Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1 - Стругацкие Аркадий и Борис (лучшие книги онлайн .txt) 📗

Практически для каждой эпохи можно припомнить подобные инновации. Скажем, «жилет-разгрузку» для периода Великой Отечественной. [10] Двойную запись в бухгалтерии — для периода раннего Средневековья. Путешественнику необходимо лишь минимально «врасти» в окружающее общество, чтобы начать выдумывать такие вещи едва ли не десятками.

Но как тогда отличить жильцов или подселенцев (варианты 7 и 8) с обывательским запасом знаний от обыкновенных изобретателей? С. Лем в одном из рассказов о путешествиях Иона Тихого с немалым ехидством рассуждал, что множество изобретателей, философов и художников прошлого — это сосланные туда люди из будущего, которые по памяти пытались восстановить привычные им аппараты, идеи и картины.

Критерий такого отличия существует. Любой «гость», взявшись за сложный проект — скажем, изготовление автомобиля, — мгновенно представит его современную компоновку. Обтекаемая форма, положение двигателя, дверцы, общая конструкция салона. Но ведь первые автомобили отчетливо подражали каретам, и только через 10–15 лет самых разнообразных экспериментов понемногу стали приобретать современные формы. Аналогично, взявшись за изобретение танка в XVI веке, «гость» сделает множество набросков машин, очень похожих на современные. Подумает о паровом двигателе, о гусеницах, о расположении пушки (если большая пушка не подходит из-за особенностей заряжания, можно установить в башне батарейку — связку из нескольких маленьких пушечек [11]). Но ничего похожего на маленькую тележку под конусообразной броней в воображении «гостя» не возникнет. То есть его наброски будут отличаться от известного рисунка Л. да Винчи.

В то же время гениальные по своим задумкам работы «гостя» окажутся совершенно сырыми по детальной проработке. Даже больше — львиная доля из его проектов просто не сможет быть реализована. И порой не столько от принципиальной невозможности изготовления того или иного технического изделия (как нельзя сделать атомную бомбу в древнем мире [12]), сколько от элементарной непродуманности, отсутствия расчетов — планер сделают далеко не с первой попытки.

Проблема воплощения принесенных с собой знаний относится не только к технике, но и к механизмам воздействия на окружающее общество. Серия книг о внуке сотника Лисовина, Михаиле, в теле которого существует персонаж из нашей эпохи (вариант 8), сосредоточена не на технических аспектах переустройства мира, а на социальных. Подселенец — профессиональный менеджер, и стремится построить в провинциальном уголке Киевской Руси вполне передовой феодализм. Запас технических знаний у него обывательский — косу-литовку сделал, а с жаткой не задалось, арбалет наладил, но порохом и не пахнет. Зато с управленческими технологиями — всё прекрасно. Создана собственная школа, заложен городок, есть своя команда головорезов. Перспективы роста у героя — вплоть до обеспечения обороны Киевской Руси от татаро-монгольского нашествия. Но проблема кризисов, как технологических, так и социальных, в повествовании показана очень остро. Разрешение одних проблем немедленно вызывает новые. Герой только догадывается о некоторых, умеет предупреждать развитие других, но его жизнь так насыщена рискованными поединками и гениальными догадками, что остается только спросить, чего же он не сделал карьеру в наше время?

Эта же серия книг позволяет оценить разницу в действиях жильцов и подселенцев. Последние обладают чрезвычайно хорошей маскировкой, это как раз тот случай, когда подозреваемый «коварно овладел и внешностью барона, и его походкой и даже отпечатками пальцев». У подселенцев есть старшие родственники, их детство прошло перед глазами многих людей, есть история первых неудач. Они тесно связаны с уже существующей социальной системой. В то время как жильцы не имеют старших родственников и даже родных братьев и сестер. Они со значительно большими трудностями пользуются семейно-клановыми связями и механизмами управления, из-за чего им присущ больший радикализм в переменах. Как правило, они попадают в прошлое уже зрелыми людьми. Примеры перемещения детей сравнительно редки — «Это сон» С. Вартанова и «Детская книга» Б. Акунина показывают отчетливое противоречие между инфантилизмом в решениях действующих персонажей и их увеличенными возможностями. К тому же жильцы несут в своих телах следы собственной эпохи — болезни, редкие металлы, неизвестные ранее медицинские технологии (одна стоматология чего стоит). У Г. Гаррисона в романе «Крыса из нержавеющей стали спасает мир» прямо говорится о более высоком радиационном фоне, которым обладали тела пришельцев из будущего.

