Происхождение партократии - Авторханов Абдурахман (бесплатные версии книг TXT) 📗
В конце доклада Зиновьева протокол отмечает: «бурная, горячая овация; долго не смолкающие аплодисменты; делегаты встают и поют Интернационал» — такого приема никогда не удостаивался даже Ленин!
В конце же второго доклада ЦК — доклада Сталина — в протоколе нет указания о «бурной овации» (на следующем съезде протокол будет писаться иначе).
Зато Сталин изложил четкую и стройную концепцию тотальной власти партии на всех уровнях и во всех отраслях жизни общества и государства. В центре этой концепции он поставил кадровую политику, он потребовал превращать пленумы ЦК и ЦКК «в школу выработки лидеров рабочего класса», а пленумы губкомов и уездных комитетов в «школу лидеров местного и областного характера» (там же, стр. 121). Сталин предложил систематически пополнять кадры за счет выдвижения «партийного молодняка» сверху донизу. Об оппозиции Сталин сказал, что оппозиционеры, «каркавшие еще недавно о гибели нашей партии, очень напоминают людей, которых следовало бы назвать чужестранцами в партии» (там же стр. 127).
«Тройка» и руководимый ею партаппарат были очень грубы в полемике с троцкистами и действовали по методу «клевещите, клевещите, — что-нибудь да останется». Такие методы считались недопустимыми даже в острые периоды борьбы между фракциями большевиков и меньшевиков. Сейчас ЦК обвинял Троцкого и авторов «заявления 46», ссылаясь на решение X съезда, но не в том, что они составили фракцию, ибо таковой не было, а в том, что они вообще осмелились написать закрытые письма на имя партии с критикой ее исполнительного органа — ЦК. Критика партаппарата даже с партийных позиций объявлялась преступлением.
Из критиков или оппозиционеров ЦК на съезде выступили четыре человека: Троцкий, Преображенский, Радек и гость от Коминтерна Б. К. Суварин.
Троцкий обещал воздержаться от всякой полемики, которая может обострить положение или внести в дискуссию личные моменты. Это была, пожалуй, самая содержательная и самая аргументированная из всех речей Троцкого на партийных съездах. В то же время она находилась и по форме, и по тону в таком резком контрасте с той грубой, примитивной и развязной полемикой сторонников ЦК, что вслед за Углановым Зиновьев назвал речь Троцкого «парламентской». Он пояснил, что он понимает под «парламентской» речью: «Парламентскую речь можно охарактеризовать двумя чертами. Первая, когда человек говорит не совсем то, что он думает, или даже совсем не то, что он думает. Вторая черта — когда человек, выступая в парламенте, «через окно» говорит какой-то другой среде… Я думаю, что в речи т. Троцкого были обе эти черты» (там же, стр. 251). Речь Троцкого с точки зрения партийной ортодоксии, с точки зрения ленинизма, была настолько неуязвима, что Зиновьев, как и Сталин с Каменевым, объявил ее неискренней.
Поскольку критиковать позиции Троцкого по существу было невозможно, его критиковали не за то, о чем он говорит, а за то, о чем он не говорил, но, по мнению «тройки», должен был говорить. Этот уникальный прием полемики с противником был изобретен Сталиным.
Троцкий начал с констатации факта, что сам ЦК в единогласном решении Политбюро от 5 декабря 1923 года «открыто провозгласил изменение внутрипартийной политики», чтобы ликвидировать, как отмечено в этой резолюции, «наблюдающуюся бюрократизацию партийных аппаратов и возникающую отсюда угрозу отрыва партии от масс» (там же, стр. 146).
Надо указать, что это постановление ЦК не было актом доброй воли ЦК — это был компромисс подкомиссии ЦК в составе Троцкого, Каменева и Сталина (об этом Сталин говорил на XIII съезде). Политбюро вынуждено было временно пойти на этот компромисс ввиду сильного, возрастающего давления партийной массы. Поэтому ЦК хотя и опубликовал решение от 5 декабря, но совершенно не собирался руководствоваться этим компромиссным решением (недаром его никогда не включали и до сих пор не включают в партийную кодификацию — в «КПСС в резолюциях»).
