Хроника Монтекассини. В 4 книгах - Марсиканский Лев (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗

74. Кроме того, названный папа Виктор оставил в момент своей смерти в нашем монастыре такие украшения. Почти все их он после освящения церкви отчасти сам приобрёл вместе с братьями, отчасти выкупил как отданные в залог другими. Это были: пять позлащённых риз из белого шёлка и три ризы без золота; три позлащённые розового цвета; две зелёного цвета и другие - лимонного; семь позлащённых пурпурных, ещё пять пурпурных и две аксамитовые; риза врача Иоанна; шесть обычных риз и четыре великопостных; восемь готовых далматиков и ещё одиннадцать других; пять готовых туник и девятнадцать других; и пять на прокат (propter incensum); тридцать восемь плювиалов, украшенных золотом, и восемьдесят семь других; сто девяносто три линейных альбы; десять - из шёлка; позлащённые столы со своими манипулами - девятнадцать; из серебра со своими манипулами - три; и восемнадцать других стол. Семь епитрахилей. Три золотых фанона⁵⁹⁰ для иподьяконов и четырнадцать других. Два больших позлащённых стихаря со своими омофорами⁵⁹¹ и ещё семь из шёлка. Панно на алтарь святого Бенедикта: одна створка с жемчугами, а другая створка - позлащённая. Три алтарных покрова с золотом и два других без золота. Одиннадцать больших и превосходных покровов на алтарные фасады. Панно на алтарь святого Иоанна: пять покровов на алтарные фасады и пять алтарных покровов. Панно на алтарь святой Марии: одна створка пурпурная с золотом. Алтарный покров со смальтами. Четыре покрова на алтарные фасады. Четыре покрова. Панно на алтарь святого Георгия, золотой покров на алтарный фасад и ещё четыре без золота. Четыре покрова. Девятнадцать большие дорсалиев. Тридцать малых дорсалиев. Семь остиариев⁵⁹². Двенадцать золотых чаш с их блюдцами: семь больших и пять малых. Золотая свирель с ободком. Две серебряные саксонские чаши и ещё семь серебряных. Две серебряные свирели. Две кадильницы из золота. Две позлащённые из серебра. Ещё две большие серебряные [кадильницы] и восемь других серебряных. Подсвечники из хрусталя, одна пара. Ещё одна пара, серебряная с ониксом. И ещё одна серебряная пара с хрустальными столбиками. И ещё пять подсвечников. Две большие серебряные лампы и одна обычная. Его евангелие. Евангелие императора. Евангелие папы Стефана. Евангелие императрицы. Два евангелия брата Фирма. Евангелие аббата Алигерна. Два сакраментария с серебром. Два эпистолярия, один с серебряной доской, другой - с серебряными досками. Устав святого Бенедикта с серебряными досками. Большая серебряная чаша с драгоценными камнями и смальтами. Два серебряных ларца. Два больших золотых креста с драгоценными камнями, ещё два малых золотых и три серебряных для крестного хода. Подсвечник, кувшин со своей миской. Греческий фумигаторий⁵⁹³. Ещё один с нигеллой. Кувшин со смальтами, всё это - из серебра. Золотая дарохранительница со смальтами для тела Господнего и ещё одна большая серебряная с нигеллой. Три коппетеллы из перлов⁵⁹⁴. Две ониксовые чаши. Серебряные миски, две пары. Сто фунтов необработанного золота. Две золотые столы. Императорский фанон, целиком из золота. Двенадцать императорских скарамангиев⁵⁹⁵. Корона из серебра на алтарь святого Иоанна с пятью крестами и ещё один греческий крест. Корона серебряная, позлащённая и украшенная драгоценными камнями, имеющая шесть крестов. Ещё одна корона на алтарь святого Бенедикта, имеющая три украшенных драгоценными камнями креста. В церкви святого Николая серебряная корона и литой серебряный крест. Серебряных корон, которых он нашёл в старой церкви, одиннадцать. Того, что было коротко сказано о жизни и нравах достопочтенного папы Виктора III, а также о восстановлении и почитании этого места, вполне достаточно. Впрочем, пока вращается колесо этого мира, его достохвальные заслуги всегда получают приращение благодаря Иисусу Христу, Господу нашему, который живёт и царствует вместе с Отцом и Духом Святым во веки веков. Аминь.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КНИГА ТРЕТЬЯ

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

Начинается пролог Петра Дьякона в четвёртой книге истории Монте-кассинского монастыря к достопочтеннейшему Райнальду, кардиналу апостольского престола и почтенному и благочестивому аббату святейшей Монтекассинской обители

