Перевал Дятлова. Загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на совет - Ракитин Алексей Иванович
Такая вот печальная повесть с мрачной нотой «до» в эпилоге. Однако поспешим успокоить впечатлительных читателей — это все чистой воды легенда, всего лишь элемент шикарного мифа, придуманного Doctor’oм: никакого «дела КГБ» он не видел, расследований никаких не вел и в катастрофах не погибал. Однако заслугу этого талантливого мифомана переоценить трудно — он первым обратил внимание на очень странную фигуру Семена Золотарева.
Уже гораздо позже исчезновения Doctor’a другой серьезный исследователь трагедии группы Игоря Дятлова, упоминавшийся не раз Алексей Коськин, ввел в оборот ряд необыкновенно интересных документов, связанных с Семеном Золотаревым. Речь идет об автобиографии последнего, написанной в 1948 г. во время обучения на втором курсе Государственного института физической культуры Белоруссии (ГоИФКБ), двух характеристиках, полученных Золотаревым по результатам прохождения практик в минских школах, и «Учетной карточке инструктора туризма», содержащей летопись туристических достижений Семена. Кроме того, большой информационно-просветительский интернет-портал «Подвиг народа» обнародовал документы, связанные с награждением Золотарева орденом Красного Знамени в мае 1945 г., что позволило под новым углом взглянуть на жизненный путь этого человека.
Перечисленные выше документы необыкновенно интересны сами по себе, но не в этом их главная ценность — в контексте исторических реалий 1940—50-х гг. они дают весьма богатую пищу для размышлений. И заставляют сделать некоторые прелюбопытнейшие выводы. Проанализируем эти документы и попытаемся понять, что же там написано между строк.
Начнем с автобиографии Семена Александровича. Этот документ представляет собою приложение к анкете, заполняемой в обязательном порядке для отдела кадров при трудоустройстве или поступлении в учебное заведение. Золотарев, как видим, написал автобиографию почему-то в конце второго курса (впрочем, тому могут существовать вполне невинные объяснения — его попросили переписать прежнюю автобиографию с целью уточнения неких деталей либо автобиография была написана для оформления допуска к занятиям на военной кафедре, начинавшимся в советских вузах обычно на третьем курсе. Следует подчеркнуть, что обязательное обучение на военных кафедрах во всех советских вузах вводилось с 1 сентября 1944 г. по постановлению Совета Народных Комиссаров СССР № 413 от 13 апреля 1944 г., т. е. Государственный ордена Трудового Красного Знамени институт физической культуры Белоруссии также осуществлял подготовку офицеров запаса). Самое интересное в документе, обнаруженном Алексеем Коськиным, — не время написания, а содержание.
Надо сказать, что документы такого рода заполнялись с соблюдением строгих формальных требований как по оформлению, так и содержанию. Часть таковых излагалась в «шапке» документа, на его первой странице, служившей своего рода памяткой автору, часть — сообщалась работником отдела кадров при выдаче бланка в виде напоминания («писать развернуто, без сокращений, помарок, зачеркиваний и подчеркиваний, отразить все изменения в документах, смену имен и фамилии, свадьбы-переезды-разводы, ничего не упустить…»). Впрочем, написание автобиографии — это как езда на велосипеде: если один раз у тебя получилось, то полученный навык не утратишь. Поэтому «кадровики» обычно обходились без долгих наставлений и лишь осведомлялись: «Писать автобиографию уже доводилось? Как это делать, знаете?»
Семен Алексеевич Золотарев к июню 1948 г., разумеется, уже прекрасно знал, как надо правильно писать автобиографию. Можно не сомневаться, что он уже не раз сочинял такого рода документы. И тем удивительнее многочисленные «косяки», нестыковки и умолчания, которыми изобилует вышедший из-под его пера текст. Их появление невозможно объяснить неловкостью слога, письменная речь Семена как раз очень легка, текст прост и читабелен. Но имеющиеся в автобиографии Золотарева «области умолчания» не только недопустимы для советского студента тех лет, но и по-своему красноречивы. Они очень многое способны рассказать об этом человеке даже спустя шесть с лишним десятилетий. Попробуем предвзято разобрать этот замечательный документ.
