Под белой мантией - Углов Федор Григорьевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
…Жена пригласила всех участвовать в изготовлении пельменей. Это в нашем обычае. Процедура получалась весёлой. Дружно пели русские песни, перебрасывались шутками, рассказывали интересные эпизоды.
Стрелки часов сокращают минуты уходящего года. Близится полночь. Гости шумно усаживаются за стол…
Перед тем как распрощаться, я ещё раз напомнил Владимиру Васильевичу, что второго утром жду его у себя в клинике.
Осмотр не принёс ничего утешительного. В подложечной области я нащупал у больного большую, плотную опухоль, интимно спаянную с печенью. На передней брюшной стенке был виден рубец от операции.
— По поводу чего вас оперировали?
— Язва желудка. Операцию делали четыре года назад. Потом чувствовал себя совсем хорошо. Однако постепенно стала развиваться слабость, пропал аппетит.
По-видимому, Калинину уже удаляли опухоль, а теперь наступил рецидив. Надежд на излечение было мало. Но это только предположение. Надо уточнить диагноз, провести тщательное обследование.
Как можно деликатнее я сказал Владимиру Васильевичу, что ему необходимо лечь в клинику. Он не возражал.
К сожалению, мрачный прогноз подтвердился: рецидив рака желудка с метастазами в печень. Хирургическое вмешательство бессмысленно.
Чтобы быть окончательно уверенным, пригласил на консилиум профессора Александра Андреевича Русанова — блестящего специалиста по желудочной хирургии. Он согласился со мной, что радикальные меры исключены.
Оставалось одно: предпринять всё возможное, дабы улучшить состояние Калинина, хоть на сколько-то продлить ему жизнь. Наши усилия увенчались относительным успехом — Владимир Васильевич окреп, хотел было выписаться, но мы его не отпустили.
— Побудьте в клинике подольше. Для вашего же блага. Работайте. Мы постараемся создать вам условия.
И Владимир Васильевич с энтузиазмом принялся за работу. Писал, приводил в порядок свои фотоальбомы, связывался по телефону с членами совета Общества охраны памятников.
Прав оказался Пётр Трофимович — это была удивительно светлая личность! Высокоинтеллектуальный, скромный и редкостно добрый человек. Им руководила одна только любовь к людям, к их труду и творчеству. Сам тяжело больной, он стремился успеть внести свой вклад, чтобы уберечь родной город от обеднения памятниками. Его возмущали «смелые» эксперименты архитекторов. И он очень страдал морально и физически.
Однажды к концу рабочего дня Калинин зашёл ко мне в кабинет.
— Если вы не очень заняты, Фёдор Григорьевич, посмотрите на эту фотографию. Квартира А. С. Пушкина на набережной Кутузова, дом 32, в которой он жил около двух лет.
К сожалению, там не был открыт музей. Мы просили соответствующие организации хотя бы восстановить квартиру в том виде, в каком она была до переделки. При ремонте, например, обнаружились подлинные двери балкона и кабинета Пушкина. Между тем в ноябре 1968 года помещение приспособили под обычное жилье. Вот на фотографии виден балкон, примыкавшая к квартире веранда. После капитального ремонта их уже нет, как нет каретных сараев, старинных дворовых построек, которыми пользовался поэт.
Мы беседуем, перелистываем альбом. Я какое-то время молчу.
Владимир Васильевич снова заговорил:
— А это строгановская дача на Чёрной речке. Её строил в 1796–1798 годах Воронихин. Сам зодчий изобразил дачу на картине, выставленной в Русском музее, а фотография с этой картины помещена в Большой Советской Энциклопедии как образец ампира. Создание Воронихина имело не только архитектурную, но и литературно-мемориальную ценность. В свои последние дни здесь жил больной Некрасов, о чём оповещала доска, прикрепленная к стене дачи в 20-х годах. Сохранившийся каменный корпус позволял вести речь о полной реставрации по авторским чертежам Воронихина. Начались хлопоты в Москве и Ленинграде. И что же? Дача мешала городским проектировщикам. Она перестала существовать осенью 1969 года.
Владимир Васильевич разволновался не на шутку. Я отвёл его в палату, дал успокоительного, постарался отвлечь посторонними разговорами.
