Серп и молот против самурайского меча - Черевко Кирилл Евгеньевич (читать книги полностью .TXT) 📗

На следующий день Хирота подтвердил, что в результате вооруженного столкновения с китайцами японские войска захватили железнодорожную станцию и часть города Куанчэнцзы, но затем покинули их, оставив лишь небольшой отряд для предотвращения контратак китайцев.

2 октября Литвинов вновь выразил в беседе с Хиротой обеспокоенность захватом японцами не только Мукдена и Гирина, но и других населенных пунктов Маньчжурии, а также поощрением деятельности в этих районах белогвардейских лидеров, прежде всего атамана Семенова, готовящего восстание против властей МНР и угрожающего нормальному функционированию западной части КВЖД около г. Барга.

Хирота признал дальнейшее продвижение японских войск, предпринятое в связи с угрозой японским гражданам в этом районе со стороны китайских солдат, не подчиняющихся своим властям, и заверил собеседника, что японское правительство стремится к скорейшей нормализации обстановки в этих районах. Об активизации деятельности белогвардейцев он не сообщил никаких сведений. И только 13 октября он известил, что Токио не поддерживает их действия.

Лишь 28 октября 1931 г., через 40 дней после начала агрессии Японии в Северо-Восточном Китае, Карахан, пригласив к себе Хироту, заявил ему не о протесте против применения Японией вооруженных сил в Китае, что представляло собой явное нарушение ее обязательств не только по Портсмутскому договору 1905 г., но и по Парижскому пакту 1928 г. (Пакту Бриана – Келлога) о недопущении агрессии, а о том, что СССР придерживается в этом вооруженном конфликте политики строгого нейтралитета (по аналогии с позицией Японии в советско-китайском вооруженном конфликте 1929 г.. когда СССР считал, что она, как и любое другое государство, не имеет права брать на себя функцию «блюстителя этого пакта»).

Через несколько дней в своей речи, посвященной 14-й годовщине Октябрьской революции, председатель СНК СССР В.М. Молотов подтвердил, что позиция Советского Союза заключается в невмешательстве в события в Маньчжурии. Правда, при этом Молотов заявил, что действия Японии в Маньчжурии не могут быть оправданы, как об этом писали японские газеты и видные сторонники политики большевизации Северо-Восточного Китая.

Такая позиция СССР определялась мнением Сталина, не без основания считавшего, что в результате осуществления «нового курса» в экономике [81] Советский Союз не накопил еще достаточно сил для отпора усиливавшейся в военном отношении Японии.

Так, 14 сентября 1931 г. в письме Л.М. Кагановичу, замещавшему Сталина в его отсутствие в Политбюро, Сталин писал: «С Японией нужно поосторожнее. На своих позициях стоять нужно твердо и непоколебимо, но тактика должна быть погибче, поосмотрительнее… Не пришло время для наступления». И далее: «Наше военное вмешательство, конечно, исключено, дипломатическое же вмешательство сейчас нецелесообразно, так как оно может лишь объединить империалистов, тогда как нам выгодно, чтобы они рассорились… В печати надо вести себя так, чтобы не было никаких сомнений в том, что мы всей душой против интервенции. Пусть „Правда“ ругает вовсю японских оккупантов, Лигу Наций как орудие войны, а не мира. Пакт Келлога как орудие оправдания оккупации, Америку как сторонницу деления Китая… „Известия“ должны вести туже линию, но в умеренном, осторожном тоне… Следовало бы особо навострить коминтерновскую печать и вообще Коминтерн. Этого будет пока достаточно» [82].

Осторожная линия советских официальных властей в отношениях с Токио, в соответствии с указаниями Сталина, проводилась и в дальнейшем. Когда японские войска 19 ноября 1931 г. завершили оккупацию г. Цицикар, второго после г. Харбин центра Северной Маньчжурии, СССР высказался против использования КВЖД Квантунской армией. Однако после того, как власти Маньчжоу-го, совместно с которыми Советский Союз осуществлял управление этой дорогой, согласились на перевозку по ней японских военных грузов и японских войск, Советский Союз в течение некоторого времени воздерживался от возражений против этого, сохраняя в целом неизменной свою политику невмешательства в отношении японской агрессии на новом этапе ее эскалации [83]. Согласившись на такие перевозки на КВЖД, советские власти тем не менее, симпатизируя китайцам, особенно тем, которые были связаны с Компартией Китая, стали постепенно чинить все большие препятствия в тех случаях, когда японцы перевозили по этой железной дороге не гражданские, а военные грузы.

