Налегке - Твен Марк (книги онлайн полные версии txt) 📗

И по сей день туземец не утратил способности лечь и умереть в расцвете сил и здоровья, когда бы он ни захотел. Если канак задумал умереть — конец: никому не отговорить его от этого намерения, и никакие доктора на свете его не спасут.

Пышные похороны — излюбленный вид роскоши у местного населения. Если вам нужно избавиться от надоедливого туземца, обещайте устроить ему богатые похороны, назначьте день и час — и он, вернее его останки, будет к вашим услугам минута в минуту.

Все туземцы приняли христианство, но многие из них до сих пор в трудный час становятся отступниками и временно ищут покровительства у Великого Бога Акулы. Очередное извержение вулкана Килауэа или землетрясение непременно вызывает прилив дотоле дремавшей лояльности Великому Богу Акуле. Говорят, что и король, несмотря на то, что он безусловно образованный, культурный и утонченный христианин, в тревожную минуту обращается за помощью к кумирам своих отцов. Рассказывают, что когда некий плантатор поймал акулу, кто-то из туземцев, обращенных в христианство, продемонстрировал свой разрыв с древними предрассудками тем, что стал потрошить рыбу способом, по его старой вере запрещенным. Однако вскоре его замучило раскаяние. Он сделался угрюм и нелюдим, неотступно размышлял о содеянном грехе, отказывался от пищи и наконец сказал, что умрет, что заслужил смерть, ибо согрешил против Великой Акулы, что ему теперь все равно не будет покоя. Ни уговоры, ни насмешки на него не действовали. Прошло два дня, он слег и умер, хотя ни малейших симптомов болезни у него не нашли.

Юная его дочь последовала его примеру и умерла в течение следующей недели. Суеверия вошли в плоть и кровь туземцев, и не удивительно, что в тяжелую пору они дают яркую вспышку. Повсюду на островах, куда бы вы ни пошли, вы встретите кучки камней на обочинах дорог, и на камнях жертвенные растения, возложенные туземцами либо для того, чтобы ублажить злых духов, либо чтобы почтить местных богов древней мифологии.

В сельской местности путешественнику на каждом шагу попадаются то в речке, то в море небольшие группы смуглых купальщиц, которые, как правило, при виде посторонних не проявляют неумеренного рвения прикрыть свою наготу. Когда миссионеры с семьями только начали селиться в Гонолулу, туземки чуть ли не каждый день забегали к ним в гости нагишом, даже румянец не прикрывал их щек. Стоило большого труда растолковать им всю нескромность их поведения. Наконец миссионеры снабдили их длинными просторными ситцевыми платьями, что значительно упростило дело: женщины шли через весь город в чем мать родила, неся платье под мышкой, и уже придя в дом к миссионеру, начинали облачаться! Вскоре туземцы стали проявлять большой интерес к одежде, но тут же выяснилось, что видели они в ней лишь средство украсить себя. Миссионеры выписали большое количество шляп, капоров и других предметов одежды, мужских и женских, роздали их прихожанам и умоляли их в следующее воскресенье не приходить в церковь голыми. Прихожане оделись, но широта, свойственная канакской натуре, заставила их поделиться нарядами с теми из соседей, которые почему-либо не присутствовали во время раздачи. Бедным священникам стоило большого труда сохранить серьезную мину во время чтения воскресной проповеди. Когда пели гимн, смуглая статная дама вдруг важно прошла между рядов в одном цилиндре и перчатках; за ней следовала другая — ее туалет составляла мужская сорочка: третья вошла с шиком — рукава яркого ситцевого платьица были завязаны спереди на животе, остальная же часть облачения тянулась за ней, как опущенный павлиний хвост; тут же в церковь вплыл стройный франт в дамской шляпке, надетой задом наперед, — больше на нем ничего не было; товарищ же его нацепил брюки на шею, завязав штанины бантом, а за ним следовал и третий — в пламенном галстуке и полосатом жилете на голом теле. Бедняги так и сияли самодовольством — откуда им было знать, что они выглядят нелепо?