Достопочтенному отцу во Христе и достойному вечной памяти Райнальду¹, кардиналу святой римской церкви и достопочтенному аббату святой горы Кассино, Пётр Дьякон [оказывает] служение должного послушания. Некогда историки древности, чтобы показать дарование и ум, не переставали усердно описывать те события, которые случайно и какие во благо, а какие к несчастью происходили в Римской империи. Они всеми способами стремились совершенствовать и оттачивать на них или в них стиль своего дарования и посредством давно желанных историй являли императорам благоухающие цветы своего учения. Они обладали величайшим усердием и огромной проницательностью, так что не оставалось скрытым в целом то, что случалось в части деяний². Но, жадные до тщеславной и суетной славы и ослеплённые пустой надменностью, они стремились повсеместно распространить по всему кругу земному преходящую славу своего благородства. Но вы, отец отцов, блаженнейший воин во Христе, досточтимость вашего усердия, желая написать оставшуюся часть истории этой святой обители, соизволили поручить это нашей малости, хоть и с тем же горячим рвением, но с иной любовью³. Ибо те писали, чтобы обрести временную, преходящую, мимолётную и зыбкую славу, а ваше подлежащее покровительству Божьему блаженство требует того, чтобы мы были дороги, славны, блистательны и достохвальны у всемогущего Бога во славе будущего покоя, всё повторяя и повторяя в глубине нашей души: «В Господе будет хвалиться душа наша; услышат кроткие и возвеселятся»⁴. И я, склонив шею к повелению вашего приказа, начинаю писать четвёртый раздел нашей хроники, которую красноречивейший муж Лев, епископ Остийский, застигнутый смертью, не смог завершить, как собирался. Но, хотя я и вижу в этой святейшей обители столько славных мужей, сведущих в свободных науках, я сдаюсь и подчиняюсь этому высокому долгу. Ибо они - соль земли⁵, те, чьи слова услаждают умы людей, дабы не пропали они от отупения и скуки. Ибо они, как яблоки⁵" и лилии в семиконечном подсвечнике, омывают густую скверну грешников⁵⁶ и выводят к ясности вечного света. И вот, когда я, пребывая среди таких людей, отказался от ранее возложенного вами на нас труда, ибо я слаб, необразован и задание мне не по силам, вы, ваше блаженство, придерживаясь во всём пути древних, начали наставлять меня такими словами: «Не медля приступай к тому, что тебе поручают; возведи очи твои к горам, то есть к заповедям закона и милости, и оттуда придёт тебе помощь⁶. Ибо Ему свойственно завершать то, чего мы хотим⁷. Ведь людям свойственно насаждать, а Богу - давать приращение⁸. Ибо Он отделяет спешащих к Нему от оков плоти и крови и ведёт их к милости своей, поднимая из земли и озера несчастья и сажая с князьями своего народа⁹. Итак, полагаясь на Его поддержку, приступай к тому, что тебе велено нами по праву послушания, и вместе с тем, старательно выяснив всё, что произошло в этой обители или в других земных пределах со времени блаженного перехода на небо отца Дезидерия, постарайся тщательно записать это, вставляя в своих местах то, что в наше время Христос совершил в восточных землях через рыцарей пилигримов, и добавляя вместе с тем времена, места, лица и по крайней мере главнейшие деяния и битвы, а именно, с того времени, как эти пилигримы при помощи Божьей отправились в этот поход и до тех пор, пока они не возвратили святой град Иерусалим и не вырвали из рук нечестивцев святой и уважаемый гроб Христов, ради которого они главным образом и отправились в путь». После того как я храбро решился на это, то по мере сил приступил к тому, что вы велели, полагаясь на того, для кого всё возможно ¹⁰ и кто по своему щедрому благоволению часто открывает младенцам и неразумным то, что утаено от философов и кичащихся пустой славой¹¹, и приводя также в качестве причины, которая извинит грехи нашего невежества, волю такого славного повелевающего отца. И поскольку деяния аббатов со времён отца Бенедикта до восстановления церкви блаженного Мартина¹² уже изложены названным Львом, мы, начав писать от восстановления этой церкви, позаботились включить в эту историю то, что ещё не было записано о жизни святейшего Дезидерия, дабы третья книга не казалась по большей части оборванной, после чего намерены так или иначе описать деяния достопочтеннейшего и благочестивейшего аббата Одеризия и прочих следовавших за ним аббатов. Следует заметить, что всё, что здесь записано, мы взяли из регистров римских понтификов - Григория VII и его преемников, а также из деяний князей и герцогов, иногда передавая лишь общий смысл, а иногда вставляя их слова и деяния¹³, как те были записаны. Далее я включил сюда то, что отчасти слышал из уст достопочтенного аббата Сеньоректа¹⁴, в своё время замечательного мужа нашего чина, отчасти видел собственными глазами, отчасти узнал из рассказов наших старших братьев и других верных, со времени аббата Герарда, который принял меня в этой святой Монтекассинской обители в первое пятилетие моей жизни, и до сего дня. Кроме того, я записал также то, что недавно, почти три года назад, произошло в нашей обители при императоре Лотаре¹⁵, в то время как я участвовал в его походе и в интересах святейшего Монтекассинского монастыря присутствовал при императорском дворе в качестве посла, то, что я видел сам и принимал участие почти во всех делах и речах. Предвижу, что если это не будет неприятно вам, о святой отец, то и другим, полагаю, я буду угоден. Ибо я, как вы знаете, никогда не занимался свободными науками, но с пятилетнего возраста, когда я, как мы