Дзержинский - Тишков Арсений Васильевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
И действительно, спустя некоторое время из кабинета Феликса Эдмундовича раздался веселый смех.
Он не мог удержаться от смеха, хотя и читал весьма серьезный документ — докладную записку начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Артузова о ходе работы по делу зарубежного центра савинковского «Народного союза защиты родины и свободы» (НСЗРиС), делу под кодовым названием «Синдикат-2».
Докладная запаска сообщала о «нелегальном» путешествии по Советскому Союзу прибывшего из-за границы эмиссара Савинкова Фомичева. Фомичев всерьез верил в то, что встречается с настоящими «врагами Советской власти» и что его пребывание в СССР сопряжено с большой для него опасностью, тогда как встречался он с чекистами, которые контролировали каждый его шаг и оберегали от случайного провала. Комизм ситуации подчеркивался весьма серьезным, по-официальному сухим тоном, к которому прибегал Артузов.
— Я вижу, Артузов с большим мастерством водит за нос таких матерых конспираторов, как Савинков, — говорил Дзержинский, подписываясь под напечатанным крупными буквами словом «утверждаю» на плане дальнейших мероприятий, цель которых заставить Бориса Савинкова приехать в Советский Союз.
— Артузов — один из ваших учеников, Феликс Эдмундович, — отвечал Менжинский, забирая утвержденный план. — Подобные комбинации, насколько мне не изменяет память, вы проводили еще в восемнадцатом по делу казанского отделения НСЗРиС и при разоблачении Локкарта. Но ученик действительно талантливый, да и его заместители Пиляр и Пузицкий тоже под стать ему, умные контрразведчики.
Проводив Менжинского, Феликс Эдмундович не пошел работать. Остаток дня решил провести с семьей. Он был в отличном настроении, и Софья Сигизмундовна была благодарна Менжинскому: сдержал слово, отвлек Феликса от тяжелых дум о металле.
Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна сидели на своей любимой садовой скамье и наблюдали, как невдалеке на лужайке играют Ясик, его товарищ Володя Овсеенко и племянница Феликса Эдмундовича Зося.
Зося была самой старшей в этой компании. Из угловатого подростка, каким встретил ее в двадцатом году в Харькове Дзержинский, она превратилась в красивую, стройную девушку с тонкими, «Дзержинскими» чертами лица. Зося часто гостила у дяди. Она к этому времени уже окончила рабфак и перешла на второй курс Харьковского финансово-экономического политехникума. Была активной комсомолкой.
Феликсу Эдмундовичу вспомнилось, как в 1922 году он старался приучать шестнадцатилетнюю Зоею к систематическим занятиям. Однажды он сказал ей:
— У меня к тебе большая просьба. Не можешь ли помочь мне в одном деле?
— Конечно! — обрадовалась Зося.
— Но это не так просто.
— Я постараюсь сделать все, что нужно.
— В таком случае возьми вот эту книжку. Меня просили сообщить, какого я о ней мнения, но ты знаешь, как я занят. Я прошу тебя хорошенько прочесть ее и рассказать мне, о чем в ней сказано, хороша ли она?
Книжка, на вид тоненькая, оказалась очень трудной для чтения. Стараясь понять ее, Зося убедилась, как мало она знает. «С тех пор, — писала впоследствии Софья Владиславовна, — у меня начался сдвиг в учебе, я поняла, что мне надо серьезно заниматься».
В тот же вечер у Дзержинского состоялся один разговор: Владимир Владимирович Овсеенко запомнил его на всю жизнь. К нему, тогда совсем юному комсомольцу, Феликс Эдмундович неожиданно обратился с вопросом:
— Скажите, Володя, во что коммунист должен верить?
Вопрос Володе показался странным. Как комсомолец он, конечно, был ярым атеистом, распевал с товарищами «Мы на небо залезем, разгоним всех богов» и не верил ни в бога, ни в черта. Уж не разыгрывает ли его Феликс Эдмундович? Володя замялся, не зная, что ответить.
