель в Америке убегать в первый же вечер.
Она сказала, что тогда поедет в Вену, Курд все равно просил ее последить за порядком в его доме.
Я приехал домой, там все было благоустроенно и в лучшем виде. Я повесил пиджак на кресло, посмотрел на Мариэллу и понял — так дальше не пойдет. Боже мой, я совсем забыл, мне же надо в Вену, в банк (хотя был уже вечер). Схватив пиджак, я был таков. Примчавшись во «Фризахер» в паническом страхе, что Марлен уже уехала, я застал ее в момент, когда она уже садилась в машину. Все назад, я уже здесь и останусь здесь.
Тайна, таким образом, вскоре перестала быть таковой, газета «Kurier» все раскопала и запустила в печать историю о Ники Лауде и подруге Курда Юргенса.
Марлен и я поженились весной 1976 года в загсе венского района Нойштадт, где были столь любезны, что назначили нам время после окончания работы, тем самым мы избежали возможного «циркового представления». Работник загса был возмущен тем, что я без галстука. Свидетель, доктор Ертель, одолжил мне свой.
Гоночный сезон 1976 года начался фантастически, Ferrari громили всех. Я победил в первых двух гонках, Регаццони — в третьей. Оглядываясь назад, можно сказать, что все было чересчур гладко.
Первым признаком неприятностей был уход моего друга и опоры Луки Монтеземоло. Его карьера не могла надолго задерживаться на первой ступеньке — работе гоночного директора. Луку пригласили ближе к сердцевине власти империи FIAT. Его преемник Даниэле Аудетто был тщеславным парнем, втянутым в текущие интриги, невротиком и, в общем, таким же суетливым, как и все другие суетящиеся в Ferrari. Сразу стало не хватать спокойного, умного человека в тени Коммендаторе.
А потом случилась странная авария с трактором.
Я хотел снести пригорок на лужайке перед домом и во время этого процесса перевернулся на тракторе. Не хватило пары сантиметров, и меня бы убило или раздавило, во всяком случае, я был плотно утрамбован в землю. Отделался я только двумя сломанными ребрами, что, по правде, было хорошим результатом для такого рода аварии с трактором весом 1,8 тонны. Но боли были адские.
Плюс ко всему средства массовой информации набросились на этот случай. Конечно, чемпион мира в Формуле 1, потерпевший аварию на тракторе — это однозначно выгодная тема. В Ferrari поднялась паника. Все мои победы не могли предотвратить того, что часть итальянской прессы по-прежнему требовала итальянского пилота для Ferrari. Как только поступила информация о моем несчастье, появился шанс, хотя бы на следующую гонку посадить итальянца в кокпит, и поскольку как раз случайно один парень по имени Фламмини хорошо проехал гонку Формулы 2, то им должен был стать он. Даже сама мысль об этом была гротескной, и в этой буре эмоций я тоже не взвешивал каждую свою фразу и сказал кому-то, что итальянцы могут все равно ездить только вокруг церковной башни. «Газзетта дело спорт» сделала из этого громкий заголовок, после чего в Италии поднялась серьезная буря.
Фирма послала персонального вассала шефа — Санте Гедини (который позже стал моим сотрудником и сегодня отвечает за рекламу Parmalat и, тем самым, за мою кепку). Тогда он ночью примчался из Маранелло в Зальцбург, появился у меня рано утром, отогнал репортеров от моей двери палкой и снабдил Феррари текущими бюллетенями — так что это был настоящий обезьяний цирк.
Когда я с этими адскими болями лежал в постели, Клеттнер, радиорепортер из Зальцбурга притащил ко мне мужчину по имени Вилли Дунгль. Я его никогда не видел, но много о нем слышал: массажист, чудесный целитель, гуру, специалист по питанию, важная персона, связанная с сенсационными тогдашними успехами австрийских лыжников-прыгунов.
Моя первая встреча с Дунглем протекала примерно так:
Я лежал в постели и не мог пошевелиться от боли. Объявили о приходе целителя. Пожалуйста, пусть заходит. Выход на сцену Дунгля. Он в плохом настроении, резок, скомканное Guten Tag. Он только посмотрел на меня, к чему-то немного прислушался, даже не дотронулся до меня и решился на окончательный приговор. «Тут я совсем ничего сделать не могу сделать. Если Вы что-то от меня хотите, должны озаботиться Вашим приездом в Вену». Уход Дунгля, а я думаю, что это самый большой брюзга на свете.
Несмотря на успокаивающую классификацию в чемпионате (после трех гонок у меня было 24 очка, у ближайшего соперника — 10) в Ferrari разразилась паника, которая и меня напрягла. Я хотел сделать все, чтобы стартовать на следующем Гран-при. Так что, с возрастающими болями я, тем не менее, поехал в Вену, чтобы показаться замечательному хирургу-травматологу Пойгенфюрсту и представиться Вили Дунглю. Оба часто дополняли друг друга в щекотливых случаях.
Дунгль сказал мне, что сделав усилие для этой поездки в Вену я, так сказать, квалифицировался для его помощи, поскольку до сих пор он считал меня за очень надменного спортсмена, который не считается с собственным телом. Если я четко и ясно выражу волю — сделать, начиная с сегодняшнего дня, что-либо для своего тела, он начал бы со мной заниматься. Я проскрипел что-то вроде: «Ага…»