сообщали выше, по милости Христовой пришёл в это место, всецело отдался духовным описаниям и древним анналам, как то дал Господь, согласно нашему умению и способностям. Если кто-то будет говорить по этому поводу против нас и, признав меня пошлым и неучёным, кричать, что я, мол, вообще не должен был браться за такое сочинение, то пусть знает, что и чудеса нашего Искупителя почти сойдут на нет, если их исследовать с изворотливостью человеческого разума. Ибо тот, кто некогда отверз уста тупой скотине¹⁶, тот как хочет, насколько хочет и когда хочет, даёт слово в сердца своих рабов. Поэтому через писавшего псалмы пророка Он восклицает: «Открой уста твои, и я наполню их»¹⁷. И в другом месте: «Всякая мудрость есть от Господа Бога и всегда была вместе с ним, и есть до века»¹⁸. И Иаков говорит: «Если же у кого из вас недостаёт мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упрёков, и дастся ему»¹⁹. И вновь: «Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов»²⁰. И любимец Господа Павел, обитель Троицы, избранный сосуд²¹ и замечательный наставник церкви, восклицает: «Каждому даётся Духом: одному - слово мудрости, другому -слово знания, иному - дары исцелений, иному - разные языки, иному - истолкование языков, и всё это производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как ему угодно»²². Поэтому, если увидят в нас немного знания, немного ума, немного добра, это необходимо целиком приписать творцу всего сущего. Ведь Он сказал: «Ибо не вы будете говорите, но дух Отца вашего будет говорить в вас»²³, через которого, в котором и от которого, как известно, норма и начало всякой мудрости, всякого знания и всякого добра. И поскольку есть, возможно, кое-что, за что меня по праву могут порицать мудрые люди, пусть это вменяют нашему незнанию; если же не за что порицать, то пусть это приписывают не мне, а Богу, ибо мы, отторгнутые необходимостью и бурным временем от учёнейших мужей, населяющих это место, записали это сочинение не тем стилем, каким были должны. Ведь по свидетельству блаженного Григория, ум, рассеявшийся по многим предметам, останавливается на чём-нибудь одном²⁴. Ведь как портреты людей некоторые живописцы пишут красками на тёмных досках, нанося не характерные и не подходящие краски, так и история теряет величие прелестной красоты, если ум омрачён размышлениями и затуманен мраком мирских забот. Ибо одно совершает язык, другое - слух, третье - рассудок, который Бог вложил в ум человека. И блаженный отец и выдающийся наставник Августин, церковный орган, друг истинного жениха и храм Святого Духа, завещал в своих сочинениях, говоря: «Когда кажется, что мы что-то узнаём, мы ничего не узнаём, но скорее вспоминаем что-то из прошлых знаний, которые были в природе до греха»²⁵. Ибо в одних естественное знание стёрто из-за природного изъяна, в других же на короткое время сохранилось приукрашенным. Ум же историка не может блистать, пока он занят земными заботами и выгодами, ибо когда человека потрясают мирские бури, то одновременно сотрясается и ум, а когда человек отдыхает, то и ум точно так же отдыхает, как то обычно происходит вокруг огня, так что, когда он со всех сторон обложен соломой и нет никакого движения воздуха, то он не пожирает то, чем его обложили, и сам не гаснет; но, если его немного растормошить, он тут же обращается в пламя. Точно так же и ум, ограждённый разными заботами, не может заблистать к украшению речи и явить блеск и красоту. Вот и я, которого не украшает ни знание грамматиков, ни слава красноречия, ни опыт мудрых людей, но лишь естественный рассудок, который Иисус Христос, Бог и Господь мой, со своей обычной любовью вложил в нашу требующую спасения душу и ум, согласно воле вашей святости и по примеру вдовы, пожертвовавшей в храм две лепты²⁶, стараюсь пожертвовать вашему святейшему благочестию то, что могу, и стараюсь посвятить пусть не безупречное, не блестящее, не украшенное, не прекрасное, но убогое, путаное и малое. Поэтому, о Рай-нальд, отец блаженнейший из отцов во Христе, единственное в мире украшение мудрости левитов и монашеского чина, который решил избрать нас недостойных для такого труда, исправьте его, если вам угодно, вашей изящной и блестящей речью, обращая внимание не на убогость простого слова, но на полезнейшую для нашей обители историю. Ведь история - свидетельница времён, свет истины, жизнь памяти, учительница жизни, вестница древних времён²⁷, норма всех благ. Ибо подправить её подобает именно вам, кого милость высшего царя поставила колесницей и возницей духовного Иерусалима²⁸, наместником Бенедикта и аббатом аббатов. Но ещё упорнее я молю, чтобы вы искали в этом сочинении не силлогизмы слов, не риторические обороты, но, тщательно просмотрев любящим глазом сердца, постарались скорее улучшить его, исправить и устранить лишнее. Но пусть началом и концом нашей речи будет Господь Христос, который есть слово Отца, свет, украшение, блеск, мудрость, доблесть.