Черная книга - Эренбург Илья Григорьевич (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
Белая безбрежная степь, глубокий снег, вьюга, кружат хлопья снега так, что почти ничего не видать. На санях сидит черный высокий немец и с пеной у рта, с длинным кнутом в руке, гонит 200 несчастных человеческих теней. Ноги становятся все тяжелее, сердце готово выскочить из груди, кажется, мы не выдержим этого дикого марша. Но инстинкт жизни силен, мы боремся и приходим к назначенному месту. Сани останавливаются, и злобный насмешливый взор, полный наслаждения, останавливается на измученных людях.
Я ходила с другими на работу: счищали снег.
7 февраля ко мне подошла незнакомая женщина и сказала:
”Я сестра Поли Медвецкой. Заберите Шуру, на нее донесли, и она его спрятала у дальней родственницы”.
Она сказала, что в Немирове прятали несколько еврейских детей, но их нашли и 5 февраля всех убили. Остался только Шура.
Что мне делать? Когда я еще работала докторшей в лагерях, я иногда заходила к крестьянам и лечила их. Делала я это с большой опасностью, так как Майндл сказал: ”Если узнаю, что ты зашла в украинский дом, я тебя застрелю на месте”.
Но в этих деревнях не было врача, и я не могла отказать, когда меня просили зайти к больному. Рядом с нашим лагерем жила семья Кирилла Баранчука. Я часто туда заходила, потому что у них был болен отец. Баранчук мне однажды сказал, что таких людей, как мы, он бы у себя на груди спрятал и перенес бы через Буг.
О нем я и вспомнила. Я попросила сестру Поли Медвецкой пойти к Баранчуку и сказать, что я его на коленях прошу поехать в Немиров, взять к себе на несколько дней мальчика, а там что-нибудь надумаем.
Дорогой дядя Кирилл спас Шурика, привез его из Немирова, завернув в свою шубу. Там жена его и дети — Настя и Нина — окружили мальчика любовью. Они приходили на шоссе и рассказывали, что мальчик жив и молится за нас.
Мы решили убежать — надо было спасти Шурика.
26 февраля в 2 часа ночи муж сказал: ”Поднимайся”. Мы выждали, когда полицейский зашел греться, и перелезли через проволоку. Мы пошли к Кириллу Баранчуку. Они нас хорошо приняли, а ведь это грозило им смертью. Мы пробыли там 4 дня, пришли в себя, и 2 марта Кирилл Баранчук вместе со своим дядей Онисием Змерзлым отвезли нас в Перепелицы, к Бугу. Село было полно немецких пограничников, никто не хотел нас впустить. Мы знали, что терять нам нечего, и в 3 часа ночи мы пошли наугад через Буг. Муж с ребенком на руках шел впереди. Была темная ночь. Лед начал таять, я попала по колено в воду и вывихнула ногу, но не вскрикнула. Шурик заметил это, но и он молчал. Наконец, мы на том берегу.
Крестьяне нас впустили в хату, мы отогрелись, отдохнули, потом нам дали крестьянскую одежду. Мы пошли пешком к Могилеву-Подольскому, выдавая себя за киевских беженцев. 10 марта мы пришли в Могилев и там попали в гетто. Было еще много издеватепьств и мучений, но мы дождались того дня, когда пришла Красная Армия. Мы можем свободно жить... Но на всю жизнь останутся страшные раны: от рук немцев погибли мои дорогие родители, два молодых брата, старший с женой и двумя детьми, младший — талантливый музыкант. Погибли мать и сестра мужа. Сердце мое как камень — мне кажется, если бы его резали, так и кровь не текла бы.
ИСТРЕБЛЕНИЕ ЕВРЕЕВ ВО ЛЬВОВЕ.
Сообщение И. Герц и Нафтали Нахта. Подготовили к печати Р. Фраерман и Р. Ковнатор.
Немцы вошли во Львов утром 1 июля 1941 года.
Немцы маршируют, поют и сеют ужас. Никто не выходит из дома.
На каждом углу — немецкий патруль. Гитлеровец показывает собравшейся вокруг него толпе городских подонков, как будут вешать. Он кричит беспрерывно: ”Юден капут”.
Началась облава на евреев. Местные фашисты в сопровождении эсэсовцев стали вытаскивать евреев из квартир и отводить их во львовские тюрьмы и казармы.
