Лэнс Армстронг, «Тур де Франс» и самый громкий скандал в истории спорта - Альберготти Рид (бесплатные серии книг TXT, FB2) 📗
На шестнадцатом этапе спортсменам предстоял тяжелый день в горах – четыре подъема на трассе длиной более 180 километров. Последний подъем того этапа Ля Туссюир был не особенно крутым, но очень длинным. Лэндис начал хорошо, ровно ехал вместе с остальными, но вскоре что-то пошло не так. На подъеме Перейро и другие велогонщики ушли в отрыв. Испанец Карлос Састре атаковал, он привстал в седле, вызывая группу сразиться в горной дуэли. Лэндис сразу же отстал. Казалось, что ему тяжело, что он «треснул». К концу дня все его надежды на победу рухнули. Потеряв 10 минут, он на 8 минут отставал от лидера гонки Перейро.
Вечером в гостинице у него сильно разболелось бедро, и он задумался о том, чтобы сойти с гонки. Результаты дня его сильно расстроили. Он знал наверняка, что еще одна операция – и мечты о победе в самой крупной гонке планеты можно оставить. Тем вечером он сделал то, чего спортсмены на «Тур де Франс» не практикуют с 1930-х годов, когда алкоголь считался лучшим средством от боли: выпил виски с пивом. Ему казалось, что он это заслужил. Почему он должен лишать себя маленьких радостей? Немного расслабившись от «лекарств», Лэндис решил не просто продолжать гонку, но и отважился на кое-что экстремальное.
Семнадцатый этап проходил от Сен-Жан-де-Морьен до Морзина. На трассе под двести километров длиной было пять подъемов. Как всегда, лидеры гонки держались вместе до последнего подъема, где переходили в решительное наступление. На первом подъеме уже через два часа Лэндис пошел в атаку. Все остальные удивленно переглянулись. С Лэндисом не было рядом никого из команды, он был совсем один. Его атака выглядела как попытка самоубийства, вызванная отчаянием предыдущего дня. Он ехал впереди пачки, его отрыв увеличивался. Минута, две, пять.
Он обгонял остальных на 8 минут, в том числе Перейро. Это было не так уж и хорошо, потому что остальные велогонщики, узнав по радиосвязи, в какой отрыв ушел Лэндис, начинали планировать его обгон.
Перейро ехал в желтой майке, ему было что терять, и атаки ждали от него. В тот жаркий летний день в пелотоне чувствовалась некоторая несогласованность. Команда Перейро была сравнительно слабая, и он искал себе в поддержку других велогонщиков, но они дали ему понять, что если он не хочет вести атаку, то и не надо: желтую майку не им терять.
Из-за междоусобицы момент был упущен, Лэндис ушел в большой отрыв, и у него появился шанс вернуться в лидеры гонки. Однако когда он начал подъем на Коль-де-Жу-План, его лидирование стало стремительно сокращаться. Сначала он опережал всех на 8 минут, потом на 7,5 минуты, а на вершине уже на 7 минут.
Теперь Лэнису предстоял спуск с вершины Жу-План в город Морзин. Он занял свою аэропозицию и собирался отвоевать максимально возможное время. Пересек финиш и поднял вверх кулак. В результате лидерство Перейро с 8 минут сократилось до 31 секунды. Лэндис был на третьем месте; по всем расчетам он мог вырваться в лидеры на последней гонке с раздельным стартом.
Через два дня Лэндис надел свой костюм и взял аэродинамический велосипед для последней «разделки». В этот раз обошлось без проколов, и он легко обошел Перейро, надев желтую майку с отрывом в 59 секунд.
В последний день гонки в Париже пришла очередь Лэндиса пить шампанское и позировать перед камерами, его очередь делать круг почета по Елисейским Полям.
Он стоял на пьедестале почета и был по-настоящему счастлив. Лэндис не собирался становиться героем, не жаждал славы, но был рад, что его победа принесет ему деньги и он наконец сможет оплатить счета, кредиты, содержать машины и свой Harley-Davidson. Благодаря рекламным сделкам, которые обязательно последуют за его победой, он сможет обеспечить достойное существование своей семьи. Слава была второстепенна.
Восторг прошел через пару дней. Флойд находился в Голландии на критериуме, когда по телефону ему сообщили плохие известия. В образцах его мочи, взятых после семнадцатого этапа «Тур де Франс», был зафиксирован аномально высокий уровень тестостерона. Тест вот-вот должны были засчитать положительным и лишить Лэндиса титула.