Четкий, выработанный почерк Семена Золотарева ясно свидетельствует о том, что ему немало доводилось работать письменными принадлежностями. Что, вообще-то, несколько удивляет, когда знакомишься с обстоятельствами его жизни. Родившийся 2 февраля 1921 г. в станице Удобная Краснодарского края Семен вступил в комсомол в 1938 г., а 10-летнюю школу закончил только в 1941 г., т. е. в возрасте 20 лет. Само по себе это событие не следует считать чем-то необычным для того времени — такое встречалось довольно часто (не станем вдаваться в причины, просто примем как факт). Закон СССР «О всеобщей воинской обязанности», принятый Верховным Советом СССР 1 сентября 1939 г., предусматривал возможность предоставления отсрочки от призыва учащимся средних школ для окончания обучения, но до тех лишь пор, пока им не исполнится 20 лет. Весеннего призыва в СССР не существовало вплоть до 1967 г., поэтому Золотарев, которому 20 лет исполнилось в самом начале 1941 г., спокойно дожидался осени (призыв проходил в период с 15 сентября по 15 октября). И даже начавшаяся 22 июня 1941 г. Великая Отечественная война не сразу его задела. Так что с призывом на действительную военную службу у Семена все обстояло благополучно, хотя с точки зрения современных представлений — несколько странно. Но странность эта, как было показано, кажущаяся.
Настоящие странности возникают дальше. Итак, на действительную военную службу Семена Александровича Золотарева призвали 19 октября 1941 г., а в первый бой с фашистскими захватчиками он вступил аж 10 мая 1942 г., т. е. спустя почти 7 месяцев. Принимая во внимание, как перемалывались осенью и зимою 1941-го добровольческие дивизии, поспешно сформированные из жителей Москвы и Ленинграда и немедля брошенные на передовую, задержке в 7 месяцев нельзя не удивиться. Подобной задержке в ту невеселую годину обрадовался бы любой призывник…
Однако дальше — больше. В совершенно удивительных выражениях Золотарев описал свое участие в Великой Отечественной войне: «В бой вступил 10 мая 1942 года и после этого на боевых операциях, боевых заданиях был на протяжении всей войны». Советское кадровое делопроизводство четко разграничивало службу в Действующей армии и участие в боевых действиях. Дело в том, что за последние выслуга считалась по принципу «сутки — за трое». Участие в боевых действиях отражалось в солдатской книжке записями, сделанными строевой частью полка (либо отдельной воинской части — бригады или батальона) на основании приказа по армии. Приказ четко фиксировал эту дату, буквально с такой формулировкой: «С (такого-то числа) считать Армию участвующей в боевых действиях». И для всех военнослужащих этой армии выслуга считалась с этого дня «сутки за трое», пока новый приказ по армии не отменял действие старого. Все периоды времени, в течение которых армия считалась воюющей на фронте, фиксировались в солдатских книжках всех солдат этой армии наподобие того, как в трудовых книжках мирных граждан отражался трудовой стаж. И пограничник, отсидевший всю войну на острове Врангеля или на Чукотке, ни при каких условиях не мог быть признан участником боевых действий, хотя и отбыл все это время призванным на действительную военную службу. (Тут же можно указать и на то, что на военнослужащих офицерского состава, принимавших участие в боевых действиях, распространялось право ускоренной выслуги воинского звания с переходом на очередное высшее звание — это была весьма существенная льгота, которой были лишены остальные офицеры Действующей армии. К Золотареву данная норма отношения не имела — он был сержантом, но для иллюстрации сказанного выше вполне годится.)
Все фронтовики эти нюансы прекрасно знали. И работники отделов кадров по всей нашей необъятной стране знали разницу между «службой в действующей армии» и «участием в боевых действиях». И в анкетах, и в автобиографиях обычно делалась краткая типовая запись примерно такого содержания: «В период с (дата) по (дата), с (дата) по (дата) и с (дата) по (дата) принимал участие в боевых действиях». Допускались уточнения в произвольной форме типа: «Принимал участие в освободительном походе Красной Армии в Восточную Европу», или «освобождал братскую Украину от фашистского ига», или «Участник битвы за Кавказ». Это пожалуйста… но упоминать о «боевых операциях» и «боевых заданиях» почиталось совершенно неуместным. И так понятно, что на фронте операции и задания «боевые», а рассказы рассказывать про то, как касками «мессершмиты» сбивались, в отделе кадров не надо, эти басни нужно поберечь для другого места и иной компании.
