Троцкий - Кармайкл Джоэль (читать книги .TXT) 📗
Эта беспечная, яркая, захватывающая жизнь немедленно увлекла молодого Троцкого. В свои 23 года (сам Ленин был всего лишь на 9 лет старше) он вдруг оказался в самой гуще событий.
Для начала его испробовали как лектора — Ленин направил его с выступлениями к лондонским эмигрантам.
Если искать общий признак, характеризующий динамичность как ораторской, так и писательской манеры Троцкого, то таким признаком скорее всего является его склонность к эффектным противопоставлениям наряду со склонностью к диалектическим расщеплениям и воссоединениям понятий. Присущее Троцкому специфическое сочетание театральности, рассудочности и холодной страсти оказалось как нельзя более приспособленным именно для такого рода драматических противопоставлений, которые он в выступлениях блистательно осуществлял, комбинируя марксистскую лиричность с площадной бранью. Излюбленным его приемом было переплетение марксистского детерминизма — идеи неотвратимого движения к заранее предопределенному апогею — с издевательскими выпадами в адрес всевозможных подлецов, пигмеев и тупиц, путающихся в ногах этого величественного шествия.
Его внешний облик был теперь подстать этому ораторскому стилю. Один из знакомых так описывает его: «Высокий, худощавый, молодой, с длинными волосами и — в желтых ботинках. Эти желтые ботинки тем более привлекали мое внимание, что в то время никто из нас таких не носил. Он был похож на свою сестру (жену Каменева) с той разницей, что у нее глаза были серые, а у него скорее светло-серые. У обоих было что-то одинаково хищное в выражении лица. В нем эта хищность еще более бросалась в глаза благодаря его особенному рту — большому, кривому, вот-вот готовому укусить. Жуткий рот!»
Ораторской виртуозности молодого Троцкого и суждено было проложить ему путь к славе. Многие из революционеров умели неплохо писать. Некоторые умели выступать. Мало кто говорил хорошо. И лишь очень немногие — блестяще. Ораторское дарование Троцкого взорвалось в этой среде подобно бомбе. Те идеи, которые он так стремительно усваивал в свои двадцать-двадцать два года, теперь внезапно сплавились с его столь же стремительно развернувшимся ораторским талантом; этот синтез превратил его в первоклассного актера на тех подмостках, где суждено было разыграться судьбам русского революционного движения.
Ленин проявил к нему исключительную благосклонность. Оказалось, что и его приглашение было частью задуманного Лениным плана создания организации: для этого Ленин нуждался в талантливых новобранцах. Он тут же предложил Троцкому переделать свое первое выступление в статью для марксистского теоретического органа «Рассвет»; по сравнению с этим серьезным журналом «Искра», почти невразумительная за пределами узкого круга посвященных, казалась чуть ли не бульварным листком.
Троцкий не чувствовал себя готовым к этому; он ограничился более короткой статьей для популярной «Искры»; Ленин, в свою очередь, ограничился довольно снисходительной правкой статьи, после чего направил Троцкого в обычное для таких случаев турне по западноевропейским столицам, куда по каплям просачивались русские изгнанники.
Путешествие в Париж перевернуло его личные планы. Первая встретившаяся на его пути девушка — Наталья Седова, своего рода опекунша всех заезжих лекторов, — немедленно влюбилась в него.
Наталья была типичной представительницей «кающегося дворянства». Еще в Московском университете она втянулась в нелегальное распространение запрещенной литературы; затем она отправилась продолжать учебу в Женеве. Подобно многим другим девушкам ее возраста, она была «бунтарем из благополучных»; идеалистические мотивы увлекли ее в нараставшее революционное движение, где она с радостью посвятила себя той будничной деятельности, которая составляла основную обязанность бесталанной и на все готовой революционной молодежи.
Троцкому было тогда двадцать три; как писала потом Наталья в дневнике, который она вела многие годы, «его энергия, живость ума и работоспособность» выделяли его из всех прочих.
И в Париже первое выступление Троцкого прошло удачно: «Аудитория осталась весьма довольна, молодой искровец превзошел все ожидания».
