Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1 - Алпатов Михаил Владимирович
Это направление романского искусства представлено рядом бронзовых дверей, в которых трогательно и выразительно представлена библейская и евангельская история (Гильдесгеймские двери, начало XI века, Корсунские, точнее Магдебургские двери в Новгороде, ок. 1125–1150 годов). Сильно выпуклые фигуры располагаются на поверхности металлических пластин, то тесно заполняя всю плоскость, то, наоборот, оставляя большое поле свободным. Эти грубые, порою неуклюжие изображения обладают значительной изобразительной силой. Это настоящее евангелие для неграмотных. В сценах, вроде «Изгнания из рая» или «Каин убивает Авеля», несложный смысл происходящего и роли действующих лиц угадываются с одного взгляда.
В романском искусстве после долгого перерыва вновь возрождается круглая скульптура. Этот вид искусства, за исключением редких подражаний античным статуям, почти исчез в первом тысячелетии нашей эры. С понятием «статуя» неизменно связывалось представление о языческих богах. Христианская церковь не поощряла развития круглой скульптуры; главным средством выражения более духовным, по своему характеру, должна была стать живопись. В этом была известная закономерность развития мирового искусства. Но все же историческая действительность была сложной и противоречивой. В X–XII веках происходит возрождение круглой пластики на новой основе. Оно было подготовлено почитанием реликвий, мощей, варварским обычаем поклонения отдельным частям тела, рукам, ногам или голове (обычаем, вызывавшим впоследствии такое негодование Гете). Эти реликвии обыкновенно заключались в металлические драгоценные чехлы. Усекновенная голова святого давала повод для сооружения бюста, рука была подобием фрагмента статуи. Статуя восседающего на троне святого Фуа в Конке, неуклюжая фигура с ее огромной головой, расставленными руками, сплошь увешанного драгоценностями, похожа на негритянского идола.
К числу более поздних романских круглых статуй принадлежит и Христос на осле, в Берлине (198). По ней ясно видно, что круглая скульптура понималась в романское время как в древнейшем доклассическом искусстве. Так же как романский собор, романская статуя не ориентирована на определенную точку зрения. Статуя задумана как раскрашенный слепок, как подобие фигуры Христа и осла; недаром ее везли в вербное воскресенье, и народ шел за ней, будто это происходило, согласно евангельскому рассказу, в Иерусалиме. В этом отношении романская скульптура близка к мелким, раскрашенным погребальным статуэткам Египта (ср. 52). В этом сказывается наивный взгляд на произведение искусства как на точный слепок жизни, непризнание художественно претворенной правды в искусстве. Это ясно выразилось и в изображении страстей в романской скульптуре. Богословы могли спорить о природе Христа; для романского мастера пригвожденный к кресту Христос должен был, как простой смертный, испустить дыхание, и он изображал его со всеми признаками смерти на лице. В серии рельефов в Наумбурге история страстей Христа рассказана в сильных образах, с чрезмерным выделением грубо физической стороны его страданий.
Это направление романской скульптуры находит себе соответствие и в романской миниатюре. Апокалиптическая сцена «Призыв ангела» (19) представлена в одной рукописи выпукло и ярко. Мы видим ангела с трубой, равного ему по размеру орла и покрывшиеся мраком луну и солнце. Небо сплошь усеяно звездами как цветами, земля обозначена растениями. Светила снабжены надписью; около птицы слова: «Орел летящий кричит ве-ве-ве». Профильное изображение ангела сочетается с изображением орла, совершенно как в Египте, представленного с распластанными крыльями. Как в иероглифическом письме, фигуры почти не связаны друг с другом, но лишь симметрично сопоставлены (ср. 53). Сильному объему в романской скульптуре соответствует здесь плотный, густой цвет, раскраска миниатюры в яркие цвета. В этом отношении романская миниатюра составляет крайнюю противоположность византийской тональной живописи с ее дополнительными красками. Синий, красный, желтый — любимые цвета романских миниатюристов. Черные линии резко отделяют их друг от друга. Вымышленность цвета не скрывается романским художником. Недаром в средневековой поэзии воспевается страна, где пасутся розовые и голубые кони. Краски эти достигают иногда такой чистоты и силы, что в них нельзя не видеть выражения пронизывающей фигуры страсти.