Большой проект имеет свои трудности, пороки и оставляет в истории вполне конкретные следы. Но как быть с локальным воздействием? Отсутствует организация нового типа, нет столь ярко выраженной технической революции, даже научные знания могут быть крайне умеренными. Как вычислять «гостя»?

Ориентироваться следует, опять-таки, по кризисам. Признаком может быть их нетипичное протекание. К. Еськов в статье «Наш ответ Фукуяме» показывает явные нестыковки в развитии кризисов XX века, пытается обосновать взгляд на магию как на высшую стадию развития технологии, однако при этом исходит из «действия в современности». А если «работать» из будущего? Вариант 10 — локальное воздействие, всеведение, жильцы — очень подробно описан А. Лазарчуком. Сюжет романа «Все способны носить оружие» построен на аккуратных и не очень вмешательствах, которые позволяют себе жильцы, сохранившие возможность путешествий во времени. Там же изложены и основные признаки подобного вмешательства: жильцы, которые не создают собственных долговременных структур, вынуждены давать информацию подходящим террористам, снабжать их опережающими технологиями. Террористические группы гибнут, движения распадаются, но при этом военный потенциал человечества в целом — быстро повышается. По сути, «гости» обеспечивают для современников постоянный поток «ужасных чудес», с которыми, однако, можно справиться, если приложить все силы. Получился перманентный «фальшивый» кризис, который должен был дать максимальную военную готовность к запланированной дате. Можно указать еще один признак, не упомянутый А. Лазарчуком: все искусственные кризисы XX века, организованные жильцами, не приводили к появлению антропопустынь — сожженные в войнах города и села очень быстро восстанавливались, несмотря ни на какие катаклизмы, люди продолжали населять привычные территории.

Если в запасе есть достаточно много времени и есть письменные источники эпохи, то можно попытаться изобразить что-то вроде МНВ (по Азимову). Пример этого — роман Джека Финнея «Меж трех времен», там описывается подготовка к остановке Первой мировой войны, и один из героев прямо говорит, что ему бы стоило поговорить буквально с несколькими людьми, чтобы за два-три года до 1914-го остановить приближающуюся бойню. Развязка романа «Конец Вечности» А. Азимова построена по такому же принципу: герои переселяются в прошлое, и там им следует послать единственное письмо Энрике Ферми, что приведет к созданию атомной бомбы (вариант 13). Ситуация досконально просчитана, все ходы известны, осталось только написать заветное сообщение. По этому же варианту можно рассматривать и первый фильм «Терминатор».

И здесь уже возникает проблема: если при всеведении и регулярных «поправках» кризис можно направлять и разрешить по уже известным схемам, то при разовом воздействии можно говорить лишь об импульсе в верном направлении. Кризис сам по себе не разрешится.

Но не всё так просто.

Пример обывательского знания в сочетании с переносом тела и попыткой оказать решающее воздействие на прошлое (вариант 16) — роман С. Буркатовского «Вчера будет война». Герой попадает в 1941-й, в январь. В итоге благополучно «доводит информацию до сведения», однако его мобильный телефон оказывается более убедителен, чем большая часть воспоминаний. На допросах он судорожно пытается вспомнить даты падения городов, фамилии полководцев. Что-то полезное удается вспомнить лишь по конструкторам и ученым. К тому же, утечка информации приводит к сдвигу сроков войны на одну неделю, изменению направления главного удара и т. п. Словом, герой честно погибает в бою на подступах к Москве.