Однако Троцкий воспользовался этим решением и через три дня — 8 декабря — выпустил свой знаменитый «Новый курс», который являлся как бы комментарием решения ЦК от 5 декабря.
Сейчас партийные историки квалифицируют «Новый курс» почти как контрреволюционный документ (3. И. Ключева, «Идейное и организационное укрепление компартии…», 1970, стр. 129), хотя он печатался с согласия ЦК в «Правде», начиная с 11 декабря 1923 г. Конечно, Троцкий писал там очень неприятные для «тройки» вещи. Стоит привести только три цитаты:
«Партия живет на два этажа: в верхнем — решают, в нижнем — только узнают о решениях» (Л. Троцкий, «Новый курс», Москва, 1923, стр. 12);
«Опасность старого курса… состоит в том, что он обнаруживает тенденцию ко все большему противопоставлению нескольких тысяч товарищей, составляющих руководящие кадры, всей остальной массе, как объекту воздействия» (там же);
«Было бы смешной и недостойной политикой страуса не понимать, что формулированное резолюцией ЦК обвинение в бюрократизме есть обвинение именно по адресу руководящих кадров… Дело в аппаратном курсе, в его бюрократической тенденции. Заключает ли в себе бюрократизм опасность перерождения или нет? Было бы слепотой эту опасность отрицать. Бюрократизация грозит отрывом от масс, сосредоточением всего внимания на вопросах управления, отбора, перемещения, сужения поля зрения, ослабления революционного чутья, то есть большим или меньшим перерождением старшего поколения… Усматривать в этом предостережении, опирающемся на объективное марксистское предвидение, какое-то "оскорбление", "покушение" и пр. можно только при болезненной бюрократической мнительности и аппаратном высокомерии» (там же, стр. 13).
Эти свои тезисы Троцкий обосновывал на XIII съезде ссылками именно на решения ЦК от 5 декабря.
Так как вернейшим единомышленником «тройки» в Политбюро был Бухарин, то Троцкий привел выступление Бухарина на одном из партийных собраний Москвы, как доказательство роста партаппаратного бюрократизма. Бухарин говорил там: «Недостатков, которые привели к известному полукритическому состоянию нашей партии, бесконечное множество… Обычно секретари ячеек назначаются райкомами… Приходят и спрашивают: "кто против?", и так как боятся высказаться против, то соответственный индивидуум назначается секретарем бюро ячейки… У нас в большинстве случаев выборы превращаются в выборы в кавычках. С порядком дня та же процедура… Зачитывается заранее заготовленная резолюция, которая проходит по шаблону… "Кто против?", а так как говорить против начальства нехорошо, то этим вопрос кончается… Вот обычный тип отношений в наших партийных организациях… "Никакой дискуссии!", "Кто против?" и т. д. и целая система таких приемов сводит на нет внутрипартийную жизнь… Я привел несколько примеров из наших ячеек. То же самое можно заметить в несколько измененной форме и по следующим рядам нашей партийной иерархии» («Тринадцатый съезд…», стр. 147–148).
Процитировав Бухарина, «одного из видных членов ЦК», Троцкий отметил, что причины, указанные Бухариным, «побудили ЦК, с теми или иными внутренними разногласиями, вынести в целом решение столь исключительной важности», решение, в котором сделан вывод: «интересы партии… требуют серьезного изменения партийного курса в смысле действительного и систематического проведения принципов рабочей демократии» (там же, стр. 147–148).
Как «Новый курс», так и «письмо 46-ти» (Пятаков, Преображенский, Серебряков, Сапронов, Смирнов, Осинский, Дробнис и др.) требовали проведения в жизнь вот этого самого единогласно принятого постановления ЦК. Нелепость сложившегося положения заключалась в том, что «тройка» вовсе не собиралась его проводить в жизнь; «тройка» просто создавала себе документом 5 декабря алиби против Троцкого, а Троцкий и всерьез думал, что старый курс бюрократизации партии кончился и отныне начинается «Новый курс».
