Политический сыск, борьба с террором. Будни охранного отделения. Воспоминания - Коллектив авторов (мир бесплатных книг TXT) 📗
Вообще, роль чинов Корпуса жандармов была значительно менее той, которую им приписывали, и деятельность розыскных органов заканчивалась гораздо ранее самого решения дела.
Во всяком случае, злой воли и злоупотреблений со стороны руководителей розыскных учреждений не констатировано даже следственной комиссией Временного правительства. Продолжавшееся несколько месяцев изучение этой комиссией агентурного и другого материала, находившегося в Департаменте полиции и в подчиненных ему органах, не дало никаких улик, которые могли бы послужить основанием для привлечения к судебной или иной ответственности хотя бы одного жандармского офицера. Это обстоятельство настолько веско, что обвинение розыскных органов в злостной провокации и прочих преступлениях лишается даже тени обоснованности.
В заключение можно провести полную аналогию между беспомощностью русской государственной власти в борьбе с революционерами и слабостью власти культурных государств почти всего мира в борьбе с коммунистами. Коммунисты бьют по головам, выворачивая все препятствующее им, как ураган вырывает деревья с корнями, тогда как правительства, нанося удары перифериям, оставляют и даже охраняют очаг коммунизма в лице коммунистического правительства СССР, являющегося исполнительным органом III Интернационала1.
П. Заварзин
Париж
1929
Глава 1. Последние дни Императора Александра III
Как и все офицеры Отдельного корпуса жандармов, я начал свою службу в строевой части, где скоро обстоятельства столкнули меня с тем особым миром, в котором мне было суждено провести впоследствии почти 20 лет, сделавшим меня близким свидетелем событий крупного значения.
Государева рота 16-го стрелкового Его Величества полка в августе 1894 года получила приказ отправиться в Ливадию, Крымскую резиденцию Государя. Полк этот входил в состав 4-й стрелковой бригады, покрывшей себя славой в Русско-турецкую войну, заслужив название Железной Бригады. Квартировала бригада в Одессе, а во время пребывания царской семьи в Ливадии наша рота, которой Государь состоял шефом и числился в ее списках, несла внешнюю охранную службу дворца. Ротой в то время командовал капитан Сперанский, а пишущий эти строки был в ней командиром полуроты.
Нам было известно, что у Императора Александра III болезнь почек и что по предписанию врачей он должен провести некоторое время на юге.
Пошли приготовления к предстоящей ответственной службе: усилились строевые занятия, производилась проверка знаний солдат и умения их давать правильные ответы на предлагаемые по воинским уставам вопросы, осматривалось оружие, прилаживалось снаряжение, парадные мундиры и проч.
Наконец настал день выступления. После молебна на полковом дворе предшествуемая знаменем рота, с хором полковой музыки, двинулась к гавани для посадки на пароход. Молодцевато проходили стройные ряды стрелков; их молодые цветущие лица невольно привлекали внимание прохожих, вызывая похвальные отзывы. Рядом, зная свое место, бодро бежала ротная собачка Жучка, неизменный спутник роты и любимица солдат. Наконец посадка на пароход, последние приветы толпы провожающих, и под звуки народного гимна пароход ушел в спокойное море, отражавшее молочным цветом раннее прохладное утро.
На рассвете следующего дня мы пристали к молу Ялтинской бухты. Как красив вид на Ялту, приютившуюся на берегу дугообразного залива, с ее белыми зданиями и полутропическими садами, над которыми стройно высились пирамидальные темные кипарисы! Сквозь зелень садов видны дворцы Ливадии. Несмотря на ранний час, на набережной было много народа, пришедшего нас встретить. Своеобразна ялтинская толпа. Смесь типов и одежд, от петербургских и московских модниц в парижских туалетах до смуглых татар в их пестрых нарядах и круглых каракулевых или шелковых шапочках, а также татарок, прикрытых чадрой, из-за которой блестят плутовато любопытные черные глазки.
