Не зарекайся - Ажиппо Владимир Андреевич (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Эти отношения существовали во времена тюрем тоталитаризма, в период перестройки, существуют сегодня и наверняка будут существовать завтра. Теории, о которых приходится слышать, дескать, почвой для шовинизма, национальной розни и ненависти являются бедность, неграмотность, забитость и отсутствие прав, в тюрьме не срабатывают. Нет человека бедней, забитей и бесправней зэка, но межнациональных распрей в тюрьме не было и нет. В самый разгар Нагорно-Карабахского конфликта азербайджанец и армянин мирно сидели в одной камере, вместе ели-пили и еще шептали друг другу на ухо что-то на только им понятном языке, замышляя какую-то свою хитрую выгоду.
Тюрьма, с ее привычно грубыми отношениями, конечно же, разделяет зэков по национальностям, при этом используются слова, оскорбительные на свободе, но не в тюрьме. Еврея в глаза называют «жид», кавказца — «зверь», россиянина откуда-нибудь из глубинки — «кацап», уроженца западных областей Украины — «бандера». При этом никто никого не хочет оскорбить, а потому никто и не оскорбляется.
Так как тюрьма не признает в общении фамилий, зэки месяцами могут находиться рядом, активно общаться, приятельствовать и ссориться, но при этом знать друг о друге только, что вот это — Юра Кацап, а это — Вова Жид. Национальность используется в качестве определяющего или уточняющего признака. Одного называют Сережа Крымский, другого — Толя Харьковский, а третьего — Федя Зверь (зверь, понятно, не потому, что он людоед, а потому что родом, допустим, из Дагестана и зовут его Фарид).
Иногда неприязнь к зэкам некоторых национальностей или национальных групп все же присутствует, но вызвано это не национальной враждой, а другой причиной. К цыганам или тем же зверям относятся порой настороженно и недружелюбно из-за того, что они свои дела обсуждают на непонятном для окружающих языке («хрюкают по-звериному»). Русским или украинским зэкам это, понятно, не нравится — они, кроме своего полуматерного, другого языка не знают. Но национализм здесь не при чем.
Словом «жид» не всегда называют только еврея. Так как национальным признаком евреев считается сообразительность и умение извлечь выгоду в любой, даже пропащей, ситуации, то жидом могут называть любого человека с быстрыми мозгами, хоть и фамилия у него, допустим, Петрусенко. Зверем могут назвать любого, внешне похожего на кавказца.
Элементы межнациональной розни в тюрьму привносят тюремщики — у них психология только наполовину зэковская. Так, при какой-нибудь «раздаче» азербайджанец обязательно получит пару лишних пинков или ударов палкой только за то, что он зверь, чеченец «ответит» за кровь русских солдат и слезы их матерей, а еврей или цыган — за то, что, падла, еще не всех обдурил. Но при этом истинного задора менты, как правило, не проявляют, а просто исполняют, как ритуал, норму поведения. Нужно же продемонстрировать начальству и окружающим свою тупую принципиальность и вроде как патриотизм.
Несколько особняком стоит отношение общей массы зэков к неграм, китайцам или вьетнамцам, которых в тюрьме с каждым годом становится все больше (как и на свободе). К ним относятся слегка презрительно и насмешливо, но причина этого в том, что зэки смотрят на этих забавных ребят как на что-то экзотическое. Но негр или китаец от этого не страдает, воспринимает нормально, понимает, что вождем хаты ему все равно не быть.
Тюремное врачевание
Одно из распространенных заблуждений относительно тюрьмы — то, что в санчасти СИЗО находиться намного приятней, чем в следственной камере. Заблуждение это идет от неправильного сравнения рассказов о сталинских лагерях с современной тюремной действительностью. В лагпунктах и на командировках того времени, где арестант, чтобы получить пайку, должен был отработать на повале или в шахте десять-двенадцать каторжных часов, оказаться в санчасти — это как очутиться в раю. Пайка здесь была, конечно, меньше, но и работы никакой. Лежи себе и плюй в потолок. В нынешних колониях условия труда ничем не отличаются от условий на любом заводе, да и работы на всех не хватает. И на пайку зарабатывать не надо, ее выдадут по-любому. Находящиеся под следствием зэки вообще не работают, и без санчасти можно лежать и плевать в потолок. Поэтому слепо стремиться на лечение не надо.
