Старики и бледный Блупер - Хэсфорд Густав (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Когда мы начинаем разбирать обеденные узелки из двух огромных глиняных горшков, висящих на буйволе по бокам, ко мне подходит Боеболка, здоровается и улыбается. Теперь-то я ему полюбился – наверное, потому что я единственный взрослый человек в деревне, который находит время, чтобы поиграть в игры с ним и детишками.
Мы передаем по цепочке маленькие деревянные плошки и ждем своей очереди получить порцию горячего риса, который раскладывают жестяной кружкой.
Снаряд разрывается на палубе в миле от деревни. Мы не обращаем внимания. Обычный недолет. Просто бравые пушкари играют в свои дурацкие игры.
Темно-серые клубы дыма взметаются над лесом в двух сотнях ярдов к востоку отсюда, затем доносятся приглушенные разрывы. Это заградительный и беспокоящий огонь. Американцы и солдаты их марионеточной армии выпускают снаряды наобум по районам, в которых по донесениям разведки отмечены передвижения войск. Очередная дурость Длинноносых, ни вреда от них, ни толку, разве что неразорвавшихся снарядов прибавится, чтоб оружие луудан делать, да Товарища Ящерицу подразнят.
Падают снаряды. И снова падают снаряды.
На соседнем овощном поле появляется Дровосек. Он щурится, прикрывает глаза от солнца мозолистой рукой. Он отдает приказ, и сразу же женщины и мужчины в поле бросают свои сельскохозяйственные орудия и вытаскивают тюки из черного полиэтилена из-под воды. В полиэтиленовых тюках – оружие.
В деревне кто-то колотит штыком по снарядной гильзе.
На гранатном заводе женщины собирают миски с недоеденным рисом и вываливают рис обратно в глиняные горшки.
Командир Бе Дан и Бодой Бакси ди-ди по дамбе. Дровосек с командиром Бе Даном неслышно, но оживленно совещаются, и на этот раз их совещание не завершается яростным конфликтом мнений.
Глядя на то, как серые клубы дыма с буханьем возникают в лесной гуще, мы рассуждаем о том, что время от времени марионетки-арвины любят разразиться парой-тройкой снарядов без каких-либо особых причин – разве что потому, что занервничали, а шум поднимает боевой дух.
Однако эти снаряды явно выпускаются без намерения что-либо поражать, будь это хоть призрачные батальоны Вьетконга, это и не пристрелочные выстрелы. Все снаряды бьют в одну и ту же точку, плотно, не по площади. Люди гибнут при стрельбе по площадям, а при плотной стрельбе опасность поражения невинных прохожих сводится до минимума.
Генерал Клыкастый Кот – продажный чиновник, конечно, но дела ведет честно. Генерал Клыкастый Кот палит из своих ржавых старых пушек, выполняя условия контракта с Дровосеком. Летящие сюда снаряды – предупреждение.
Командир Бе Дан, Дровосек и Бодой Бакси разбегаются по дамбам в разных направлениях. Сонг куда-то пропала.
– Трук Тханг! – вопит беззубый старикан, что пилит снаряды. – Трук Тханг! Трук Тханг!
И он не ошибается. В небе полным-полно вертолетов. Саранча-убийца летит, вооружены до зубов, ганшипы и транспортные вертолеты, которые жужжат высоко в небе, не торопясь, выжидая, когда стихнет огневой вал артиллерии. Можно не сомневаться – командиры рот сейчас выкрикивают в трубки раций всякие неприличные слова, спрашивая, что за тупорылый сучонок открыл огонь на десять минут раньше времени, и что за тупорылый сучонок продолжает палить лишние десять минут.
Все бегут кто куда. Деревенский гонг бумкает, басовито резонируя, оповещая всех о нападении.
Я не двигаюсь с места. Джонни-Би-Кул машет на прощанье и уносится прочь, чтобы позаботиться о своем буйволе. Моя нога все еще плоховато действует из-за ранения, которое я получил на боевом задании. Топать я еще могу, но вот когда приходится бежать, я перемещаюсь неуклюже, медленно и неловко. Укрытий на чеках нет. Мне совсем не хочется, чтобы ганшипы застали меня на открытом месте.
После того как генерал Клыкастый Кот решает, что его нарушения приказов продлились до того предела, после которого нельзя уже будет списать их на обычные превратности войны, артиллерия прекращает огонь, и небо теперь свободно для ганшипов.
