Остановка в Чапоме - Никитин Андрей Леонидович (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
- Бывшего директора МКПП?
Его самого, Бронислава Людвиковича. А что тебя удивляет? Бернотас до этого много где работал. В "Энергии" он был капитаном, так его колхозники потребовали убрать во время путины, из района Атлантики снимали. Потом его кто-то Гитерману рекомендовал, тот взял его директором МКПП и сам же вынужден был его выгнать, там у него приписки обнаружили. Тогда его Подскочему подсунули. Я Геннадию говорил: зря берешь, намаешься. Ну а тот уже согласился, назад не пошел. Потом Бернотас в колхоз взял, меховой цех и своего дружка Куприянова перетянул, который его в МКПП сменил... Отсюда все и идет! Вот, посмотри, я специально для тебя этот номер захватил, чтобы ты понял, что там после Геннадия творилось...
С этими словами Коваленко достает из черной кожаной папки номер газеты "Североморская правда", вышедший 13 ноября 1986 года. Вторую полосу почти целиком занял подготовленный североморским горкомом отчет "О письме коммуниста Г.А. Маркиной в ЦК КПСС".
Шрифт мелок, машину трясет, но я читаю с растущим интересом.
Экономист колхоза "Северная звезда" Г. А. Маркина, исполнявшая в то время обязанности секретаря парторганизации, обратилась в ЦК КПСС с письмом, в котором вскрывались весьма неприглядные факты. Как то обычно случается, письмо ее из Москвы было переслано в Мурманский обком, оттуда - в Североморский горком и в МРКС. По письму была проведена формальная ревизия в колхозе, результаты ее были обсуждены на партийном собрании. Председателю колхоза Л.М. Олейнику и его заместителю Б.Л. Бернотасу были объявлены выговоры, инженеру отдела кадров Ю.Н. Алексееву - строгий выговор с занесением в учетную карточку, а самой Маркиной - простой выговор... "за развал партийной работы"! Все как обычно, по отлаженному сценарию. Но Маркина решила не отступать и написала в ЦК вторично, указав, что проверка была поверхностной, подтвердившиеся факты во внимание не приняли, а потому просила еще об одной ревизии с представителями если не Москвы, то обкома. Обкому было некуда деваться, и пришлось колхоз ревизовать снова. Тому, что вскрылось при этой второй ревизии, и был посвящен газетный отчет.
Он был скуп, формален, избегал каких бы то ни было конкретных фактов, но даже те меры, которые вынуждено было принять бюро горкома, свидетельствовали о полном расстройстве колхозных дел. Если бы я хотел найти особо разительный пример, как отрицательно на колхоз повлияло осуждение его председателя, ничего другого не пришлось бы искать. Бернотаса и Алексеева было "рекомендовано" освободить от занимаемых должностей; за бесхозяйственность и "слабую организационную работу" председателю Олейнику объявлялся строгий выговор с занесением в учетную карточку. Поставлен был вопрос и о некоем А.М. Колеснике, "развалившем работу цеха товаров народного потребления"...
- Это что еще такое? - спрашиваю у Коваленко.
- Меховой цех, в просторечии,- кратко отвечает тот.- Читай дальше...
После развала работы цеха Колесник этот был назначен... заместителем председателя колхоза по всем подсобным промыслам, по-видимому чтобы уже развалить их все. Не по этой ли причине меня не хотели допускать в меховой цех? В колхозе было вскрыто поголовное пьянство руководящего состава, нераскрытые пожары, незаконные увольнения, полный развал социальной работы... За общими формулировками рисовалась картина разрухи, начальственного произвола, сведения счетов, коррупции. Резко упало качество продукции молочного цеха, был "завален" план рыбодобычи. И все это - за два последних года... - После того, как убрали Подскочего?
- Да. Это как раз убеждает меня, что он был виноват, но совсем не в том, за что его судили. Он позволил себя окружить разным людям, вроде Куприянова, о котором здесь почему-то ничего не сказано. Говорил я ему: не бери этот меховой цех, не соглашайся на него! От него вся зараза идет! Он же у меня был, и Куприянов был...
- Тот самый, что работал потом в МКПП?
