Вашингтон - Яковлев Николай Николаевич (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗

По тем же законам природы где нам искать, кроме Америки, самого великого человека — Вашингтона? Это великий континент, поднимающийся у ледяного полюса, широко простирающийся к югу почти на длину всей земли, омываемой бурными водами половины океанов мира! Соразмерно континенту и обставлена эта земля — всевышний поместил здесь горы, упирающиеся в тучи, озера, подобные морям, и могучие реки. Все так возвышенно, все настолько превосходит имеющееся на других континентах, что мы по справедливости можем заключить — Америке предначертаны великие люди и великие дела.

Таков вердикт честнейшей аналогии, и соответственно мы находим, что Америка высокочтимая колыбель Вашингтона, который и родился у Поп-Крик, в округе Вестморленд в Вирджинии, 22 февраля 1732 года».

В таком духе, постепенно увеличиваясь в размерах — с 80 страниц в первом издании до 228 страниц в шестом издании, опубликованном в 1808 году, — книжка триумфально шествовала по Америке, постоянно пополнялась новыми деталями и анекдотами, частично где-нибудь вычитанными автором, а в ряде случаев просто выдуманными. Но как можно было их проверить? На титульном листе, начиная с шестого издания, автор представлял себя: «бывший священник прихода Маунт-Вернона». Ни его, ни издателей не смущало в их глазах, вероятно, второстепенное обстоятельство — Уимс не мог быть там священником, ибо такого прихода попросту никогда не существовало.

Никто, однако, не пригвоздил предприимчивого лжеца к позорному столбу, ибо он изобразил Америку так, как ее хотели видеть раздувавшиеся от гордости за недавно обретенную независимость американские буржуа. В конечном счете Уимс пером участвовал в развернутом строительстве града господнего в Новом Свете, долженствующего помочь всему миру узреть истинный свет.

Поэтому не только безропотно проглатывались, но, по крайней мере до гражданской войны в США (1861–1865 гг.), входили в школьную программу бесстыдно наивные сочинения Уимса. В молодой заокеанской республике детские басни принимались за достоверные факты. Многие дивные подробности были уже в первом издании биографии героя, но только пятое издание украсил несравненный, классический рассказ — маленький Джордж срубил вишневое дерево в саду, и, когда отец сурово осведомился, кто виновник бесчинства, сын возгласил: «Я не могу лгать, папа, ты знаешь, я не могу лгать. Я срубил дерево топором». А затем — трогательная до слез сцена. «Иди ко мне, сынок, — воскликнул в великом волнении отец, — иди ко мне на руки, я рад, Джордж, что ты убил мое дерево, ибо ты отплатил мне в тысячу раз большим. Героический поступок моего сына стоит больше тысячи деревьев, хотя бы и цветущих серебром и с плодами из чистейшего золота».

Помимо этой и других столь же впечатляющих историй о правдивости юного Джорджа, Уимс сообщил, что его и Америки герой в юности был необычайно сильным — легко перебрасывал камни и серебряные доллары (что было под рукой) через широкую реку Раппаханнок. Впрочем, чему удивляться — Геркулес был здоровым парнем, почему Вашингтону уступать ему?

Вишневое дерево осеняло поступки Джорджа, а по мере возмужания он становился поистине легендарным. «Прославленный индейский воин», сражавшийся с Вашингтоном, видя, что его противник ускакал с кровавого поля брани живым и невредимым, горестно воскликнул: «Вашингтон не рожден, чтобы быть убитым пулей! Я, тщательно прицеливаясь, семнадцать раз стрелял в него, но не поверг его!» При всей нелепости этих выдумок кто мог их проверить, когда существовало всеобщее желание верить.

В саду Вашингтонов, наверное, росли вишневые деревья, а молодой Вашингтон слышал свист пуль в стычках с индейцами. И кто, наконец, мог задним числом опровергнуть, что мать Вашингтона, нося под сердцем будущего Джорджа, не видела сна — ее сын будет великим?

