Мой брат Юрий - Гагарин Валентин Алексеевич (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
В соседнем квадрате
Алексей Архипович Леонов рассказывал, что в этот день с молодыми, не летавшими еще космонавтами занимался парашютными прыжками в соседнем квадрате. Расстояние, отделявшее их от зоны полета, было незначительно: хорошо прослушивался шум двигателей взлетавших с аэродрома и заходящих на посадку самолетов.
Он, Леонов, взглянул на часы, когда поднялась машина Юры и Владимира Серегина: 10.19.
Наблюдая, как молодые возятся с парашютами, вспомнил шестидесятый год, разговор с Королевым. Тогда Сергей Павлович объявил им, незадолго перед тем съехавшимся из разных воинских частей к новому месту работы:
— Через год вы у меня полетите в космос.
Уверенность, с которой главный конструктор произнес эти слова, поразила летчиков. Кто-то, когда выходили от Королева, усомнился вслух:
— Видывал я, братцы, оптимистов, но этот, пожалуй, хлеще всех будет.
Юра живо обернулся:
— А я Сергею Павловичу верю. Должны полететь.
Прав оказался, что верил. И взлететь первым как раз ему выпало.
Еще вспомнил Алексей Архипович неоконченный спор с Юрой. Двадцать пятого вновь пикировались они друг с другом, выбирая вариант будущего отпуска: то ли для начала в Клепики поехать, поохотиться, то ли сразу на Волгу податься. «Я брату обещал приехать...» — настаивал Юра.
Тут что-то с погодой случилось: плотные облака закрыли небо, прыгать с парашютами стало невозможно. Алексей Архипович отдал команду возвращаться домой, а сам машинально взглянул на часы, подумал: «Сейчас Юра с Володей должны заходить на посадку. Что-то не слышно их...»
И тут докатилось издали эхо взрыва.
Потом, на аэродроме, инженер сказал ему, что Владимир Серегин и Юрий Гагарин не вернулись из полета и что горючее кончилось у них двадцать минут назад. А он, Леонов, никак не мог поверить в несчастье. Не укладывалось в голове, что возможно оно.
Валя
Жены летчиков не могут быть спокойными в те минуты и часы, когда их мужья в полете, в небе.
Валя не исключение.
Возможно, больничная обстановка угнетала ее или сознание того, что Юра отправился в полет после долгого перерыва, но в этот день она не находила себе места в палате.
Вечером, не вынеся тяжести одиночества, набрала номер домашнего телефона.
Занято!
Снова и снова крутила она диск аппарата, а отвечали ей короткие гудки. Занято, занято, занято...
Наконец догадалась позвонить соседям. Те ответили с какой-то поспешностью, что Юра еще не вернулся, но дома все благополучно, а девочки как раз укладываются. Телефон же не отвечает потому, что испорчен.
Утром телефон снова не работал.
А потом открылась дверь в палату, вошли Валентина Терешкова, Андриан Николаев и Павел Попович. Один вид их все сказал Валентине Ивановне.
— С Юрой несчастье? Что? Когда?
— Вчера утром...
Месяц март…
В Звездный приехали родители, брат, сестра.
Я держал маму под руку — она едва стояла на ногах — и вдруг услышал сквозь сдавленное рыдание:
— Какой он месяц — март... Дал Юру и взял его...
Или это не тогда — во время другой встречи сказала она? Не знаю наверняка.
...Потом были похороны, была великая печаль народа.
«Мой папа»
О том, каким был Юра в семье, лучше всего сказала в незатейливом своем школьном сочинении младшая его дочь — Галя. Название сочинения вынесено в заголовок, а текст — вот он:
«Я была совсем маленькой. И вдруг я осталась одна, без папы и мамы, с тетей Марусей, маминой родной сестрой. Лену взяли с собой к морю, а меня — побоялись, уж очень там было жарко. Я страшно обиделась и очень переживала. А папа с мамой у моря тоже скучали без меня и решили меня взять к себе. Через день, ночью, папа прилетел домой. Я так и бросилась к нему: папа, папочка. Я крепко схватила его за руку и не отпускала его от себя, хотя папа объяснил мне, что прилетел за мной. И так проспала всю ночь, держась за папину руку. А утром были мама, Лена, море, солнце и веселый, озорной, любимый мой папа. Весело нам было с ним. Мы с ним плавали до буйка, хотя я плавать не умела, а ездила у него на спине, держась за шею. Иной раз мы так расшалимся, что мама сердилась на нас, а я все равно не отходила от папы, и за это в шутку папа звал меня «прилипалой».
