Бенито Муссолини - Хибберт Кристофер (читать книги регистрация TXT) 📗

«Но это же войска Бадольо! — воскликнул пораженный Маццолини, — они воюют с немцами».

«Они итальянцы и сражаются храбро, вот что главное», — с удовлетворением констатировал Муссолини.

Маццолини наблюдал, что весь остаток этого дня дуче был почти счастлив. Вечером казалось, что он искренне верит во все еще существующую возможность выиграть войну, но через два дня, в полном соответствии с уже сложившимся жизненным циклом, он опять вернулся в состояние депрессии.

Глава одиннадцатая

ПРЕЗИДЕНТ В ГАРНЬЯНО. ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ

Декабрь 1944 г. — апрель 1945 г.

В декабре 1944 г. во время непродолжительного визита в Милан, куда он направился вместе с Вольфом и Раном, Муссолини довелось испытать чувство восторга, которое не покидало его несколько дней. Неожиданно для него машину, в которой он следовал по улицам города, окружила толпа, приветствовавшая его столь бурно, что у непосвященного зрителя могло создаться впечатление, будто радость людей вызвана сообщением об окончании войны. Такого рода импровизированные митинги случались и раньше, например жители Гарньяно частенько собирались, чтобы приветствовать его, но никогда еще прием не был столь горячим. Автомобиль медленно продвигался по улицам, и народу становилось все больше и больше. Даже обозреватели, враждебно настроенные по отношению к режиму, вынуждены были признать, что на улицах Милана скопилось не менее 40 тысяч человек. Раздавались возгласы «Дуче, дуче, дуче!»

«Если бы я своими ушами не слышала восторженные крики по радио, — говорила впоследствии Рашель, — я бы никогда не поверила рассказу Бенито о том, что произошло. После этого вряд ли кто осмелится утверждать, что народ Италии против фашизма и все ненавидят Муссолини».

«За двадцать лет пребывания у власти, — с гордостью рассказывал Муссолини своей жене по возвращении из Милана, — меня никогда не приветствовали так тепло. По какой-то неизвестной причине шефу полиции, генералу Монтанья, лишь накануне сообщили о моем приезде. Церемония в Лири транслировалась по радио, и вся страна вдруг узнала, что я присутствую на митинге. Когда я закончил выступление, овация была просто потрясающей: это был абсолютный триумф. Все ликовали, раздавались верноподданнические возгласы. Толпа напоминала океанскую волну. Какое радостное чувство я испытал, стоя в машине, движущейся среди людского моря!»

Целую неделю он продолжал вспоминать об этом. Его рассказы, как и вся поездка в целом, вызвали некоторое замешательство среди немецкого руководства. Воодушевление, с каким Муссолини был встречен в Милане, — думал про себя Ран, — вызывает недоумение и вопросы. «Реакция итальянцев на приезд Муссолини и его выступление в театре Лирико просто поразительны». Тем более, что речь с которой он выступил, по своей эмоциональности значительно уступала прежним. Муссолини читал без очков, поэтому произносил текст медленно, вглядываясь в текст. Он говорил о необходимости продолжить реформы в области политики и экономики, о том, что вскоре будет разрешена деятельность других политических партий и что членство рабочих в фашистской партии не будет обязательным. И лишь когда он провозгласил неизбежность победы Германии в войне, упомянув об имеющемся у немцев оружии невиданной силы, его голос обрел прежнюю силу.

О новом оружии Муссолини впервые услышал от Гитлера во время встречи с ним в Германии в июле 1944 года. Вскоре после триумфальной поездки в Милан он снова отправился в Германию, где фюрер сообщил ему новые сведения об оружии. Эти новости привели Муссолини в состояние крайнего возбуждения.