Дело не в неистощимом на выдумки сочинителе, а в психологическом климате молодой страны, настойчиво и даже истерически искавшей сверхгероев, перед которыми нужно пасть ниц, и обязательно всем вместе. Ибо оставшийся стоять тем самым зримо обнаружил свою сущность суетного еретика, бросающего вызов благословенному конформизму. Только так и сколачивается (особенно на первых порах) национальное единство, разномыслие не поощряется, особенно в оценке священных идолов, выполняющих строго определенные цели — персонифицировать ценности, принятые данным обществом.

Морализировавший Уимс обожествлял те качества, из которых и складывается характер буржуа, во всяком случае, становилось ясно, каким он хочет видеть себя. Выполнение долга и проистекающая отсюда прямая денежная выгода в повествовании идут рука об руку. Вашингтон даже в детстве действует так, а не иначе, ибо знает, что будет вознагражден. Вероятно, по этим причинам о сочинении Уимса сложилось высокое мнение у одного из соратников Вашингтона, Генри Ли, известного своей деловитостью. «Самого большого одобрения, — заявил Ли, — заслуживает биограф, основная цель которого повергнуть юные умы к страстной любви добродетели, олицетворяемой дражайшим для страны человеком». Разумеется, со временем и эта сентенция заняла видное место в книжке Уимса.

Сумма идей, развитых Уимсом, полностью соответствовала общепринятым стандартам тогдашней Америки. Один из читателей и почитателей Уимса, А. Линкольн, заметил: «Будем верить, как в дни нашей юности, что Вашингтон был безупречен, ибо человек становится лучше... когда верит, что совершенство возможно». Выступая на церемонии по случаю дня рождения Вашингтона, А. Линкольн, политик, в то время почти неизвестный за пределами родного Иллинойса, счел нужным сказать: «Вашингтон — величайшее имя на земле, давным-давно самое звучное в деле гражданской свободы и еще более великое в деле моральной реформации... Добавить блеск солнцу или славе имени Вашингтона в равной степени невозможно. Пусть никто и не пытается сделать этого. В священном трепете мы произносили его имя, и уже одно оно сияет в своем величии».

Вашингтон, как постепенно ваялась и лепилась его фигура в США, представал человеком не XVIII века, а идеалом англосаксонского мира XIX века со склонностью к дидактике, занятого бурной деловой деятельностью и не забывавшего в нужных случаях опереться в доказательство чистоты своих помыслов на библейские каноны. Монументальный образ Вашингтона, созданный Уимсом, при ближайшем рассмотрении оказывался очень заземленным. Точнее, Уимс развивал викторианские идеи, задолго предвосхитив королеву Викторию.

Квалифицированный американист, английский профессор М. Канлифф попытался разрешить парадокс — как Вашингтон, задуманный Уимсом героем без страха и упрека, на деле для мыслящего человека XX столетия предстал человеком, преследующим весьма прозаические цели. «Уимс, — пишет Канлифф, — сумел навязать своего апокрифического Вашингтона целой нации на протяжении целого столетия. Уимс, без сомнения, стал бы утверждать, что он бы не смог сделать этого, если бы люди не хотели верить. Это совершенно верно. Девизом семьи Вашингтонов было «Exitus acta probat». 3  Для собственного удобства и оправдания своих выдумок Уимс мог неверно перевести его как «Цель оправдывает средства». В конечном счете он изобразил Вашингтона безупречным человеком со всеми добродетелями XIX столетия — от мужества до пунктуальности, от скромности до бережливости. Все это достижимо для человека, и эти качества приносят успех».

Интерпретация, ставшая возможной в середине XX столетия (книга М. Канлиффа, положительно оцененная американскими знатоками вопроса, опубликована в 1958 году), отразила более глубокое понимание всемирной истории. В XIX столетии, когда в Соединенных Штатах прогресс ассоциировался с ростом капитализма, дикие выдумки Уимса принимались и развивались с величайшим благоговением — стоит только следовать указанным им добродетелям, и любой готов в Вашингтоны.

Эпигонов Уимса расплодилось великое множество. Они без устали состязались по части красочных эпитетов и превосходных степеней применительно к герою. Г. Гастингс, например, издавший в 1845 году трогательно-назидательную «Иллюстрированную жизнь Джорджа Вашингтона», учил: «Первое слово ребенка должно быть „мать“, второе — „отец“, третье — „Вашингтон“».