Под звуки полкового марша мы бодро двинулись по дороге к Ливадии; настроение наше было приподнятое. Увы, мы не предполагали, что в это ясное радостное утро мы вступим в дворцовые казармы, чтобы быть свидетелями тяжелой драмы, значение которой было так велико не только для России, но и для всей Европы.
Государя еще не было, но все было полно его ожидания. В Ливадию уже прибыли некоторые лица, на которых лежала забота о безопасности и покое Царя. Мне, как строевому офицеру, была известна в точности лишь схема войскового охранения; однако, будучи назначен для связи с администрацией, я мог составить себе впервые представление и о другом роде специальной охраны, осуществляемой жандармами и полицией. Войсковая охрана была распределена так: дежурная полурота окружала цепью всю усадьбу и парк ливадийского дворца. Роты нашего полка было недостаточно для несения этой службы, а потому мы были усилены ротой, несшей постоянный караул в Ливадии, и эскадроном Крымского конного дивизиона, рассылавшего разъезды в более отдаленные районы и на шоссе. Непосредственно вокруг дворца стояли чины сводно-гвардейского полка, а в покоях – Собственный Его Величества конвой, комплектуемый из терских и кубанских казаков. Кроме того, дворцовая полиция охраняла наружный порядок на территории резиденции и была в связи с местной уездной полицией.
Кроме охраны непосредственно самого дворца обеспечивалась и безопасность вдоль пути следования Императора. В городе осматривались все постройки, подвалы и другие сооружения. Эта мера была вызвана памятью о подкопе революционеров Кобозева и других с целью покушения на жизнь Императора Александра II в Петербурге. Кроме того, особенное внимание естественно было обращено на приезжих, жителей Ялты и ее окрестностей.
Все вновь прибывшие были обязаны тотчас по приезде заявлять о том в полицию; паспорта их проверялись, и о личности их наводились справки в Департаменте полиции, располагавшем сведениями о всех заподозренных в политическом отношении во всей империи. По выяснении политически неблагонадежных элементов их высылали или же учреждали за ними наблюдение в зависимости от серьезности имеющихся о них сведений.
Настал ожидаемый день приезда Императора; он пришелся в прохладную, сырую погоду. Стрелки в парадных мундирах, щеголяя своим любимым малиновым прибором, построились у нового дворца в ожидании Государя. Как теперь, вижу перед собою образцовый порядок строя, бодрые лица, горящие от волнения, что было свойственно военному тех времен при лицезрении своего Царственного Вождя.
Вдали, со стороны города, послышался приближающийся, как перекаты грома, гул многотысячной толпы. Население приветствовало Государя несмолкаемым «ура». Еще несколько минут, и ко дворцу ровной рысью подъехала открытая парная коляска с Императором и Императрицей. «Смирно! Слушай на караул!» – раздалась команда командира роты. Быстрой тенью промелькнул прием ружей, взятых на караул, и сосредоточенные лица обратились к правому флангу, у которого остановился царский экипаж. Государь был в генеральском пальто. Первый взгляд на это открытое, с ярко выраженной твердой волей лицо обнаруживал тем не менее, что внутренний недуг подрывает могучий организм. Необычайна для Государя была его бледность и синева губ.
При виде войск первым движением Царя было снять пальто, как этого требовал устав, если парад представляется в мундирах без шинелей. Мы видели, как в тревоге за состояние здоровья своего супруга Императрица хотела его остановить, но послышался твердый ответ: «Неловко!» – и Государь в одном сюртуке подошел к роте. На левом фланге представился поручик Бибер, назначенный ординарцем к Императору. Тот самый Бибер, который впоследствии командовал своим родным полком и пал смертью храбрых в бою с австрийцами в Великую войну.
– Здорово, стрелки! – прозвучал громкий, низкий голос, за которым последовал дружный ответ солдат. Медленным шагом Государь обошел фронт, оглядывая его тем взглядом, под которым каждому казалось, что Царь только на него и смотрит. Когда рота прошла под звуки музыки церемониальным маршем, мы услышали похвалу: «Спасибо, стрелки! Славно!»… Ни у кого из нас, конечно, не зарождалось мысли, что это был последний привет Царя строевой части…
