Записки чекиста - Смирнов Дмитрий Михайлович (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Вечером представитель электростанции докладывал Якову Фёдоровичу все, что удалось выведать у Котляревского. Этот доклад превзошёл самые смелые предположения чекистов. Оказалось, что на станции Грязи орудует не просто шайка проходимцев, а целый жульнический трест расхитителей народного добра со своим юридическим отделом, снабженческим аппаратом и даже с собственным счётом в государственном банке, замаскированным под видом государственной хозяйственной организации! У грабителей для этого было все: штампы, печати, официальные служебные бланки. Поэтому и крупнейшие афёры сходили им с рук.
– О чем же вы договорились? – спросил председатель ЧК. – Сумели найти общий язык?
– О, ещё как! – улыбнулся работник электростанции. – Но, знаете ли, и хитёр же, бестия, и осторожен: такому палец в рот не клади. Прежде всего, и притом самым официальным тоном, потребовал предъявить ему мои служебные полномочия вплоть до удостоверения личности. Я было подумал: не маху ли дал, не собирается ли он тащить меня за шиворот к вам в ЧК? До того строг – не приведи господи! И осведомлён, ой как осведомлён во всех наших бедах и нуждах. Точнее самого изощрённого главбуха знает, сколько топлива нам нужно в сутки, на какой срок хватит теперешних запасов, когда получим очередной груз. Лишь после всего этого согласился, да и то в виде исключения, оказать помощь. Мол, не останавливать же производство городским фабрикам и заводам, не сидеть же людям по вечерам без света. Благодетель, и только!
– Сделка уже состоялась?
– Завтра подписываем обоюдное соглашение. Не как-нибудь, на официальных бланках: трест нам – нефть, мы ему – денежки со счета на счёт, обязательно через банк. Честь по чести, на законных основаниях.
– И много заломил?
– Уйму! За эту сумму не две цистерны, а целый эшелон цистерн с топливом у государства можно получить.
– Когда же поступит нефть?
– Откуда направят, не знаю, но телеграмму об отправке нам нефти Котляревский пошлёт куда-то после того, как наше соглашение будет подписано.
Яков Фёдорович был явно доволен состоявшейся договорённостью «высоких сторон» и крепко, от души пожал работнику электростанции руку:
– Желаю успеха. А все остальное мы берём на себя.
Утром фиктивное соглашение с воровским трестом было подписано. Через полчаса Котляревский сообщил «клиенту», что цистерны с нефтью для электростанции находятся в пути. Оставалось последнее: рассчитаться за «товар».
Но получить деньги Котляревский не успел – был арестован. Главарю жульнического треста не оставалось ничего иного, как рассказать на допросе о том, с чьей помощью и как творил он свои преступные дела. А заодно назвать и сообщников, всю свою агентуру – прожжённых жуликов с немалым уголовным прошлым, бывших купцов-толстосумов, спекулировавших награбленным, и тех работников железной дороги, которые, погнавшись за лёгкой наживой, вступили в преступную связь со всем этим сбродом.
Спекулянтской шайке на станции Грязи пришёл конец.
ПАРТИИ РЯДОВОЙ
В конце ноября 1919 года в молодой Стране Советов широко проводилась первая Партийная неделя.
В эту неделю в тылу, на фабриках и заводах, на фронте лучшие, проверенные в борьбе с разрухой и в боях с белогвардейцами советские люди вступали в ряды Российской Коммунистической партии (большевиков). Вступали, чтобы ещё настойчивее и самоотверженнее бороться за правое дело рабочих и крестьян, за скорейшую и окончательную победу над белогвардейцами.
– А ты? – спросил меня в эти дни Сергей Филиппович Балмочных. – Ты думаешь о вступлении в партию?
Вопрос не застал врасплох: как мог я не думать, не мечтать о том, чтобы стать коммунистом! Но примут ли? И откровенно признался другу:
– А вдруг откажут?
– Почему?
– Мало ли… Подам заявление, а товарищи скажут: молод ещё, за какие заслуги его принимать?
– Чудишь, сынок, – добродушно усмехнулся Балмочных, – кое-что ты уже сделал в комсомоле. И сейчас делаешь. Вместе со зрелыми, преданными революции людьми сейчас в партию вступает и молодёжь. Так что не сомневайся, поддержим.
