Юбилейный альбом в память Отечественной войны 1812 г. - Верность Журнал (книги бесплатно без TXT) 📗
Изъ груди его вырывались короткія восклицанія:
— Какое ужасное зрѣлище! Это они сами поджигаютъ городъ. Сколько прекрасныхъ зданій!.. Какая необычайная рѣшимость!
Отъ горѣвшаго Китай-города съ Никольской и Ильинкой и изъ громадныхъ товарныхъ складовъ, отъ горѣвшаго Замоскворѣчья, отъ пожара громадныхъ винныхъ казенныхъ складовъ, вслѣдствіе пожарныхъ вихрей, летѣли на Кремль не то что искры, а цѣлыя головни, которыя едва успѣвали тушить солдаты расположенной въ Кремлѣ молодой гвардіи. Кремль былъ въ страшной опасности, потому что въ немъ было много пороховыхъ ящиковъ и взрывныхъ снарядовъ; онъ гудѣлъ отъ адской музыки, отъ свиста и рева огненныхъ смерчей, отъ грохота падавшихъ по всей Москвѣ стѣнъ, отъ жалобнаго стона разбивавшихся при паденіи колоколовъ. Но Наполеонъ, показывая наружное спокойствіе, не разставался съ дворцомъ.
Наконецъ, раздались крики: «Горитъ Кремль!» Загорѣласѣ Троицкая башня и арсеналъ. Тогда только Наполеонъ вышелъ изъ дворца и самъ сталъ тушить пожаръ, но маршалы на колѣняхъ упросили его покинуть Кремль, изъ котораго онъ съ величайшимъ трудомъ выбрался въ Петровскій дворецъ; на пути онъ едва не погибъ въ огнѣ; его вывели изъ моря пламени повстрѣчавшіеся французскіе солдаты.
6-го въ ночь начались дожди, да и Москва догорѣла, а 8-го сентября онъ возвратился опять въ Кремль.
Злоба Наполеона, вслѣдствіе постигшихъ его въ Москвѣ неудачъ, была безпредѣльна. Сгорѣвшая Москва была отдана на разграбленіе. Святыни ея были осквернены. Его маршалы обѣдали на нашихъ св. престолахъ, спали въ алтаряхъ нашихъ храмовъ, какъ напримѣръ, Даву — въ алтарѣ Чудова монастыря. Кремлевскіе соборы были страшно разгромлены, разграблены и осквернены. Въ Успенскомъ соборѣ ставили лошадей. Вокругъ собора стояли горны, въ которыхъ непріятели плавили въ слитки содранное съ иконъ золото и серебро. На царскомъ мѣстѣ первопрестольнаго храма было написано мѣломъ: 325 пуд. серебра и 18 пуд. золота. Запись относилась къ захваченнымъ Святынямъ и древностямъ Москвы.
Вотъ чѣмъ ознаменовали свое пребываніе въ Москвѣ носители западной культуры, поборники всяческихъ свободъ.
Разсчетъ на то, что послѣ захвата Москвы Императоръ Александръ запроситъ мира, не оправдался. Цѣлыхъ двадцать дней ждалъ Наполеонъ вѣстника мирныхъ переговоровъ и… не дождался. А время шло, положеніе становилось все болѣе неопредѣленнымъ, полнымъ таинственныхъ предчувствій… Наконецъ гордость Наполеона поддалась, и онъ рѣшилъ самъ первый сдѣлать мирныя предложенія. Наполеонъ призвалъ маршала Лористона, вручилъ ему письмо, уполномочивавшее его открыть мирные переговоры, и отправилъ къ Кутузову въ лагерь при Тарутинѣ, причемъ все безысходное положеніе французскаго императора выразилось въ послѣднихъ словахъ, сказанныхъ Лористону: «Я хочу мира, слышите, дайте мнѣ его во что бы то ни стало! — только честь какъ-нибудь спасите!»
Въ отвѣтъ на предложеніе мира Лористонъ получилъ историческій отвѣтъ Кутузова, обрисовывающій его героическую душу: «Я подвергъ бы себя проклятію потомства, если бъ сочли, что я подалъ поводъ къ какому бы то ни было примиренію; таковъ въ настоящее время образъ мыслей нашего народа». А съ послѣднимъ совпадалъ и образъ мыслей Государя, который даже сдѣлалъ Кутузову выговоръ за то, что тотъ допустилъ къ себѣ Лористона.
7 октября Наполеонъ съ своей арміей оставляетъ Москву, приказавъ передъ отъѣздомъ взорвать Кремль.
Онъ началъ отступленіе по плодородной, богатой хлѣбными запасами Калужской дорогѣ.