Оказываемая одновременно помощь с советской стороны китайским вооруженным формированиям (например, в конце октября 1931 г. сопротивлявшемуся японцам китайскому генералу Ма Чжаншаню была передана большая партия оружия и боеприпасов [84]), вызывала протест со стороны Токио. Японцы насильственно реквизировали железнодорожные составы для своих военных перевозок. Усиление напряженности в советско-японских отношениях вынудило СССР привести войска на границе с Китаем в конечных пунктах КВЖД в состояние боевой готовности.

Разумеется, эти действия осуществлялись по указаниям высшего советского партийного и военного руководства, прежде всего Сталина. Как писал после начала событий в Маньчжурии редактор газеты «Известия» И.М. Гронский члену Политбюро ЦК ВКП(б) В. В. Куйбышеву, «все, что касается Японии и дальневосточных дел, проходит через него» [85] и наркома по военным и морским делам Ворошилова. О повышенном внимании к событиям в Маньчжурии свидетельствует и письмо Сталина Ворошилову, находившемуся в командировке в восточных районах СССР, от 27 ноября 1931 г.

В этом письме Сталин писал, что СССР подходит к японскому вторжению в Маньчжурию как к серьезному и важному событию, так как Япония рассчитывает захватить силой также Пекин и прилежащие к нему районы с помощью группы китайских феодалов, с тем чтобы сформировать правительство Китая, конкурирующее с правительством Чан Кайши в Нанкине, и в следующем году возместить им их территориальные потери в Маньчжурии за счет советского Дальнего Востока и, возможно, Монголии.

Сталин писал далее, что, претворяя в жизнь этот план, Япония будет стремиться защитить себя и Северный Китай от «дурного влияния большевиков», сделать невозможным сближение между СССР и Китаем и создать свою мощную экономическую и политическую базу на Азиатском континенте, с тем чтобы подготовиться к войне с США, причем если Япония не реализует этот план в 1932 г., она окажется в ловушке между милитаризирующейся Америкой, революционным Китаем и быстро развивающимся и стремящимся выйти на просторы Тихого океана Советским Союзом. (Позднее это было бы уже поздно, так как СССР успел бы предпринять необходимые оборонительные меры.)

По мнению Сталина, осуществление этого плана зависело от ряда благоприятных для Токио факторов, а именно: 1. попустительство ведущих империалистических держав, прежде всего США; 2. задержка с развертыванием активного антияпонского движения сопротивления в Китае; 3. отсутствие мощного революционного подъема в Японии, признаков которого в это время не наблюдалось и 4. пренебрежение со стороны СССР серьезными военными и невоенными превентивными мерами против такого плана.

В заключение, отмечая, что нейтралитет в отношении Японии, несмотря на ее вторжение в Маньчжурию, способствует успеху на переговорах с Польшей о пакте о ненападении, Сталин подчеркивает, что главное в условиях, сложившихся в результате японской агрессии в Китае, состоит в том, чтобы после возвращения Ворошилова в Москву приступить к разработке плана укрепления обороны СССР на Дальнем Востоке [86].

3. ПРЕДЛОЖЕНИЕ СССР ЯПОНИИ ЗАКЛЮЧИТЬ ПАКТ О НЕНАПАДЕНИИ (1931—1932)

Москва продолжала стремиться к мирному урегулированию в Маньчжурии. В конце декабря 1931 г. нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов предложил японскому послу во Франции Ю. Ёсидзаве, возвращавшемуся из Парижа через Москву в Токио, где он должен был предположительно занять пост министра иностранных дел, заключить советско-японский договор о ненападении, который мог бы стать важным инструментом в деле улучшения советско-японских отношений. В январе 1932 г. для выяснения реакции Токио на данное предложение советский полпред в Токио А.А. Трояновский посетил с этой целью премьер-министра Японии Ц. Инукаи. Полпред СССР заявил, что в случае заключения договора о ненападении Советский Союз готов будет даже признать марионеточное государство Маньчжоу-го, то есть фактически согласиться с результатами японской агрессии против Китая.