Сходный характер носят и романские иллюстрации эпоса и хроник и, в частности, длинный ковер из Байе (189). В этом полотняном ковре с его вытканными фигурами эпически неторопливо и обстоятельно рассказана история завоевания Англии норманнами. Представлены и приготовления к войне, и кровопролитные войны, и морские сражения. События, которые происходили одновременно, передаются так, будто они следовали друг за другом. Вытканные на полях наверху фигуры животных и птиц, внизу убитых воинов подчеркивают ровный ход повествования. В своей привязанности к исторической правде романские художники не боятся передачи характерных резких, порою уродливых движений людей и коней, которых избежал бы византийский мастер (ср. 135). Наподобие древних вазописцев (ср. 65) романские мастера находят выразительные силуэты для изображения выступающих воинов и вздыбившихся коней, но их композиция не образует такого стройного ритмического узора, как в чернофигурной вазописи. Все же прелесть этого графического повествования в его бесхитростности, в его неприкрашенной правдивости, родственной принципам грубоватой, но выразительной романской крепостной архитектуры.
Наперекор этому течению в романской живописи и особенно в монументальной скульптуре XII века возникает течение, мастера которого стремились придать своим образам повышенную одухотворенность ’ и передать ее в величественных и приподнятых формах. В скульптуре главным очагом этого направления была Бургундия. Портал Везлэ, как и многих других храмов того времени, украшен фигурой Христа среди апостолов (187). Христос не похож на византийские образы с их почти олимпийским величием и спокойствием (ср. 134). Композиция портала задумана как призрачное видение. Огромная фигура Христа с его широко раскрытыми руками господствует надо всеми остальными. Он сидит на троне, но согнутые ноги придают ему большую подвижность. Еще больше беспокойства в окружающих его апостолах, которые с недоумевающим взглядом поворачиваются друг к другу. В клеймах тимпана и в узкой ленте притолки представлены народы, услышавшие проповедь евангелия. Вся группа охвачена движением. Фигуры странным образом как бы приплясывают. Такое движение-танец принадлежит к числу любимых мотивов бургундской пластики.
Выразительность движения повышается сопоставлением разномасштабных фигур, особенно тем, что фигура Христа почти выходит за пределы тимпана. Беспокойное движение и страстность глубоко отличают романский портал от спокойно уравновешенных греческих фронтонов с их обособленными статуями (ср. 76). В соответствии с основной задачей композиция романского тимпана складывается не из одних только фигур, противопоставленных фону, но также из переданных в камне лучей, клубящихся облаков и причудливо узорчатых складок одежды. Все это включает фигуры в орнаментальный узор и роднит романский портал с раннесредневековыми композициями (ср. 178). Только в романском тимпане рельеф более выпуклый, фигуры, сохраняя свой плоский характер, сильнее отделяются от фона, между ними мелькают черные пятна. Этим подчеркивается бесплотный характер этого окаменевшего видения.
Сходный характер носит скульптура в других храмах XII века: Сан Лазар в Отэне и Сан Пьер в Муассаке.
В живописи родственное направление сказалось в апокалиптических сценах росписей церкви Сен-Савэн в Пуату с их пестрой расцветкой и волнистыми контурами, повышающими стремительное движение фигур. Линия перестает быть простым контуром, но сама наполняется выразительным движением.
Даже в отдельных фигурах, в частности в голове Якова шартрского витража его беспокойство находит себе выражение не столько в самой мимике лица, сколько в волнистых линиях его лба, крючковатого носа, плотно сжатых опущенных губ и прядей курчавой бороды и волос. Нужно сопоставить профиль Якова с профилем античного Зевса или с византийским Христом (ср. 134), чтобы заметить всю напряженность романской линии, след в рисунке свободного жеста руки, которого избегали и древние греки и византийцы.