С радостным восхищением взирали они друг на друга, и молодые девушки, словно они всю жизнь провели в стране, где водятся библии, и знали, для чего люди ходят в церковь, поглядывали друг на друга, сличая наряды. Прямое доказательство зарождающейся цивилизации! Церковь в этот день представляла собой зрелище до того смехотворное и вместе с тем трогательное, что миссионеры с трудом довели свою проповедь до конца; наконец, когда простодушные дети солнца начали тут же меняться своими нарядами, устраивая из них еще более чудовищные комбинации, священник поспешил благословить свою паству и распустить это фантастическое сборище.

Наши дети любят играть в «дочки-матери». Точно так же взрослые обитатели островов, с их жалкой площадью и ничтожным населением, играют в «империю». У них есть его королевское величество — король, получающий, как нью-йоркский сыщик, свои тридцать — тридцать пять тысяч долларов в год по «королевскому цивильному листу» и с «королевских имений». Двухэтажный дощатый домик служит ему дворцом.

Имеется также королевская фамилия — обычный улей августейших братьев, сестер, кузенов и кузин и других благородных трутней и прихлебателей, обязательных в любом монархическом государстве. Каждый из них держится за свой кусок народного пирога, каждый и каждая титулуются его или ее королевское высочество, принц или принцесса имярек, — правда, мало у кого придворная пышность простирается на собственный выезд, и они большей частью довольствуются экономичной канакской лошадкой или, как плебеи, шлепают пешком.

Есть и его превосходительство «королевский камергер» — чистая синекура, ибо его величество одевается всегда собственноручно, если не считать пребывания в летней резиденции Ваикики, когда он вовсе не одевается.

Затем идет его превосходительство главнокомандующий гвардией. Под его началом находится ровно столько солдат, сколько в других странах обычно вверяют капралу.

За ними следуют церемониймейстер его величества и старший стремянный — два высокопоставленных лица со скромным жалованьем и почти без всяких обязанностей.

Затем — его превосходительство королевский камердинер, чья должность столь же необременительна, сколь великолепна.

Затем идет его превосходительство премьер-министр — американец-ренегат из Нью-Гемпшира, тщеславный, напыщенный, невежественный болтун, типичный адвокат-крючкотвор, по самой природе своей шарлатан, подобострастный слуга короля, пресмыкающееся, которому никогда не надоест поносить свою родину и петь хвалу десятиакровому королевству, приютившему его, давшему ему четыре тысячи долларов годового дохода и огромную власть.

Имеется еще его превосходительство имперский министр финансов. Через его руки ежегодно проходит миллион долларов народных денег; он торжественно выступает с докладом о новом «бюджете», бесконечно толкует о «финансах», предлагая различные планы для погашения «государственного долга» (сто пятьдесят тысяч долларов). Все это он проделывает ради четырех тысяч долларов в год и умопомрачительной славы.

Его превосходительство военный министр ведает Королевской армией, которая состоит из двухсот тридцати канаков, одетых в военную форму, — большинство из них имеет чин генерала, и мы, вероятно, услышим их славные имена, если королевству когда-нибудь случится завязать конфликт с какой-нибудь иностранной державой. Я когда-то был знаком с одним американцем, у которого на визитной карточке был выгравирован следующий внушительный титул: «Подполковник королевской пехоты». Сказать, что он гордился этим своим званием, — значит ничего не сказать. В ведении военного министра имеется также несколько заслуженных пушечек на горе Панч-Боул. Из пушек этих салютуют всякий раз, когда в гавань входят военные суда иностранных держав.

Дальше следует его превосходительство морской министр — набоб, ведающий «королевским флотом» (буксирный пароходик и шхуна водоизмещением в шестьдесят тонн).

Затем идет его преосвященство лорд епископ Гонолулу, высший чин «государственной церкви», ибо, после того как американским миссионерам-пресвитерианам удалось образовать из народа компактную христианскую массу, туземная монархия вмешалась и торжественно поставила над ними «государственную (епископальную) церковь», выписав для этой цели из Англии дешевенького и готовенького епископа [53]. Будучи стеснены в своем лексиконе, миссионеры так и не высказались до конца по этому поводу.