ГЛАВА 9
Бескорыстие
Память людская
...Самолет упал на землю и стал вечным камнем в земле,— сказал космонавт Леонов. Вскоре над этим камнем, отлитым из металла и последнего дыхания летчиков, захороненным в топкой, болотистой почве, лег другой, с надписью, что на месте гибели космонавта и его товарища будет поставлен памятник.
Каждый год мы ездим сюда, на владимирскую землю, и в день 27 марта — это уже традиция, и в другие дни... Вот она, лесная поляна близ деревни Новоселово, что в нескольких километрах от Киржача. Смешение елей и берез вокруг. Верхушки деревьев украшены скворечниками: из года в год строят и по всему лесу развешивают птичьи домики местные школьники, и как многоголосо поют-заливаются в летние дни благодарные птахи. Далеко окрест слышны их песни...
Поляна... Ступишь на нее — и сразу печалят взгляд деревья, те, что поближе к воронке, те, что по-сиротски склонились над ней: верхушки их обрублены, на такие скворечник не повесишь.
В тот страшный день шестьдесят восьмого, услышав о катастрофе, тотчас приехал на эту поляну Александр Иванович Муравьев, первый секретарь Киржачского райкома партии. Он увидел изуродованные страшным взрывом деревья, увидел зияющую рану на земле — свежевырытую воронку, место падения самолета. Подчиняясь порыву, Муравьев опустился на колени и горстями принялся собирать землю от закраин воронки. Влажные комочки почвы обжигали пальцы, как будто впитали в себя и жар человеческих сердец, и тысячеградусную температуру горящего металла: такое было у Муравьева ощущение.
Землю он привез домой.
Летом того же года мы впервые приехали сюда, приехали, как и условились загодя, из разных мест, но к одному и тому же часу, мама с Зоей и Борисом, я с женой и детьми.
Приехала и Валентина Ивановна. Она, кстати, к тому времени уже бывала здесь.
Страшно было мне за маму. В каждом из нас жила, постоянно и болезненно напоминая о себе, тяжесть невыносимого горя, но горе матери и вовсе необъятно, и как-то она выдержит это испытание, это свидание с могилой Юры?
Александр Иванович Муравьев встретил нас на поляне.
Мама долго стояла над воронкой, низко склонив голову, а потом, никому ни слова не сказав, медленно обошла поляну и, глядя себе под ноги, ступая тихо, с осторожностью, скрылась за деревьями.
Мы следили за ней на расстоянии, стараясь не упускать из виду. А она недалеко ушла — вернулась через малое время.
— Вот... собрала...
На раскрытых ее ладонях лежали рваные куски металла. Дюраль, изрезанный и разбросанный взрывом. Быть может, Юра прикасался к нему, ощущал его тревожный холодок.
Валя подошла к матери, обняла, желая успокоить. Да как успокоить-то? Они же стояли, прижавшись друг к другу. Сердце к сердцу...
Возвращаясь из лесу в тот приезд, остановились на какие-то минуты в Киржаче, в райкоме партии. И Александр Иванович, который попросил об этом, принес из дому шкатулку и отдал ее матери.
— Тут земля... Юрина...— тихо сказал он.— В тот самый день у воронки собрал...
— Спасибо, сынок,— бережно принимая шкатулку, поклонилась ему мама.
Через семь лет, в 1975 году, ту воронку опоясало кольцо из черного гранита, и пятиконечная звезда навеки обозначила место последнего приземления Юры и Владимира Серегина. Над звездой взметнулась вверх стела из красного гранита, похожая сразу и на лопасть пропеллера, и на крыло самолета.
На открытие мемориала народу собралось великое множество: родные, космонавты, летчики, жители окрестных сел и деревень, приезжие из Москвы, Владимира, Киржача, из других городов. Погода была не из лучших: и ветер, и облака застилали небо — как тогда, в час катастрофы.