11 октября передовыя войска его заняли г. Малоярославецъ и готовились къ дальнѣйшему слѣдованію на югъ. Но на слѣдующій день, рано утромъ, сюда подошли передовыя колонны русскихъ войскъ подъ начальствомъ Дохтурова, за которыми невдалекѣ слѣдовалъ Кутузовъ съ главными силами.
Дохтуровъ немедленно атаковалъ городъ и выбилъ изъ него непріятеля. Получивъ подкрѣпленія, французы снова заняли Малоярославецъ. Но тутъ завязался ожесточеннѣйшій бой, продолжавшійся весь день. Къ концу боя всѣ войска Кутузова подошли сюда и преградили Наполеону дальнѣйшее слѣдованіе на югъ. Нужно было или дать большую битву, въ родѣ Бородинской, или отступать на западъ по опустошенной Смоленской дорогѣ.
Наполеонъ находился въ это время въ селеніи Городнѣ въ 10 вер. отъ Малоярославца. Здѣсь приготовлена была для него квартира. Великому завоевателю пришлось помѣститься въ мрачной и грязной избѣ бѣднаго ткача. Тяжелое впечатлѣніе произвело на Наполеона извѣстіе о положеніи дѣлъ подъ Малоярославцемъ. Дальнѣйшій путь отрѣзанъ ему, его маневръ разстроенъ.
Что дѣлать? Пробиваться или отступать?
Вечеромъ онъ созвалъ своихъ маршаловъ.
Наполеонъ усѣлся у грязнаго стола. Передъ нимъ была разостлана карта Россіи. Помолчавъ немного, онъ началъ говорить о перемѣнѣ, вызванной во всемъ положеніи дѣлъ прибытіемъ Кутузова. Но вдругъ онъ умолкъ, взялся обѣими руками за голову и, опершись локтями на столъ, погрузился въ глубокое раздумье. Прошло болѣе часу, — императоръ оставался все въ томъ же положеніи; его глаза направлены были на карту, онъ какъ будто забылъ о присутствіи своихъ сподвижниковъ. Бессьеръ, Мюратъ и Бертье хранили молчаніе; они догадывались, какая страшная борьба кипитъ въ душѣ ихъ повелителя, и терпѣливо дожидались исхода. Наконецъ Наполеонъ очнулся. Онъ всталъ съ своего мѣста и объявилъ маршаламъ, что увѣдомитъ ихъ рано утромъ о своемъ рѣшеніи. Ночь императоръ провелъ крайне безпокойно. Онъ то ложился, то вставалъ, постоянно звалъ къ себѣ кого-нибудь.
Только на второй день къ вечеру, послѣ того какъ были получены извѣстія о новыхъ пораженіяхъ, нанесенныхъ французскимъ отрядамъ казацкими разъѣздами, Наполеонъ далъ приказъ объ отступленіи на Смоленскъ.
Это было уже не отступленіе, а бѣгство.
Началась потрясающая трагедія медленной гибели когда-то великой арміи.
Началась зима; французы, не привыкшіе къ русскимъ холодамъ, стали жестоко страдать отъ морозовъ; не имѣя теплой одежды, офицеры и солдаты кутались въ награбленные ими въ Москвѣ мѣха, одѣяла, куски матерій, ризы священниковъ; кто не имѣлъ ничего, шелъ налегкѣ, пока не падалъ и не замерзалъ. Ѣсть было нечего, питались чѣмъ ни попало, и главнымъ образомъ, трупами павшихъ лошадей. Послѣ пораженія французской арміи при Вязьмѣ 22-го октября, при дальнѣйшемъ переходѣ къ Смоленску и дальше къ Вильнѣ, бѣдствія стали еще ужаснѣе. Исчезла всякая дисциплина, всякая доблесть, никакое человѣческое чувство уже не волновало болѣе этихъ несчастныхъ, этихъ медленно движущихся по необозримой снѣжной равнинѣ призраковъ. На каждомъ шагу встрѣчались бывшіе бравые офицеры, прикрытые лохмотьями, опиравшіеся на сучковатыя палки; волосы и бороды въ ледяныхъ сосулькахъ. Поминутно слышались ихъ мольбы о помощи. Несчастіе сравняло всѣ положенія; напрасно нѣкоторые офицеры пробовали командовать — никто не обращалъ на нихъ вниманіе… Голодавшій полковникъ принужденъ былъ выпрашивать кусокъ сухаря у рядового солдата, у котораго они еще водились… Многіе отъ голода и холода обращались въ идіотовъ, жарили и пожирали трупы своихъ товарищей…