Шутить сквозь слезы по поводу казенного врачеванья начали еще великие. Сто пятьдесят лет назад Николай Васильевич Гоголь писал: «…лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет… Это уж так устроено, такой порядок… Все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком». Болеть в тюрьме нежелательно. Ноющий по поводу своих хворей зэк — настолько привычная картина, что на него вообще никто внимания не обращает, ни администрация, ни сокамерники. Случается, начинают замечать, когда он уже остыл. Но если все-таки болезнь случилась (а кто от этого застрахован?), нужно принимать меры. Чтобы не остыть.
Прежде всего, надо проявить настойчивость: использовать любую возможность, чтобы заявить о болячке. Для всякой тюрьмы характерно отсутствие умной организации и дефицит людей, способных эту организацию создать и поддерживать. Постовой контролер, которому вы расскажете о болезни, скорее всего, никому эту информацию не передаст. Подумает: об этом, наверное, знает медсестра, так зачем суетиться? Медсестра подумает, что об этом уже знает врач, а врач может по этому поводу вообще ничего не думать.
Вот суровый пример. В следственной камере один зэк упал на параше и сломал бедро. По свободе он был наркоманом, кости у него слабенькие, вот нога и сломалась при небольшом ударе. Четверо суток после этого его сокамерники просили дежурных контролеров, чтобы те вызвали врача. Каждый контролер абсолютно добросовестно и абсолютно тупо звонил в санчасть, но, так как коммутатор соединял его с таким же контролером в коридоре санчасти, то он ему эту просьбу и передавал.
Тот также добросовестно и тупо рассказывал это первому попавшемуся доктору, а доктор, занятый «рисованием» историй болезни, не вникая в суть информации, бурчал, что в корпусе, где находится больной, есть свой врач. Все, в общем, что-то предпринимали, но толку от этого не было никакого.
На третий день мимо камеры пробегала какая-то тетка в белом халате. Контролер сообщил ей о беде. Тетка через решетчатую дверь, с расстояния пяти метров, внимательно посмотрела на хворого, спросила, что с ним. (Вот это метод диагностики! В тюрьме еще и не такое бывает, могут диагноз и по телефону поставить). Зэк объяснил, мол, нога болит (а что он еще мог сказать?), она дала ему две таблетки анальгина и исчезла.
К счастью, на четвертый день по графику проверка была поименная, а не количественная, и зэки должны были выйти из камеры, один не вышел, и о его переломе наконец-то узнали. Почему зэки не говорили о беде старшим по корпусу при вечерних проверках, почему не говорили «прогульщикам» — кто их знает? Стеснялись, что ли? А может быть, и говорили? Так кричать надо было. Если бы не поименная проверка, бедолага так бы и воткнул. Поэтому внимания медиков надо добиваться всеми имеющимися средствами.
Добившись приема врача или фельдшера, точно узнайте поставленный вам диагноз и запишите его, иначе забудете. Запишите, какие медикаменты необходимы для лечения. Через адвоката или следователя попросите родных, чтобы привезли так называемую медицинскую передачу.
Вопреки распространенному мнению, следователь или, как его называют в тюрьме: «следак» или «следачка», в рамках закона охотно идет навстречу подследственному. Отношение его к зэкам, как правило, спокойное и ровное. Лично он арестованному зла не желает, просто делает свою работу.
Лекарства от родных очень нужны, потому что в тюрьме необходимых медикаментов, скорее всего, не окажется. И это не вина местных лепил, никто «калики» (лекарства) налево не продает, их просто не получают. Иногда в рамках какой-нибудь гуманитарной помощи приходят просроченные препараты из Европы. Тюремные врачи собирают консилиум и пытаются перевести, например, с немецкого, что же им попало. С трудом переводят — средство для лечения поноса у свиней. Прикидывают, из чего составлено лекарство и решают — зэкам давать можно. И помогает! Из этого не нужно делать вывод, что отечественный зэк не отличается от немецкой свиньи. Отличается. У немецкой свиньи есть выбор лекарств, а у нашего зэка нет.