У входа на сборный пункт срывали одежду, забирали ценные вещи и деньги. Фашисты избивали людей до крови, издевались над ними. Их заставляли лизать языком пол, куриным пером чистить окна.
Евреев строили в ряд и заставляли бить друг друга. Когда эсэсовцам казалось, что удары слишком слабы, они вытаскивали намеченную жертву из рядов и показывали, как надо бить насмерть. Остальных, при смехе палачей, заставляли бить друг друга по щекам. Потом их расстреливали.
При первой акции, названной ”кровавым вторником”, было убито 5000 евреев.
Не успели еще несчастные люди опомниться от нее, а уже в четверг, 5 июля, стали забирать мужчин и женщин, якобы, на работу.
Их собирали на площади, рядом с Пельчинской улицей, откуда после двухдневных пыток всех повели на расстрел. Некоторым мужчинам удалось бежать. Из квартир эсэсовцы забирали все, что им нравилось, и грузили вещи на машины. Первые погромы и грабежи производили регулярные войска. За ними появились гестаповцы и аппарат немецкой администрации.
Генерал-лейтенант Фридерик Кацман, главный палач евреев Западной Украины, издал 15 июля 1941 года приказ, в котором говорилось:
1. Все евреи с двенадцатилетнего возраста должны носить белую повязку с вышитой на ней шестиконечной звездой. Появление на улице без повязки карается смертью.
2. Евреи под угрозой смертной казни не имеют права менять местожительство без разрешения немецкого отдела по еврейским делам.
Фридерик Кацман был начальником отдела по еврейским делам по всей Западной Украине. Он назначил своих заместителей: в Тарнополе — Лекса и Крюгера в Станиславе. В каждом городе и местечке он имел своих подчиненных, которые организовывали концентрационные лагеря и систематически истребляли евреев.
Во Львове, на Пельчинской улице, помещалось гестапо с майором Энгельсом во главе.
Палачи стремились к тому, чтобы разобщить еврейские массы, разделить их на группы, убить даже самую мысль о возможности организованного сопротивления. Они создавали видимость безопасности для тех, кого хотели использовать, отвлекая тем самым их внимание от истинного положения дел.
Среди евреев было много слесарей, механиков, искусных мастеров, которые были необходимы для нужд немецкой промышленности. Немцы пользовались их трудом на военных предприятиях и заводах. Среди евреев было, наконец, много здоровых и рослых людей, которых немцы заставляли работать в концлагерях на черных работах.
В первую очередь они убивали стариков, детей, женщин и людей больных, непригодных к труду. Их уничтожали во время погромов, бросали в тюрьмы, вывозили в ”леса смерти”.
Еврейский рабочий был очень выгодным: в преобладающих случаях он не только не получал платы за свой труд, но еще доплачивал, чтобы получить ”Арбейтскарте”*, и тем хоть ненадолго отдалить смерть или избавиться от лагеря, где его тоже поджидала смерть.
Если во время облавы еврей не мог показать эсэсовцам удостоверение о работе, то его убивали.
С декабря 1941 года каждый работающий еврей должен был носить повязку с вышитой на ней буквой ”А” (Арбейтсюде) и номером удостоверения с работы. Кто не имел повязки, выданной Арбейтсамтом, того тоже убивали во время ликвидационных облав.
Неработающие подделывали удостоверения о работе и вышивали повязки наподобие тех, которые выдавались Арбейтсамтом.
Находились, однако, шпионы, которые доносили об этом чиновникам Арбейтсамта. Тогда были аннулированы прежние удостоверения и вместо них выданы ”Мельдекарте”. Таким путем немцы добились точного контроля над всеми ”Арбейтсюден” и ”Нихтсарбейтсюден”.
Еврей-рабочий не получал платы за труд. Сто граммов хлеба в день, какие полагались ему, он тоже не получал, так как начальник продавал их по дорогой цене.
* * *
С ноября 1942 года евреи, работавшие в немецких фирмах, должны были носить, кроме повязки, еще белую заплату с вышитой на ней буквой ”W” (Вермахт) или ”R” (Ристунг), которая означала, что данный еврей работает непосредственно для военной промышленности.
Территорию гетто немцы отгородили высоким забором.
Двенадцатого ноября у ворот появилось множество вооруженных гестаповцев. Они задерживали каждого выходящего на работу. У кого не было заплаты с буквой ”R” или ”W” — тот шел на казнь. В результате двухдневного контроля у ворот в ноябре погибло 12000 человек.