Новая встреча состоялась неподалеку от Мюнхена. Поезд, в котором ехал Муссолини, остановился на запасном пути в ожидании поезда Гитлера. Когда фюрер приехал, они приветствовали друг друга, как бывало раньше, в более счастливые времена. После теплых рукопожатий они пересели в машину и отправились на полигон, чтобы увидеть новое оружие в действии. Рассказывая впоследствии о своих впечатлениях от увиденного, Муссолини называл это оружие «совершенным продуктом человеческого ума». Демонстрация боевой мощи нового оружия была столь убедительной, что Муссолини безоговорочно поверил всему, что ему поведали немцы о возможностях новой техники [42] .

«Весь мир будет потрясен, — убеждал он начальника своей личной охраны, майора Фортунато Альбонетти, — это оружие способно в считанные дни изменить ход войны». Муссолини оставался в состоянии возбуждения на всем протяжении пути в Гарньяно. Мюлльхаузен рассказывал, что по пути к вилле Фельтринелли Муссолини, увидев на дороге, огибающей озеро, группу милиционеров, весело крикнул им из окна машины: «Держитесь, парни! Война выиграна!»

Однако эйфория продолжалась недолго. С приходом весны им вновь овладело чувство безысходности и отчаяния. Как отметил в своих записях доктор Захариа, состояние Муссолини накануне его последней встречи с Гитлером выражалось в «полном физическом и моральном истощении организма». Во всем его поведении сквозила апатия. Вопросы управления государством уже не занимали его, как раньше: он проявлял полное безразличие к мелким склокам и интригам среди своего окружения, а дискуссии о будущем фашизма в Италии, казалось, не волновали его вовсе. Прежде, в случаях расхождения во взглядах с немецким руководством, он активно и порой небезуспешно отстаивал свою точку зрения. Так, ему удалось устоять под сильным нажимом Германии и не ввести немецкую марку в качестве национальной валюты Италии, кроме того, он не уступил неоднократным требованиям германских правительственных кругов ограничить сферу деятельности итальянских промышленных предприятий собственной территорией и свернуть всю итальянскую промышленность к северу от Альп. Теперь же его попытки противостоять давлению немцев оказывались слабыми и неэффективными. Вся заслуга в том, что итальянским заводам и фабрикам удалось отстоять свою независимость, целиком должна быть приписана совместным усилиям итальянских рабочих и промышленников.

В другой раз немцы стали требовать отставки начальника полиции. Тамбуриии своими поступками оскорбил германское руководство, Муссолини недолго сопротивлялся, в конце концов поддавшись уговорам Буффарини-Гвиди.

Когда от заражения крови, вызванного использованием нестерильного шприца, скончался граф Мадзолини, то Прециози, желая занять освободившееся кресло в министерстве иностранных дел, стал искать поддержки германского посольства в Риме. Действовал он, разумеется, без ведома дуче. Узнав об этом, Муссолини лишь с раздражением заявил: «Не понимаю, зачем все это Прециози нужно? Ему там все равно нечего будет делать».

В своем последнем новогоднем послании, адресованном Муссолини, Гитлер выразил надежду, что будущему национал-социализма и фашизму в Европе ничто не угрожает, что демократия окажется не в состоянии прийти им на смену. Однако подобные заявления, равно как и люди, повторявшие их, уже не вызывали у Муссолини энтузиазма. Более того, до него стали доходить слухи о растущем недовольстве его действиями со стороны наиболее последовательных членов фашистского руководства, об их попытках добиться согласия немцев на смещение его с поста руководителя страны с целью поставить на это место более решительного человека, исповедующего авторитарные методы управления и не подверженного влиянию социалистических идей. С другой стороны, левая оппозиция развивала идею о необходимости демократических преобразований. Ему доносили о том, что Фариначчи и Буффарини-Гвиди пытаются убедить немцев в неспособности Муссолини даже номинально исполнять свои обязанности, обвиняя его в чрезмерной мягкости. Но Муссолини выслушивал эти донесения со спокойствием, граничащим с равнодушием.