Флойд обсудил свое затруднительное положение с владельцем команды Анди Рихсом и консультантом команды Джимом Оховицем. Прежде чем они успели предпринять хоть какие-то действия, информация просочилась в прессу, и стало уже слишком поздно.
На следующий день Лэндис давал пресс-конференцию в Испании. Он пришел неподготовленным, толком не понимал, что будет говорить. Когда его спросили, употреблял ли он когда-нибудь запрещенные препараты, он, замявшись, неуверенно ответил: «Вроде нет».
Такой ответ имел эффект разорвавшейся бомбы: он прозвучал почти как признание. Сразу после пресс-конференции Лэндису позвонил Армстронг: «Слушай… когда люди тебя спрашивают… употреблял ли ты допинг, нужно категорично отвечать “нет”». Лэндис совету внял.
Флойд улетел в Штаты и пытался разобраться, что ему делать дальше. Он советовался с людьми, которым доверял. На какое-то время он остановился в доме Дуга Эллиса на Манхэттене – богатого и успешного программиста в финансовой индустрии, который хотел собрать свою велокоманду. По совету Эллиса Флойд встретился с Джонатаном Вотерсом – он был теперь директором полупрофессиональной велокоманды. Вотерс не видел простого решения проблемы, ведь антидопинговая система работала безотказно. Лэндису никогда не удастся обхитрить ее. Вотерс считал, что лучше всего было во всем признаться, выложить все начистоту, даже если из-за этого придется завершить карьеру. Он сказал, что, если Лэндис решится все рассказать, тогда будет больше вопросов к велоспорту, чем к нему, большая часть ответственности за его поступок перейдет к руководству спорта. Если же он решит бороться, как это сделал Хэмилтон, то проиграет, дискредитирует и разорит себя.
Конечно, у Вотерса были свои секреты и он прекрасно знал всю тяжесть этих тайн. Обманывая своих друзей и семью в течение многих лет, он не собирался признаваться в том, что сам отлично знаком с допинговой системой. Самое смелое, на что он решился, – разрешил журналистке Джульетте Макур анонимно использовать свою цитату в ее материале про Фрэнки Эндрю. В этой статье она писала, что Эндрю и другой безымянный велогонщик употребляли ЭПО, но что никто не видел, как это делает Армстронг. Вотерс тогда сказал Макур, что на этот непростой вопрос он отвечать не будет, и это, по его мнению, ясно означало: «Да, я видел, как Армстронг принимает допинг. Я не собираюсь это отрицать, но и подтверждать не буду».
Лэндис всерьез задумался о том, чтобы во всем признаться, но Армстронг и другие люди из индустрии велоспорта советовали ему бороться. Они говорили, что нельзя признаваться в употреблении допинга, потому что в таком случае разоблачение ждало всю команду, включая ее руководство. Лэндис все еще надеялся вернуться в спорт, а подобные неожиданные признания ему в этом не помогли бы.
Через месяц после положительного теста Лэндиса его тесть и лучший друг Дэвид Витт совершил самоубийство, выстрелив себе в голову. Он был совладельцем местного ресторанчика, страстным культуристом и одним из поставщиков допинга для Лэндиса. Витт получал рецепты с допингом на свое имя, в том числе тестостерон и гормон роста. Витт долгое время страдал депрессией, но история с Лэндисом наверняка стала для него последней каплей.
Лэндис был опустошен. Ему казалось, что на его жизнь обрушился гигантский оползень, который сметает все на своем пути.
В отчаянии Лэндис снова пришел к Джиму Оховицу: он был из тех немногих, кто мог адекватно оценить ситуацию и подсказать решение. Оховиц находился в Санкт-Морице, когда Лэндис и Армстронг тренировались с Микеле Феррари, и он знал все о мире велоспорта. Он не только работал президентом Федерации велоспорта США и в компании Тома Визеля, но знал всех главных игроков, в том числе Лэнса Армстронга, с которым близко общался.
Когда Лэндис позвонил Оховицу, тот был в гостях у Шерил Кроу в Голливуде. Она умела дружить, и поэтому они продолжили дружбу даже после разрыва с Армстронгом. Оховиц пригласил Лэндиса приехать поговорить. Кроу угостила их напитками и бутербродами, а сама отправилась по делам. Они вдвоем сидели на веранде с видом на центр Лос-Анджелеса и разговаривали.
