Непримкнувший - Шепилов Дмитрий (читать хорошую книгу .TXT) 📗
В 24 часа специальным экспрессом выехали в Шанхай. Вполне комфортабельное купе: две откидные кровати, письменный стол, вращающееся кресло, большое зеркало, умывальник, вентилятор. Обслуживает нас милая и обходительная китаянка Ван. Она окончила 8 классов и готовится к продолжению образования.
Утром въехали на территорию Восточного Китая (147 миллионов населения). Эти огромные массы людей ощущаются просто физически, видны на поверхности страны. Лил дождь. Но на всей Великой китайской равнине, буквально на каждом метре её, шла напряженная работа. Крестьяне — мужчины и женщины, подростки, дети, в соломенных накидках, многие не прикрытые зонтами, копошились на своих полях. Здесь работа круглый год: сеют, культивируют и снова сеют — рис, чумизу, гаолян, арахис, морковь, лотос, пшеницу, кукурузу, картофель. Любовно обрабатываемая земля дает 2-3 урожая в год.
Взорам предстала Хуанхэ (Желтая река), вторая по величине река Китая. На 3600 километров катит она свои воды. Она действительно желтая, так как обильно насыщена илом от размывания отложений лесса; желтая, как наша Амударья. Река буйная, капризная, меняющая свое направление. Река, которая несет людям жизнь, хлеб насущный, но и великие бедствия, когда выходит из берегов, крушит плотины, дамбы и пожирает труд десятков миллионов крестьян.
Перед Нанкином наш поезд на паромах перебросили через Янцзы — самую крупную реку Китая (длина — 5200 километров) и одну из величайших рек мира. И вот мы в южной столице Китая — Нанкине.
Нанкин — город с миллионным населением. По внешнему облику он во многом напоминает Пекин — древний азиатский город. Но здесь больше зеленых насаждений. Неповторимую прелесть городу придает царственная Янцзы. Его живописные пригороды в чем-то схожи с пригородами наших черноморских городов-красавцев: Сочи, Сухуми. Здесь изумрудные бамбуковые рощи, великаны кедры и платаны, щедрый зеленый покров субтропиков. Город весь в движении, как муравейник. Люди в традиционных синих парах, но многие в широкополых соломенных шляпах, соломенных юбках и накидках.
У магазинов, на перекрестках, в уличных закоулках — всюду рикши с ручными колясками, терпеливо поджидающие работу.
По красивой дороге, окаймленной лавром, бамбуком, платанами, розами, мы едем к горе Цзыцзиньшань. Здесь находится мавзолей великого сына китайского народа, горячего поборника советско-китайской дружбы Сун Ятсена. Четыреста ступеней широкой гранитной лестницы ведут на вершину горы. Белый мрамор мавзолея, покрытого синей черепицей. Здесь усыпальница, надгробие и статуя Сун Ятсена. Советская делегация возложила венок на его могилу. В «Храме лазоревых облаков» мы видели серебряный гроб Сун Ятсена, который советское правительство прислало Китаю в свое время.
Голубое утро. Прошел дождь. Воздух насыщен ароматами увядающих трав и хвои. С вершины горы виден весь Нанкин и грандиозные разливы матери китайских рек — Янцзы. Нанкин — это очень большой речной порт, способный принимать крупные морские суда.
После усыпальницы Сун Ятсена мы посетили братскую могилу китайских революционеров. За годы чанкайшистской диктатуры здесь, в районе холма Юйхуатай, были расстреляны не менее 100 тысяч коммунистов и других деятелей революции. Теперь здесь воздвигнут памятник героям. Мы возлагаем венок у подножия памятника. Великие жертвы принесены на алтарь победы народной революции в Китае!
При возвращении в Нанкин мы остановились в местах древних захоронений китайских императоров. Здесь поражают гигантские фигуры фантастических животных — крылатых львов и химер, «стражей у могил», созданные в V—VI веках. Со времен Минской династии сохранились воздвигнутые здесь монументальные статуи воинов, государственных деятелей, скульптуры животных. Это — неповторимый музей древнего китайского ваяния.
Продолжаем движение на Шанхай. Нас сопровождают мэр города и группа партработников Шанхая. За обедом в салон-вагоне Хрущев с истинно русским хлебосольством угощает наших спутников, расспрашивает о многих сторонах китайской жизни, но больше говорит сам, дает наставления и указания китайцам по самым различным вопросам, главным образом по сельскому хозяйству.