По окончании лекции пара юных марксистов отправилась осматривать Париж. Эта вылазка вполне могла сойти за тривиальнейшую идиллию влюбленных — каковой она и была, — но идиллию весьма поучительную. Наталья неутомимо рекламировала достопамятные исторические места Парижа, равно как и прочие его прелести — красоту, культуру, — тогда как Троцкий защищался стандартными фразами всякого провинциала. «Париж похож на Одессу, — твердил он, — только Одесса лучше».
Кончилось тем, что они обосновались в квартире на рю Гассенди, в оживленном районе, к которому тянулась «наша эмиграция». Наталья получала двадцать рублей (около пятидесяти франков) в месяц от родителей; Троцкий зарабатывал столько же пером. «Наш бюджет был весьма скромен, зато у нас были Париж, дружба товарищей по эмиграции, неослабный интерес к России и великие идеалы, ради которых мы жили…»
Более поздние комментарии самого Троцкого отличаются той суховатостью, которая была у него припасена для такого рода признаний: «Я был несравненно более увлечен знакомством с Парижем, чем с Лондоном, благодаря присутствию и влиянию Н. И. Седовой».
Наталье суждено было остаться с ним до конца жизни, невзирая на несколько беглых его увлечений. Видимо, его чувства к Александре были не особенно глубокими; он был тогда очень молод; увлечение оказалось кратковременным. Хотя она формально осталась его женой и сохранила фамилию Бронштейн, он никогда не помогал ни ей, ни двум их детям. Как ни странно, именно его отец, который поначалу противился их браку, давал ей деньги в случае нужды.
Троцкий не сразу расстался с Лондоном. После своей первой лекционной поездки он вернулся туда, чтобы тут же с головой уйти в дрязги внутри искровской группы. Поначалу эта группа, сложившаяся вокруг журнала, его даже увлекла. Он писал позднее, что «влюбился в «Искру», то есть в газету, как идею и как факт, независимо от всех разногласий, противоречий и оттенков мнений. Первое время он, казалось, даже не замечал той противоречивой путаницы, которая скрывалась почти за каждым общим утверждением и которую люди посторонние (и, несомненно, недружелюбные) характеризовали как софистику, казуистику и резонерство. Возможно, его прирожденные наклонности спорщика были на первых порах просто подавлены уважением к опыту старших товарищей.
Популярный журнал издавали шесть человек, которых более или менее поровну разделял их возраст: трое «молодых» (Ленин, Мартов и Потресов), как правило, выступали против трех «стариков» (Плеханова, Аксельрода и Засулич).
Троцкий появился весьма кстати для Ленина, который вскоре предложил ввести его в редколлегию. Это немедленно дало бы перевес ленинской группе благодаря появлению седьмого голоса. Иными словами, одновременно с увеличением состава редколлегии, увеличилась бы и относительная сила Ленина в ней.
Между двумя группами, сложившимися в этой крохотной редакции, существовали и другие трения. Плеханов и Ленин, более или менее признанные лидеры соответствующих поколений, были антагонистами по складу характера. Плеханов, будучи много старше Ленина, пользовался в кругах русской эмиграции громадным уважением за свой литературный дар и эрудицию. Авторитет его был весьма внушителен — ведь он был близок с самим Энгельсом. Слава его, как выдающегося писателя, в сущности — философа, выходила за рамки собственно русского движения. В придачу он обладал элегантным «буржуазным» стилем: ленинской бульдожьей настырности и бесцветности ленинских призывов к будничной кропотливой работе он противопоставлял этакую снисходительную иронию. Ленина, вполне сложившегося человека, которому уже перевалило за 30 и который с детства шпиговал свой мозг всевозможными знаниями, эта снисходительность Плеханова, естественно, бесила.
Другая представительница старшего поколения, прославленная террористка Вера Засулич, вела некогда переписку с самим Марксом и давно обратилась в марксизм. Переводчица «Коммунистического манифеста», она стояла у истоков группы Освобождение труда и в свое время, еще до рождения Троцкого, совершила покушение на одного из царских сановников (генерала Трепова).