Некоторое время мы не возвращались к «опасной теме», хотя попытки с его стороны предпринимались не раз.
Навещая тяжёлого послеоперационного больного, я вечером заглянул к Калинину. Владимир Васильевич что-то увлечённо писал. Увидев меня, как всегда обрадовался и попросил посидеть с ним.
Он систематизировал документы, занимался своими альбомами. Большинство фотографий было снабжено пространными комментариями. Где-то их не хватало, и Владимир Васильевич старался заполнить пробелы.
— Я пришёл к твердому убеждению, что, если хочешь добиться успеха, нельзя растрачивать нервы. Плох тот борец, кто теряет самообладание, у кого нет хладнокровия. Свои силы растратит, а желаемого не добьётся. Нужно спокойствие, уверенность, терпение чтобы мобилизовать сторонников, доказать весомость наших контраргументов.
Меня очень беспокоит практика архитектурно-планировочного управления, предпочитающего ставить общественность перед лицом свершившихся фактов. А когда это вызывает протест выдвигается такой аргумент: «Теперь уже поздно. На осуществление проекта затрачены большие государственные средства». Так было со строительством ресторана в Нижнем парке Петергофа, с асфальтированием площади в Петропавловской крепости, с портиком Руска, разрушенным на Перинной линии, и т. д.
— А зачем в Петропавловской крепости сняли булыжную мостовую? Этим ведь испортили исторический ансамбль!
— Не знаю, какие тут соображения, только в 1963 году «убрали» священные камни, по которым шли в заточение декабристы, народовольцы, русские революционеры…
Наши реликвии должны оставаться в неприкосновенности. Никак не возьму в толк, почему столь простые истины ещё надо доказывать. Между тем сторонники другой точки зрения применяют нередко демагогический приём: «Ну хорошо, встанем на позиции защитников старины, не будем трогать старые постройки — в том числе и ветхие, некрасивые, не имеющие особой ценности. Со временем они придут в полную негодность, потребуют капитального ремонта, подновления. Не слишком ли дорогое удовольствие? И во имя чего?» Однако это запрещённые методы в споре. Никто не ратует за то, чтобы беречь всякую рухлядь. Речь идёт только о памятниках художественной и исторической значимости, в которых заключен гений народа, без которых нет лица Петербурга — Петрограда — Ленинграда.
— Скажите, Владимир Васильевич, а были случаи, когда ошибки исправляли?
— «Исправляли»… Судите сами, что это такое.
Вот тут на фотографии зафиксирован момент уничтожения Путевого дворца Растрелли. Памятник 1731–1758 годов. Избавиться от него предложил один влиятельный ленинградский архитектор и «отбил» все попытки спасти очередной шедевр русского зодчества. Общественность продолжала борьбу. Чем она закончилась? В 1968 году Путевой дворец был разрушен, а в 1969 году вынесли решение о восстановлении разрушенного. Посмотри Фёдор Григорьевич, в альбоме есть вырезка из «Ленинградской правды», где об этом говорится.
Городская усадьба работы Баженова конца XVIII века, входившая в архитектурный ансамбль площади перед Никольским собором. В ней размещалась первая русская школа зодчих Адмиралтейства. 12 апреля 1967 года усадьбу «убрали», а через шесть лет её возродили по первоначальным чертежам.
Теперь прикиньте, во что обошлись государству такие «исправления ошибок».
В который уже раз листаю альбомы. Кавалерийский манеж около Смольного, связанный с именами многих отечественных военачальников. Был. Часть застройки на Большой Охте, связанная с развитием революционного подполья в Петербурге. Была. Хорошо знакомое мне красивое здание 38-й поликлиники, где Н. Н. Петров много лет консультировал больных, связанное с событиями Октября. Было.
— Там есть ещё фотографии, относящиеся к судьбе литературных памятников, — вставил Владимир Васильевич, наблюдавший за моими действиями. — Я уже упоминал о доме на набережной Кутузова, где жил Пушкин. В 1968 году ликвидирована подлинная планировка квартиры Н. В. Гоголя по улице Гоголя, № 17. Нет ныне и флигеля бывшей усадьбы, где жил и умер И. А. Крылов, — переулок Репина, № 8…