Может быть, старый рабочий-чекист прав? Может, напрасно я выдумываю разные трудности и преграды? Ведь знают же меня в городе, – многие знают и по недавней работе в уездном комитете комсомола, с которым не порываю связь, и по теперешней работе в Чрезвычайной Комиссии. Разве нет в Липецке молодых парней, которые уже носят партийные билеты?
Один человек мог разрешить сомнения: председатель ЧК. И я отправился к Якову Фёдоровичу Янкину.
Он выслушал меня как всегда, с дружелюбным вниманием. Помолчал, подумал. Наконец спросил:
– А сам ты как считаешь?
– Да я всей душой!
– Всей души мало, Митя. Душа – это прежде всего настроение человека, не так ли? А партия – самое дорогое и великое, что у нас есть. Идти в неё должен только тот, кто готов отдать себя партии целиком.
Я встал со стула, вытянулся и сказал:
– Готов… На всю жизнь…
– Если так – иди.
Ту ночь я опять провёл не дома, а в служебной комнате, в ЧК. Сидел за столом, один за другим исписывал листы бумаги и, комкая, тут же швырял в раскрытую дверцу печки. Лишь тот, кому довелось писать заявление о приёме в партию, поймёт, что испытывал в ту далёкую ночь шестнадцатилетний юнец.
Я помню его, своё заявление: «Разделяя программу Российской Коммунистической партии (большевиков), прошу зачислить меня, Смирнова Д.М., членом партии. 25 ноября 1919 года». И все. Пусть не очень убедительно, и грамотно пусть не слишком, а даже немножко наивно, но я написал о том, что чувствовал в ту ночь.
Принимали нас, большую группу рабочих, на общегородском партийном собрании. А вечером Яков Фёдорович самым первым поздравил меня со вступлением в ряды РКП(б).
– Ты стараешься, – сказал он, – теперь же обязан работать ещё лучше. Работай и учись, Митя. Неясно что – спрашивай. Не знаешь, как поступить, – не бойся советоваться с товарищами. Одно ты не должен никогда забывать: лучше десять раз, сто раз спросить, чем сделать даже самую маленькую ошибку. За ошибки партия спрашивает со своих членов вдвойне и втройне.
Я знал: спрос был большой. Со всех, со всего трудового народа. И с коммунистов прежде всего.
Опять на фронт, на борьбу с белогвардейцами уходили воинские эшелоны. Продолжали грабить страну воры и спекулянты.
Умудрились сохранить свои прежние запасы купцы и кулаки. Они прятали добро в тайники, зарывали в землю, – лучше сгноить, только бы не досталось народу. Все чаще некоторые из них брали в руки оружие.
Трудовое население Липецка, как и других городов, страдало не только от недоедания, но и от нехватки, особенно в зимнюю пору, одежды. Горожане ещё кое-как обходились: на лето плели из шпагата или шили из мешковины и старого солдатского сукна нечто похожее на обувь. Деревенская беднота почти поголовно ходила в лыковых лаптях. Но на фронте, да ещё хлябкой осенью или морозной зимой, много ли навоюешь в такой обуви?
Городской кожевенный завод с перебоями, с грехом пополам продолжал выпускать из случайного сырья кожу для сапог, главным образом, красноармейцам. Но приближался день, когда и этому должен был прийти конец: ни воловьих, ни конских шкур в окрестных сёлах и деревнях не было. А без них заводу не работать.
Встревоженные рабочие-кожевники пришли просить помощи у чекистов.
– В городе есть шкуры, – сказали они, – только как и у кого их найти? Разве у бывших перекупщиков-прасолов?
Яков Фёдорович постарался уточнить:
– Вы так думаете или знаете, что они прячут кожевенное сырьё?
– Конечно, прячут! Все, бывало, на прежнего нашего хозяина работали, а запасы копили каждый себе на чёрный день. Так куда же они могли деть эти запасы? Особенно после того, как Советская власть народу завод отдала?
– Вы сможете указать хотя бы нескольких прасолов, которые позапасливее?
– Кого хочешь. Они и теперь по старой привычке на городском базаре толкутся.