— В коммунизм он должен верить, я так считаю. Не только по книгам, но всем своим существом коммунист должен быть уверен в победе революции, — сказал Феликс Эдмундович.
И по тому, как он сказал, Володя понял, что это очень серьезно.
Уехал домой Володя, спит в своей комнате Ясик, улеглась Зося с книгой в руках, а Феликс Эдмундович в спальне снова засел «часок поработать перед сном». Рядом Софья Сигизмундовна, помогает ему выверять таблицы. Как в Кракове, когда вместе готовили партийную почту в Россию.
Так проходил у Дзержинского отпуск. Правда, он считал отпуск несвоевременным, но товарищи знали, что выбрать время для отдыха ему самому никогда не удастся, и Политбюро, не считаясь с его протестами, обязало отпуск взять.
За неполный месяц пребывания на даче Дзержинский написал двадцать семь деловых писем, принял участие в пяти совещаниях. Там же, во время отпуска, им был составлен план работы Высшей правительственной комиссии по металлопромышленности. В пояснительной записке к плану Дзержинский предлагал привлечь к работе в ВПК «в первую очередь людей из других ведомств и учреждений, заинтересованных в удешевлении изделий металлопромышленности и ее упорядочении, не связанных с ее рутиной и могущих искать и не бояться новых путей».
Савинкова арестовали. Этого зубра контрреволюции привел из Парижа, как теленка на веревочке, чекист А. П. Федоров, отлично разыгравший роль одного из руководителей несуществующей антисоветской организации «Либеральные демократы». Савинков поверил в существование этой организации и в возможность своего выезда в СССР под чужим именем. Его обнадежили доклад благополучно возвратившегося в Париж Фомичева и письма другого эмиссара, Павловского. Он не знал, разумеется, что они написаны под диктовку чекистов!
— Уважаю ум и силу ОГПУ! — воскликнул Савинков, когда его доставили на Лубянку. И начал каяться.
Накануне судебного процесса с ним разговаривал Дзержинский. Савинков убеждал Дзержинского в том, что он разочаровался в белом движении, считает свою борьбу с Советской властью роковой ошибкой и хочет искупить ее честным трудом.
Феликс Эдмундович выслушал его внимательно и сказал:
— Мало, Савинков, разочароваться в белых и зеленых, надо суметь понять и оценить красных,
Савинков принял совет и постарался доказать это в суде.
«Белое движение разбито не только физически, но и идеологически и морально, — писала в передовой газета «Известия» 30 августа 1924 года. — Его наиболее решительный сторонник признал, что это движение антирусское, антинародное, что это движение антикрестьянское и антирабочее, что оно может быть только при поддержке иностранного капитала и что оно может быть только шпионской организацией иностранных генеральных штабов».
А год спустя на ту же приманку попался и Сидней Рейли, заочно приговоренный советским судом к расстрелу еще в восемнадцатом году как ближайший помощник Локкарта. Рейли, которому тогда удалось благополучно бежать из России, теперь сам прибыл в Москву нелегально по каналам Монархической организации центра России (МОЦР), контролируемой ОГПУ.
— Сам удивляюсь, как это нам удалось, — говорил Артузов, докладывая об аресте Рейли Дзержинскому. — Удивительно, что Рейли поверил в «силы контрреволюции» после ареста и суда над его другом Савинковым.
— Тут нет ничего удивительного. Его, как в свое время и Савинкова, ослепила классовая ненависть. Им так хочется свергнуть Советскую власть, что они готовы желаемое принять за действительность. Поэтому Рейли переоценил силы контрреволюционного подполья и троцкистской оппозиции, на которую он тоже делал ставку.
Оказавшись в тюрьме, Рейли обратился с письмом к Дзержинскому. «После прошедших со мной разговоров выражаю согласие дать вам вполне откровенные признания и сведения относительно организации и состава великобританских разведок и поскольку мне известны такие же сведения относительно американской разведки, а также лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело».
Показания Сиднея Рейли были использованы Советским правительством в ноте правительству Англии по поводу подрывной деятельности, проводимой британскими специальными службами в СССР.