- Тот самый, Николай Александрович Куприянов. Не знаю, откуда он появился, только сразу стал ходить в дружках у Бернотаса. Ведь когда решили делать этот меховой цех, чтобы там шить шапки, меховую обувь и меховую одежду для колхозников, сначала его предложили мне в колхоз. Я согласился. Заведовать им поставили Куприянова. А через полгода, когда мы начали первую ревизию, посмотрели документы, там была уже такая путаница, что я категорически заявил: куда хотите, но нам он не нужен! Шкуры шли в Прибалтику, оттуда возвращались, понять было ничего нельзя... Куприянова надо было сразу судить. А Каргин и Гитерман его пожалели, замяли дело, перевели в МКПП к Бернотасу. На мехцех поставили Колесника. Бернотас сейчас же подключился... и пошла карусель!
- Каргин? А при чем здесь Каргин?
- А я знаю? Наверное, ходил к Данкову или к прокурору, просил закрыть...
- По просьбе Гитермана?
- Чего не знаю, того не знаю. Только кто же еще станет Каргина о мехцехе просить?
Что ж, логика в этом есть. Но только логика. Что касается истины, то ее еще надо найти. Гитерман в Мурманске, возможно, придется идти к нему.
Выходит, опасения, что я попаду в мехцех и МКПП, вовсе не связаны с делом Гитермана. А с делом Подскочего? Или дело в том, что главные свидетели обвинения Гитермана "завязаны" на мехцех и МКПП? И они же сыграли какую-то роль, как предполагает Коваленко, в судьбе Подскочего... Статья в газете наводит на разные мысли, особенно фраза, что "по делам, касающимся колхоза, работа следственных органов продолжается". Газета объяснялась с читателями скорее знаками, чем словами, как если бы за всем этим стояло нечто столь вопиющее, о чем даже нельзя было говорить вслух. И я опять ощущаю острую неприязнь к Белокаменке - россыпи убогих домиков по склонам супесчаных холмов, покрытых неожиданной для здешних широт яркой зеленой травой, ромашками и березовыми рощицами, какой увидел ее впервые. Нет, не обманывало меня чутье в тот давний приезд! Здесь пахло бедностью и бедою, и потому, наверное, такое же грустное впечатление на меня произвел ее председатель, которому тогда было не до заезжего писателя.
А что меня ждет сейчас?
Присыпанная снегом Белокаменка, когда мы в нее въезжаем, выглядит столь же неприглядно, хотя и кажется чище. Невзрачность поселка словно подчеркивает новенькая "стекляшка" магазина - светлого, просторного, заполненного импортной одеждой и бельем, но значительно более скромного в отношении съестного. На крыльце правления встречает нас председатель - худощавый, подвижный, если не сказать суетливый, выше среднего роста, с выразительным лицом и красивыми глазами. Он появляется, исчезает, присаживается за стол, снова встает, куда-то убегает и больше напоминает встревоженного администратора, чем хозяина колхоза. Да и не хозяин он вовсе: уже через несколько минут выясняется, что у него ничего не организовано. Ищут каких-то людей, которых нет на месте, ищут работников столовой, которая оказывается на замке. Когда же находят, выясняется, что никто не побеспокоился приготовить хотя бы чаю для гостей, которые встали ни свет ни заря и ехали по морозу двести с лишним километров из Териберки. А ведь в териберском поморском хоре женщины все пожилые... Привыкнув к колхозному порядку, сходному на Севере с порядком на судне, мне странно видеть весь этот разброд, который пытается прикрыть своим худощавым телом председатель.
Подъезжает автобус с териберским хором, который мы обогнали по пути, с представителями колхоза имени XXI съезда КПСС, потом МРКСовская "Волга" с Немсадзе, Георги и фотографом. Пока приезжие переговариваются, рассматривают бумаги, готовятся идти в обход хозяйства, я прошу познакомить меня с парторгом колхоза, Леонидом Петровичем Аржанцевым. Он был председателем задолго до Подскочего и может рассказать о том, что здесь происходило. Одновременно прошу Олейника достать для меня личное дело бывшего председателя, чтобы перепечатать текст приговора. И то и другое он бросается выполнять с торопливой предупредительностью.
Все вокруг дружелюбны и внимательны, меня знакомят с людьми, разговор идет о погоде, о пирожках с мясом, которые принесла какая-то женщина из правления колхоза вместе с растворимым кофе и кипятком, но с момента приезда меня не покидает странное нервозное состояние. Ничего подобного не было ни Утром, ни по пути сюда, а сейчас я не могу отделаться от ощущения, что вокруг несутся вихревые потоки страха, тайного недоброжелательства, еще чего-то, чему я не могу найти объяснения и что действует угнетающе, диссонируя с внешне уютной и доброжелательной обстановкой.
