Остановка в Чапоме - Никитин Андрей Леонидович (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Судя по остаткам штолен, разработки велись с размахом, во вскрышных работах участвовали, по-видимому, десятки человек, как можно полагать, здешних крестьян, и все же, несмотря на уже заведенное дело - камни-то надо было обрабатывать! - оно не дало никаких побегов, не привилось...
А с чего начинать сейчас? Вероятно, со школ, с уроков труда, чтобы заинтересовать молодежь.
Пялице это, во всяком случае, уже не под силу, а вот для Варзуги и Кузомени могло бы открыть интересную перспективу.
...Тарабарин не ошибся: путь наш, как и все имевшиеся на нем корги, мысы, отдельные камни, Телышев знал, оказывается, не хуже, чем собственный дом. По-моему, первые полтора часа он вел карбас вообще не открывая глаз, и только дважды мы царапнули днищем песок. Потом холод с моря расшевелил и его. Он начал ежиться, ерзать на банке, закурил. Прежде сонный его взгляд стал осмысленным и острым. Мне показалось, он даже улыбнулся, приметив, как я ворочаюсь под тулупом и пленкой. Володя Канев спал рядом мертвым сном. Лишь однажды, словно услыхав звонок какого-то невидимого будильника, он приподнялся, взглянул на берег и, проговорив: "Пулоньга уже...", снова улегся на полушубок.
Отвернув угол пленки, я увидел низкие берега, пустынное устье реки, маленькую избушку на конце длинной песчаной косы, а чуть поодаль - остатки фактории, за которыми начинались высокие гряды песчаных дюн.
После Пулоньги берег изменился. Сначала слева поднялись высокие обрывы, почти сплошь затянутые снегом, по которому, словно свежие раны, тянулись следы глинистых потоков и зияли полумесяцы оползней. Потом глинистые холмы как-то разом кончились, и из-под них появились скалы.
Далеко оторвавшись от низких каменистых мысов, из моря поднимались скальные островки и просто отдельные глыбы, окруженные пеной прибоя. Кое-где, оставленные приливом, на них лежали огромные толстые льдины, издалека похожие на гигантских белых медведей.
Мы шли уже шестой час, видимость стала совсем плохой, со стороны моря дул резкий, холодный ветер, напоминавший о близости сплошных ледяных полей, скрытых туманом.
- Подходим, скоро Бабий! - толкнул меня в бок Канев.
Он успел основательно выспаться, хмель у него давно прошел, и по всему было видно, что крепкому парню такое путешествие по холодному морю в два конца - дело обычное.
- Ну как. Иван Андреич, живой? Может, сменить тебя? - прокричал он Телышеву на корму. Тот отрицательно качнул головой и махнул рукой в сторону берега, где виднелись длинная изгородь и какие-то навесы.
- Старый загон для оленей,- поясняет мне Канев.- Сюда они выходят...
Зашевелился и Володин племянник под брезентом.
Для меня, как для каждого горожанина, олени - и домашние, стадные, и дикие, еще живущие в сосновых борах вдоль рек Терского берега,- поначалу были окружены ореолом если не романтики, то, во всяком случае, экзотики. Встречи с ними оказывались чрезвычайно редки. Небольшие, отбившиеся от стада группы в пять-шесть оленей пугливо бросались при встрече в сторону или паслись на дальних высоких холмах, зорко оглядывая прилегающую местность.
Зато их следы попадались на каждом шагу. В первую очередь в глаза бросались тропы - более узкие и глубокие, чем те, что выбиты ногами человека. Они пересекали водоразделы почти под прямым углом по отношению к человеческим тропам. И везде - на берегу моря, в лесу, на каменистых, поросших ягелем и лишайником увалах, на сухих тундрах - то там, то здесь я примечал погрызенные лисами оленьи рога и остатки скелетов, оставшихся от пиршеств медведей и росомах.
- А сейчас где? - Кричать приходится в ухо, чтобы перекрыть ветер и стук мотора.- Олени, говорю, где сейчас?
- В лесу. Холодно, вот и нет их. А уже пора! Каждый день выходим, смотрим тропу.
- А кто с оленями?
Он не понял вопроса, и я переспрашиваю, кто сейчас пасет оленей в лесу. Володя удивился:
- А чего их сейчас пасти? Сами ходят. Все равно ничего с ними не сделается, никуда в другую сторону не уйдут, только на берег, вот сюда... Они по своим тропам ходят. А мы все здесь, вторую неделю ждем их выход...