Долина реки Янцзы. Великая голубая река, третья в мире по протяженности, равная Амазонке. Где-то в заоблачных высях, в первозданных ледниках Тибетского нагорья берет она начало и мчит свои воды в море. Свыше 200 миллионов человек живут в ее бассейне, то есть больше населения США. А плотность населения на квадратный километр здесь превышает в 50 раз тот же показатель в США.
И вот мы в Шанхае. Машины скользят по улицам, полным клокотания жизни, а подчиняющаяся каким-то своим тайным законам память извлекает на поверхность из глубоких кладовых мозга песенку, которую мы, мальчишки, распевали около полувека назад:
Пекин, Нанкин и Кантон
Сели вместе в фаэтон И поехали в Шанхай
Покупать китайский чай.
Ашхабад. Вечереет. Город, истомленный адским зноем пустыни, начинает оживать. У ворот слышатся пронзительные звуки трещотки. Мы, босоногие, в изодранных трусиках мальчишки, с шоколадными, исцарапанными телами, мчим навстречу звукам. Видим: китаец и китаянка, одетые в неизменные синие хлопчатобумажные пары. В правой руке у женщины трещотка, а в левой — гирлянды с разноцветными веерами, бумажными фонариками, китайскими болванчиками и разнообразными игрушками. Мы с острым любопытством и страхом смотрим на её маленькие ступни, как будто закованные в колодки. Кажется, что она с трудом передвигает ножки и вот-вот упадет.
Китаец расстилает на растрескавшейся земле тончайший соломенный коврик и стаскивает с плеч тщательно упакованный в холстину тюк. Затем он раскатывает его и раскладывает на коврике штуки с чесучой, бархатом, шелками. Наше детское воображение потрясает роскошь и яркая красочность материи. Тоненьким, скопческим голоском, выставляя большие желтые зубы, китаец восклицает:
— Тесутя, тесутя, холеса тесутя, купи тесутя…
Китаянка вертит трещотку, чтобы призвать покупателей. Постепенно обитатели дома стягиваются к арене действий. Подходит отец с его красивым лицом, вьющимися волосами и черными узловатыми руками, которые никогда по-настоящему не отмываются от густой смазки металла и мазута. Оставляет свое громадное корыто с бельем и подходит к коврику мать. Она долго и жалостливо смотрит на китаянку, затем выносит из комнаты большую кисть темно-фиолетового винограда, вручает её женщине. Та принимается долго, в знак благодарности, ритмично, как заводная кукла, покачивать головой. Из дальней мазанки приходит атлетического телосложения охотник и змеелов Николай. Гурьбой подкатывает многочисленное семейство лавочника Арзуманяна. Из «приворотной» квартиры выходит акцизный чиновник Семенкин, мрачный человек с желтыми от табака усами, которого все мы, мальчишки, очень боялись. И больше всего, конечно, набиралось нас — бритых наголо или вихрастых, веснушчатых, голопузых сорванцов.
Китаец похлопывает по штукам мануфактуры ладонью, прищелкивает языком, усиленно предлагая свой товар. Но я что-то не помню, чтобы кто-нибудь в нашем дворе купил хоть аршин бархата, шелка или даже бумажную игрушку.
Изверившись в надеждах на коммерцию, китаец улыбчиво восклицает:
— Фокуса, фокуса, фокуса.
Он отодвигает в сторонку несколько штук мануфактуры, ставит на коврик две фарфоровые чашечки, вынимает из-за пазухи костяную палочку и шарик и начинает свои волшебства, которые всегда приводили нас, мальчишек, в состояние неистового восторга. Шарик таинственно перемещается из одной чашечки в другую, исчезает вовсе, а затем под общие крики изумления оказывается в ухе у моего дружка, рыжего Юрки.
Насладившись победой, китаец снова лезет куда-то за пазуху и извлекает оттуда маленькое лукошко, должно быть, из выдолбленной тыквы. Крышечка отодвигается, и из лукошка показывается голова змеи. Да, настоящей, живой змеи. Китаец берет змею двумя пальцами за шею и вводит её головку себе в ноздрю. Все ахают от изумления и страха. Змейка делает всем телом несколько конвульсивных движений и показывается на целую ладонь вперед изо рта китайца. Так, протянув вперед свою замусоленную шляпу, китаец со змеей в носу и во Рту обходит всех по кругу. Ахая от изумления и подавая всякие реплики, взрослые кладут в шляпу всякие медяки. Женщины выносят торговцам-фокусникам кое-что из еды. Затем те исчезают. А мы, мальчишки, ещё много Дней потом судим-рядим о виденном и пытаемся с блюдцами и шпагатом, вместо змеи, повторить фокусы-покусы китайца.