Из-под навеса лууданного завода я наблюдаю за тем, как американские самолеты заполняют собою небо. Ножами режут воздух зеленые крылья, и четыре истребителя-бомбардировщика "Фантом" смыкают строй, чтобы отбомбиться по деревне.
Пятисотфунтовые бомбы летят вниз под углом, черные капли с иксами на верхушках. Могучие колокольчики распускаются и на миг повисают в воздухе, едва заметные, как жар от горячей дороги. Хижины, деревья и расчлененные люди взмывают в небо. А затем, и кажется, что без какой-либо связи с этим, раздается глуховатый тяжелый удар, сразу же после которого вздрагивает земля.
Я подтягиваю вверх тростниковую циновку в одном из углов лууданного завода и поднимаю дверцу тоннеля. Я забираюсь в тоннель, и дверца падает обратно на место.
Я выучил расположение всех тоннелей в деревне, играя в образовательную игру с Джонни-Би-Кулом, Боеболкой и детишками. Идем по деревне, я говорю "Бум!", и кто последний влез в тоннель – проиграл.
Первое, что я когда-то понял о жизни во вьетконговском туннеле – то, что вьетконговские туннели сооружались не для рослых людей. Я проползаю несколько ярдов, потом устраиваюсь на корточках и с силой протискиваюсь спиной по земляной стене. Я даже руки своей, поднеся к лицу, не различаю. Дышать нечем. Глина стянула с меня резиновые сандалии, и сейчас, холодная и мокрая, застывает вокруг пальцев на ногах. Натыкаюсь лицом на паутину. Отплевываюсь. В воде бултыхаются мохнатые комочки. Слышу, как крысы цепляются когтями, выбираясь на сухое место.
Взрывы отдаются в стене под моей спиной. Влажная земля обсыпает меня со всех сторон. Я снова отплевываюсь. Кашляю. Глаза забиты грязью. Я прижимаюсь ухом к холодной стене тоннеля и различаю звуки сражения, сильные удары, ритмичные вереницы бьющих в цель капель и разборчиво, не хуже чем по полевой рации, грохотанье танков.
И я прикидываю: сейчас они взорвут тоннель, сейчас они взорвут тоннель, точно знаю – сейчас они его взорвут. Там, наверху, какой-то тупорылый хряк стоит и дергает за чеку на Вилли Питере. Вилли Питер – это такая светло-зеленая баночка с желтой полосой. Я слышу, как это происходит. Вот!
– отлетает рычаг. Сейчас хряк бросит Вилли Питера в тоннель и поджарит меня как спамовский фарш. А потом "тоннельные крысы" спустятся вниз и придут в изумление и ужас, когда обнаружат меня.
Меня охватывает паника. Снова слышу, как бегают крысы. Мне кажется, что я слышу звуки ботинок над собой. Чувствую, как что-то склизкое пытается вскарабкаться по моей ноге. Мой пробный заезд в могилу породил во мне неожиданный приступ любви к жизни. Я отталкиваюсь, подтягиваюсь, тужусь, лезу, и, впиваясь пальцами в землю, вылезаю из тоннеля.
Выбравшись на свет, я отдыхаю лежа на животе, втягивая в себя воздух, мне холодно, я весь мокрый, облеплен илом и опавшими листьями, потный весь.
Где-то мычит буйвол в жуткой смертельной агонии.
Когда я встаю на ноги, то вижу, как мир вокруг погружается по уши в дерьмо.
В воде рисового чека отражение доисторического летающего чудища все растет и растет с фантастической скоростью, пока не превращается в ударный вертолет "Кобра", который с ревом летит на нас со скоростью сто миль в час, сотрясая навес над лууданным заводом ударом горячей смеси ветра и песка. Пушки "Миниган" тарахтят: "чаг-чаг-чаг", и "Кобра" выпускает шипящие реактивные снаряды, за которыми тянутся длинные хвосты дыма. Реактивные снаряды похожи на белых змей с огненными головами.
Метелочница бежит мимо лууданного завода в обожженной, дымящейся одежде. Она бежит ровно, с великой сосредоточенностью, не обращает внимания на меня, и не обращает внимания, а может, и не подозревает, что ей оторвало обе руки, и кровь брызжет из искромсанной плоти ее запястий.
"Кобры" закладывают вираж и снова с ревом заходят для очередного налета. Пули разносят хижины на куски. Красный огонь охватывает крытые листьями крыши, и черный дым поднимается над огнем.