Он объясняет, что в июне, когда обычно устанавливаются теплые дни, не то что этим летом, пастухам нечего делать возле стада. Отёл прошел, "пыжи", как называют новорожденных, уже встали на ноги, окрепли, и пастухи уходят на берег моря, чтобы ждать оленей на местах их постоянного выхода.
Вместе с теплом поднимаются комары, мошка, овода, и олени сами бегут из леса на берег, где ветер хоть немного сдувает гнус. Правда, стадо при этом рвется на части, и главная забота пастухов - не упустить по пути к морю оленей в стороны - на другие реки, в леса, в другой район. Вот почему каждый день кто-либо из них выходит за двадцать-тридцать километров от берега и "смотрит тропу" - появились ли следы оленей и куда они ведут...
- Так что сейчас для вас отдых, можете отсыпаться? - расспрашиваю я.
- Зачем отдых? - опять удивляется Володя.- У нас работы всегда хватает. Сейчас сани делаем к осени, упряжь чиним, ремонтируем загоны - выбраковывать оленей будем, клеймить. Для колхоза на зиму надо дрова заготовить, отсюда плавим.- Он показал на груды выброшенного морем леса, лежащего внавал на скалах берега на всем протяжении нашего пути.- А сенокос начнется, опять же мы пойдем косить для колхоза - по Пулоньге, Погорелой, по Бабьей реке...
- Ну, в этом году какой сенокос? - усомнился я, вспомнив невеселые разговоры в Пялице.- Тепла нет, вон сколько еще снега!
- Может, и не встанет трава,- соглашается Володя.- Мы у себя в колхозе и смесь сеяли, и картошку садили, а все погнило. Нет лета! Вот и олень на берег не идет, некому его из леса гнать... И с рыбой то же самое. Бригады выехали, а все зря. Вчера звонили в колхоз, даже якорей поднять не могут, лед на берег прет. У нас ведь в эту сторону тоней нет, все водоемы на север, к Поною. "Боровский" пройти не может, без продуктов сидим. Муку с самолета сбрасывали, да и та вся уже вышла, хорошо в Пялице оказалась, везем. Ну, вот и пришли!
Я приподнялся. За семь часов хода, иззябнув и окоченев, я столько думал об этом Бабьем ручье, где нас ждет теплая, жарко натопленная избушка, в которой можно отогреться и отоспаться, что не терпелось ее увидеть. Даже все мысли, связанные с поездкой в Сосновку, сейчас вытеснились этим простым и нетерпеливым ожиданием.
"Земля обетованная" выглядела сурово. Карбас заворачивал в неглубокий залив, где из воды торчали камни и скалы. Плотным и толстым слоем лежит по обрывам снег, сбегая круто к воде. На камнях, обсохшие по отливу, зеленеют большие ноздреватые льдины, загнанные сюда ветром и течением. Телышев, разом оживший, привстал, всматриваясь вперед, и поворачивал карбас на малом ходу то вправо, то влево, лавируя среди известных ему подводных камней. И я не сразу разглядел предмет наших семичасовых вожделений - маленькую, похожую на конуру избушку, приткнувшуюся на скале между камнями и снегом.
- Успели,- удовлетворенно произносит Володя.- Еще минут на двадцать опоздать - ни за что бы не войти...
Телышев направляет карбас к полузаваленной снегом расщелине, в глубине которой шумит ручей. Здесь стоит еще один такой же карбас. Вдоль тропинки, выбитой в крутом снежном откосе, протянут канат, цепляясь за который можно подняться на берег.
От избушки навстречу уже шли пастухи.
- Идите, без вас разгрузим,- легонько тронул меня за плечо Володя, когда я взялся за один из мешков с мукой.
Вокруг маленькой избушки сидят и лежат собаки, привязанные поодиночке к столбам и кольям, желтеет свежая щепа, только что напиленные и частично уже наколотые дрова. Под навесом у одной из стен белеют свежие полозья для саней.
Оставив рюкзак в сенях на ворохе оленьих шкур, я толкнул дверь и вошел внутрь.
Избушка была маленькой, прокопченной, как банька, густо наполненной едким дымом печки, перемешанным с табачным дымом. Два крохотных оконца смотрят в разные стороны - на море и на тундру. Вдоль стен два деревянных топчана, покрытые оленьими шкурами, достаточно широкие, чтобы на каждом из них могло уместиться по два человека. Между ними - столик с кружками, пачками сахара и печенья, а рядом - деревянные, добротно сколоченные лавки.
